В тихом омуте - Миллар Маргарет - Страница 40
- Предыдущая
- 40/48
- Следующая
После этого эпизода Эстер не подходила к телефону и не принимала никого, кроме адвокатов, которые занимались официальным утверждением завещания Рона. Это было необыкновенно простенькое завещание для такого богатого человека. Никаких ценных бумаг не было завещано детям в целях обеспечения их будущего, за исключением мелких посмертных даров все было оставлено Эстер, как будто Рон больше доверял ее рассудительности и здравому смыслу, нежели своим аналогичным качествам. Адвокаты приносили бумаги, Эстер их подписывала, они уходили, потом снова приходили с новыми бумагами. Какое-то время эти посещения оставались единственной связью Эстер с внешним миром.
Она сидела взаперти, бродила по комнатам огромного дома, искала, чем бы заняться, поправляла и без того висевшие прямо картины, протирала пепельницы, которыми никто не пользовался, передвигала стулья, даже если они были переставлены всего несколько часов назад, читала вслух мальчикам каким-то новым тихим и отрешенным голосом, который почему-то успокаивающе действовал на них. Приступы невыразимой печали и гнева, характерные для Эстер в начале ее вдовства, со временем начали стихать, оставив после себя своего рода примирение с судьбой и мысли о будущем. Эстер стала понимать, что она не единственная жертва катастрофы, что Телма, в конечном счете, страдает больше, чем кто-либо другой. В ней росло желание позвонить Телме, отчасти из жалости, отчасти из любопытства, но она побаивалась сделать это сразу, ибо не знала, как Телма поймет такой ее поступок.
В качестве промежуточного шага Эстер попробовала связаться с Гарри через его контору. Ей сообщили, что неделю назад Гарри покинул Канаду, и его местопребывание пока что неизвестно, так как главная контора фирмы, ведающая переводами в Соединенные Штаты, находится в Детройте.
На следующий день после обеда она получила скверно напечатанное на машинке письмо от Гарри с почтовым штемпелем Канзас-Сити, штат Миссури.
"Дорогая Эстер! Я собирался попрощаться с вами, но мне сказали, что вы больны. Надеюсь, теперь вам лучше, и вы стойко держитесь под тяжестью свалившегося на вас несчастья. Как вы, очевидно, уже знаете, мы с Телмой решили разъехаться, я подал просьбу о переводе, и вот очутился здесь. В этом городе все, как у нас, даже климат, хотя здесь вроде бы потеплее, потому что нет озера.
Я чувствую себя так же, как в детстве, когда впервые был оторван от дома и помещен в пансионат, внутри у меня какая-то студенистая масса, которая постоянно дрожит от тоски по дому. Хуже всего ночью. Весь день я занят. Приходится трудиться. Город большой, а я должен знать его не хуже, чем Торонто, если хочу быть полезным Компании. Они дали мне служебную машину; кстати, все ко мне хорошо относятся, и в смысле работы жаловаться не на что. Если бы мне еще избавиться от болезненного ощущения пустоты внутри!
Я перечел первую страницу этого письма и понял, что для человека, которому не на что жаловаться, я слишком много хнычу! Простите меня, Эстер. Вам хватает своих горестей, а я, как паршивый пес, лезу с моими.
Телме я послал три заказных письма, но она не ответила. Я знаю, ни одна из вас не свернет с пути, чтобы навестить другую, но, если вы услышите что-нибудь о ней от Ральфа, Билли Уинслоу или Джо Хепберна, пожалуйста, дайте мне знать.
Мне надо бы сказать вам о многом, но я почему-то не могу этого сделать. Впрочем, мне хочется, чтобы вы знали одно: я беру на себя полную ответственность за то, что случилось. Виноват один я. Мне следовало быть более осмотрительным, подозрительным и Бог знает каким там еще. Не могу вдаваться в подробности, они носят слишком личный характер, но повторяю: виноват был я один. Если бы не моя слабость и мое тщеславие, Рон сегодня был бы жив. Прошлой ночью мне приснилось, что я убийца, должно быть, в душе я и чувствую себя таковым.
В следующий раз постараюсь написать что-нибудь повеселей. Берегите себя, Эстер.
Любящий вас Гарри".
Вот уже второй раз за неделю Эстер наткнулась на слово "убийство".
