Далеко от Москвы - Ажаев Василий Николаевич - Страница 91
- Предыдущая
- 91/164
- Следующая
Грубский не выдержал взгляда парторга и отвернулся.
— Я тоже живой человек, и мне трудно не отвечать Беридзе, — тихо сказал он, словно обращаясь к одному Залкинду. — Поэтому и срываюсь с делового тона на полемический. Прошу верить, что я глубоко убежден в ошибочности идей главного инженера. — Он помолчал, потирая трясущейся рукой высокий, сдавленный в висках, лоб. — Мне бы оставалось только поздравить его с блестящей победой и поклониться ему до земли, если бы все то, что он предлагает, было научно аргументировано и технически осуществимо. Беда в том и состоит, что желание пособить делу и темперамент Беридзе мешают ему самому трезво увидеть поспешность и ошибочность своих выводов... Снова и снова повторяю: наш проект сделан усилиями людей, трудившихся долгое время. Решения наши появились не случайно. Почему был выбран правый берег, когда мы искали направление трассы? Неужели мы не видели выгод левого берега — тех выгод, которые увидел Беридзе? Видели, но ведь левый берег в ряде мест затапливается паводковыми водами, причем в истории Адуна известны годы, когда разлив по левому берегу принимал размах катастрофы. Не трудно понять: для затопленного нефтепровода возможные разрывы стыков означают длительную приостановку его работы. Тут нечего и спорить. Достаточно заглянуть в техническую литературу, чтобы убедиться: иностранные авторитеты запрещают прокладывать трубопровод в условиях, подобных левому берегу.
Грубский открыл один из лежавших перед ним томов и на английском, потом на русском языках прочитал две выдержки в подтверждение своих слов.
— У меня своя голова на плечах, — сказал Беридзе. — Я не намерен во всем слушаться ваших немецких и американских авторитетов. Они не боги, они весьма нередко ошибаются, и далеко не все им известно!
— Мнения их не может игнорировать ни один грамотный инженер, — с достоинством ответил шокированный Грубский, подняв над головой толстую книгу. — Левый берег исключается, а если так — приходится отказываться от его соблазнительных выгод. Придется все-таки строить в Ольгохте вторую насосную станцию, хотя, понятно, приятнее было бы обойтись без нее. Считаю, что даже и при левобережном варианте рискованно отказываться от второй станции. Представьте себе, какое напряжение создастся в перекачке, если станция на материке будет только одна. Когда-нибудь мы окажемся в нелепом положении: давления этой станции вдруг нехватит, чтобы догнать нефть до Новинска. Что тогда прикажете делать?..
Грубский перевел дыхание и отер мокрый лоб белоснежным платком.
— Придется также строить два перехода через Адун, он дважды пересекает трассу на правом берегу. Придется населению Адуна обойтись пока без дороги к Новинску, которая — согласен с главным инженером — куда нужнее на левом берегу, чем на правом. Остальные его предложения сводятся к тому, чтобы всячески обкарнать, урезать и сократить техническое оснащение будущего нефтепровода. Можно, разумеется, и обкарнать, только прежде стоит подумать о тех неудобствах и ограничениях, кои появятся при эксплуатации сооружения. Я боюсь...
— Вы боитесь всего на свете! — не вытерпел опять Беридзе. — Как инженеру, вам должно быть известно: в работе любого механизма и сооружения есть пределы и ограничения!
Батманов слегка покачал головой, сдерживая Беридзе. С неослабевающим вниманием он слушал Грубского и видел замешательство на лицах участников совещания. То и дело взгляд его встречался с обеспокоенным, почти молящим взглядом Алексея. И чем больше Батманов слушал Грубского, выверяя свое отношение к его опровержениям, тем светлее и легче становилось у него на душе.
— Приведу всего два примера, чтобы убедить вас в рискованности сокращений и урезок, — продолжал Грубский. — Нам предлагают сначала строить одну нить на переходах. Не годится! Нужно непременно и сразу именно две нити. Представьте себе, произошел разрыв одного трубопровода в проливе или в реке под водой. Что тогда делать, если запасной нити нет? Перекачка нефти остановится на все время, пока не починят единственный трубопровод. Хорошенькая это будет работа!.. Нам предлагают сократить объем цистерн на узлах. Не годится! Нужны непременно большие цистерны, так как в случае разрыва стыков трубопровода где-нибудь на участке часть трубопровода, предшествующая месту разрыва, будет качать нефть в промежуточные цистерны на узлах. А если этих больших цистерн не окажется — куда же качать нефть? Опять останавливать нефтепровод? Плохо придумано, очень плохо!..
