Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/150
• Следующая

По правде говоря, и Авка позабыл про многое: и про осторожность, и про возможные неприятности, и… даже про Звенку. Ему виделся теперь только сухой осокорь с черным дуплом. Что там? И душа томилась ожиданием таинственных событий. И двое мальчишек в этой душе уже не спорили друг с другом — оба стремились на Щетинистый остров.

Впрочем, Звенка позабылась ненадолго. Скоро ее лицо (ну некрасивое же!) опять замаячило перед внутренним Авкиным взором. И когда Авка окликнул через забор Гуську, и тот быстро перелез, и они сели на крыльцо, Авка не стал ничего скрывать:

— Вот что, Гусенок… Я, кажется, совсем…

— Что?

— Ну, это… влюбился.

— В ту самую? — с пониманием сказал Гуська. — В Звенку?

— Ну, в кого же еще! Не в баронессу же… Можешь теперь презирать меня. Говорить «бзяка-влюбляка»…

— Что ты! Не буду… Я же понимаю… Я, может, сам бы в нее влюбился, если бы она была помоложе…

Оказывается, он держал в кулаке зеленого зайчонка. Звенкин подарок.

— Ведь некрасивая же… — с тихим надрывом сказал Авка.

— Да… А все равно… — Видимо, Гуська и вправду все понимал, хотя и хлястик.

— Тогда слушай, — выдохнул Авка. И рассказал все. Про Мукку-Вукку, про китов, про неведомые подземные пространства. И про свой отчаянный план.

Гуськины глаза сделались большущими. И сырыми.

— Мукка-Вукка твоя — настоящая дура! — звонко сказал он. — Вот сгинешь там где-нибудь! Как тебя искать?

— Может быть, и не сгину…

— Ага, «может быть»… Тогда… Тогда вот что! Полезем вместе!

— С ума сошел?

— Нет, не сошел!.. Ну, или сошел! Все равно! Или прибей меня на месте, или я все равно не отцеплюсь! — Гуська вскочил и до подмышек подтянул свои великанские штаны с красной заплатой.

У Авки даже в глазах защипало от такой преданности. На секунду. Но он сурово сказал:

— Не выдумывай, Гусь! Я имею право рисковать только своей головой!

— А я тоже… своей…

— Сделаем вот что. Ты проводишь меня до осокоря. Потом вернешься и скажешь, что я укатил в деревню к Бастику Каталке…

— Нет! Я лучше с тобой!

— Кто из нас старший? Ты или я? Делай, что тебе говорят… А если не вернусь через три дня, скажешь правду. Пусть тогда ищут… Но этого не будет, я вернусь. Ты только все сделай как надо.

— Взгреют…

— За что? Ты здесь ни при чем!

— Тебя взгреют, когда вернешься.

— А! Это да!.. Ну и пусть. Лишь бы сдвинуть материки…

И Авка с Гуськой пошли на южную окраину. И оказались у Бурого болота.

Было знойно, пахло тухлой рыбой. Среди мохнатых кочек булькало и квакало. У Авки, несмотря на жару, — мурашки по спине. Но что делать-то — не домой же идти. Тем более что Звенка сквозь нагретый воздух смотрела с ожиданием. «Всё из-за тебя», — сказал ей Авка, но, конечно, без досады, а так, с горьковатым юмором.

Он снял башмаки, связал их шнурками и повесил на шею. На шее же висел керосиновый фонарик с круглым стеклом. Больше ничего Авка с собой не взял. Какой смысл запасаться вещами, если не знаешь, куда идешь.

Гуська был босиком. Он скинул свои широченные брюки и надел их на плечи как воротник. Штанины завязал на груди. И храбро встал рядом с Авкой.

Потонуть в Буром болоте было нельзя, оно очень мелкое. И жижа не густая, не трясина. Но провалиться в жижу до пупа, а то и до подмышек — это вполне. И чтобы такого не случилось, надо было старательно выбирать дорогу. С кочки на кочку. А когда от одной до другой далеко, то вброд. Так, чтобы не глубже, чем по колено, а то после не отмоешься.

Подобрали на берегу палки, чтобы отгонять всякую нечисть. Авка подвернул до отказа и без того куцые штаны.