Она перечитала вторую страницу письма и подумала: как простодушен Гарри, если думает, что виновником трагедии мог быть один человек! В ней участвовало много действующих лиц, не только главные персонажи, но и статисты, и машинист сцены, и рабочие сцены, дожидавшиеся за кулисами.
С той же почтой пришло письмо с печатным заголовком на листе почтовой бумаги, содержавшем шесть имен и адрес адвокатской фирмы, однако послание оказалось совершенно неофициальным:
"Дорогая Эстер! Я хотел бы заглянуть к Вам рано утром в пятницу. Никаких бумаг подписывать не надо, но необходимо кое-что обсудить.
Искренне Ваш Чарльз"
Чарльз Бирмингем, высокий, сурового вида мужчина, которому не так давно перевалило за шестьдесят, говорил с сильным британским акцентом, приобретенным в Оксфорде и сохранившимся в неприкосновенности в течение сорока лет. Одевался он настолько строго, что всегда казалось, будто он идет на свадьбу или на похороны, а его холодные рыбьи глаза говорили о том, что ему безразлично, которая из этих церемоний ему предстоит.
Эстер не любила его, а он считал ее глупой, так что о духовном общении не могло быть и речи.
Он изложил цель посещения без околичностей:
– Миссис Брим наняла адвоката.
– Понятно. Я как раз вчера получила письмо от Гарри, в котором он сообщал, что они разъехались.
– Боюсь, вы не улавливаете сути, – сказал адвокат таким тоном, точно хотел добавить: "как и все женщины". – Речь идет не об их разводе. Оно касается будущего ребенка миссис Брим. Если бы Рон не был таким идиотом и не написал это письмо, а вы не поспешили бы отдать его в руки полиции, у нас был бы прекрасный шанс выиграть дело.
– Выиграть дело? Вы намерены затеять тяжбу?
– Я сделаю все возможное. Как ваш поверенный я обязан защищать ваши денежные интересы.
– А мое слово что-нибудь значит?
– Естественно, но обычно клиенты следуют совету своего адвоката.
– Да? – Эстер улыбнулась ледяной улыбкой. – Но я не всегда придерживаюсь обычаев.
– Я в этом не сомневаюсь. Однако надеюсь, что в этом деле ваше отрицательное отношение ко мне лично не помешает вам принять разумное решение.
– Мне не улыбается перспектива предстать перед судом, вовсе нет.
– Если против вас возбудят дело, придется явиться.
– Что ж, сделайте так, чтобы мне не пришлось этого делать. Почему не придти к полюбовному соглашению, как цивилизованным людям?
Поднятые брови Бирмингема ясно выразили его невысокое мнение о таком предложении.
– Но, дорогая Эстер...
– Я не хочу ни скандалов, ни шумихи.
– Скандал уже состоялся.
– Я знаю. – Эстер вспомнила странный тихий голос в телефонной трубке, свой панический ужас, из-за которого не могла ни ответить, ни повесить трубку. – С этим надо покончить. Я боюсь выходить из дома, боюсь посылать мальчиков в школу. У меня такое чувство, что за нами следят.
– Кто?
– Не знаю.
– Так что же вы предлагаете?
– Дать Телме денег, с тем чтобы она уехала из города. Когда ее здесь не будет, слухи утихнут, люди забудут о скандале, и я снова начну жить.
– Сколько?
– Пятьдесят тысяч долларов. Для меня ее исчезновение стоит того.
– А если она откажется?
– Не вижу для этого причин. Здесь ее не ждет ничего, кроме стыда, унижения и насмешек.
– Может, она этого и хочет – самоистязания и самоуничижения.
– Для этого Телма недостаточно чувствительна.
– Дорогая Эстер, в моей профессии одной из первых познаешь истину, что по внешности нельзя судить о том, кто чувствительный, а кто нет, и довольно долгое время не можешь наверняка определить, какое решение наиболее разумно. Насколько мне известно, миссис Брим – не заурядная femme fatale, за которой тянется шлейф любовных связей с женатыми мужчинами. Это добропорядочная женщина, впавшая в грех, которому обычно не поддаются добропорядочные женщины. А уж если такое случается, они страдают. Миссис Брим страдает, страдает вдвойне из-за трагических последствий своей измены. И мне кажется, что, пребывая в таком расположении духа, она едва ли согласится на ваше предложение купить ее отсутствие.
- Предыдущая
- 40/48
- Следующая