Грубский замолчал, но не садился. Выждав, Батманов спросил у него:
— Вы закончили?
— Закончил, — ответил Грубский и посмотрел на Тополева, сидевшего в стороне в глубоком кресле. Старик за все время не подал голоса. — Не хотел я вовсе касаться предложений по проливу, так как они, на мой взгляд, не выдерживают критики. Но главный инженер с таким жаром и серьезностью говорил о них, что нельзя, очевидно, обойти молчанием и эту часть проекта. Я категорически против зимней сварки. Беридзе не может не знать, что это считается противопоказанным в технике. — Грубский почти торжественно поднял над головой еще одну толстую книгу. — Что же касается взрывного метода рытья траншеи в проливе, то это вообще ребячья выдумка.
— За этим предложением стоит мудрость сорокалетнего труда русского инженера Тополева! — с негодованием воскликнул Алексей.
Все посмотрели в сторону Кузьмы Кузьмича и улыбнулись — он сидел безучастно и, кажется, подремывал.
— Очень ценю многолетнюю деятельность инженера Тополева, но честно скажу: предложение его совсем не мудро. Это же смешно: для заглубления взрывчатки водолазы должны подо льдом и водой ковырять морское дно! Может быть, тогда есть смысл вообще поручить водолазам вручную выкопать траншеи в проливе?
— Вам уже толковали, что мы не собираемся ковырять дно и заглублять взрывчатку, — послышался вдруг басовитый, густой голос Тополева. Он поднял голову и сердито смотрел на своего бывшего патрона. — Ведь не поняли ни черта, а беретесь критиковать! Мы опустим заряды на дно, произведем взрывы — и дело с концом.
— Вы взорвете только воду и лед! — усмехнулся Грубский, довольный тем, что вызвал старика на полемику.
— Вздор! — бросил ему Тополев с презрением. — Взрывчатка ударит с равной силой и вверх — в толщу воды и льда, и вниз — в землю. Удар вниз образует траншею.
— Сомнительно! — усмехнулся Грубский. — Очень сомнительно!
— Я сам буду проводить в жизнь свое предложение и приглашаю этого скептика прокатиться на пролив,— обратился Тополев к Батманову. — Коли он не боится простуды, то получит возможность увидеть то, что еще не написано в его толстых заграничных книгах, припасенных на все случаи жизни!..
В наступившей тишине, когда Грубский, наконец, сел на место, собравшиеся, не исключая Залкинда и Беридзе, обернулись к Батманову. Он молчал и сейчас, как бы выжидая, и скользил взглядом по лицам сидевших перед ним людей. Ковшов нетерпеливо по-студенчески поднял руку, прося слово. Начальник ответил ему чуть заметной улыбкой, и Алексей успокоился, поняв: говорить больше не надо, все скажет сам Батманов. Василий Максимович потушил папиросу, что-то шепнул Залкинду и поднялся, одергивая ладно сидевшую на нем гимнастерку.
— Я вижу большую объективную пользу в том столкновении, которое происходило на наших глазах, — заговорил Батманов. — Позиции нашего проекта, — он выделил слово «нашего», — стали теперь яснее и тверже. Товарищ Грубский только осуждает, сам же ничего предложить не хочет, И получается, что рожденный в рекордно короткий срок новый проект — единственный выход из положения. Было бы, конечно, плохо, ежели бы мы слепо ухватились за предложения Беридзе и его помощников, не разобравшись в них толком. Мы проявили бы безрассудную младенческую доверчивость, а она нам не к лицу. Однако в новом проекте все в пределах нашего понимания, нет в нем особенно мудреных вещей, и мы видим, знаем, убеждены, что новые технические решения достаточно солидны, обоснованы, покоятся на расчетах и наблюдениях, на опыте целого коллектива инженеров, а не только одного Беридзе. Эти решения смелые? Да! Но мы и сами не робкого десятка. Они рискованны, предложения наших инженеров? Да, рискованны! Но мы и не боимся риска. Наш риск совсем не безрассуден и не слеп. Риск Беридзе — это риск новатора, а мы всю техническую революцию в нашей стране совершили, кое-чем рискуя.
- Предыдущая
- 91/164
- Следующая