— Гуська, ты шагай за мной нога в ногу. И если что — хватайся за мою лямку.

— Ага, буду хвататься…

Но он не хватался. Он умело прыгал по кочкам вслед за Авкой. И так же храбро шагал через коричневую жижу. Под ступнями, на дне, пружинил слой мертвых водорослей. От них бежали по ногам щекочущие цепочки пузырьков. Иногда выскакивали на поверхность большущие пузыри — лопались так, что брызги летели до губ. Тьфу!..

Пахло теперь, как внутри тыквы-вонючки.

— Мама! — завопил вдруг Гуська и шарахнул палкой по болотной каше.

— Ты чего?! — взвился над кочкой Авка.

— Паук-мохнатка!.. Я их пуще всего на свете боюсь.

— Я тоже, — честно сказал Авка.

— Я, наверно, больше. Я… чуть струю под себя не пустил.

— Ну и пускай на здоровье. Все равно без штанов. Только не ори так больше, а то я… тоже… Ай! — Страшилище на мохнатых лапах подобралось и к Авке. Он перепуганным ударом зашвырнул его за дальнюю кочку. Оттуда проплюхали животами две полновесные жабы. Палку обмотала собой желтая суслепка — некусачая, но отвратительная. Авка метнул ее прочь как из пращи. Гуська сзади взвизгнул и плюхнул палкой опять.

«Дурак я! Надо было оставить его на берегу». Но теперь до Щетинистого острова было ближе, чем до оставшейся сзади земли. Сухой осокорь чернел в желтоватом мареве. Он казался громадной, нарисованной тушью обезьяной-раскорякой.

— Гуська, оглядывайся чаще, запоминай дорогу. Обратно-то пойдешь один.

— Я и так… чтобы они опять не… ай! Впился все-таки!

Авку мохнатки тоже куснули два-три раза. Укусы ныли.

— Гусь, давай я возьму тебя на плечи.

— Не-е! Оба плюхнемся с головой… Да уже близко!

Всякий путь кончается, кончился и этот. Твердый остров с царапающим ноги сушняком показался раем. Жесткой травою соскребли с ног болотную грязь. Поплевали на ладони, потерли паучьи укусы. Полегчало…

Сквозь высохший, звонко шуршащий тростник пошли на взгорок.

Наклонный ствол осокоря оказался громадным — пять человек не обхватят. Авка и Гуська запрокинули головы. Черепаха не наврала. Высоко, у самой развилки, чернела круглая дыра.

— Заберешься? — неуверенно сказал Гуська.

— А чего! Тут вон какие выступы! — И, цепляясь за наросты на коре, Авка полез как по склону выпуклой скалы.

Было нетрудно, мешали только висевшие на шее башмаки и фонарик. Но и с этой помехой Авка добрался до дупла без единого роздыха. Глянул в дыру. Чернота. Посмотрел сверху на Гуську. На его тревожное глазастое лицо.

— Ну? Что там видно? — крикнул Гуська.

— Там видно ничего, — честно сказал Авка. — Только пахнет как в погребе. Сейчас засвечу фонарь.

Цепляясь локтем за край дупла, он вынул из кармана коробок, зубами вытянул из него спичку. Чиркнул головкой о кору. Желтый огонек осторожно просунул под стеклянную колбочку. Фитилек оделся плоским пламенем.

Внутри дупла, недалеко от кромки, Авка нащупал выступ. Надел на него тесемочную петлю фонарика. Огонь высветил вогнутые, обросшие чем-то стены «трубы» и уходящие вниз железные скобы.

— Гуська, я вижу ступеньки! Значит, здесь уже кто-то бывал! Ничего страшного!.. Ну, всё! Я пошел! — Он перебрался ногами через край, нащупал ногой верхнюю скобу. — А ты, Гусенок, давай домой! Скажешь там, как договорились! Ну, ты помнишь! Да?

— Я помню!

— Тогда иди! Возьми еще мою палку и лупи мохнаток с двух сторон, если полезут!

— Ага… буду лупить…

— Ну, иди!

— Сперва ты! Я погляжу, как ты спустишься, и пойду!

— Только сразу же!

— Ладно!

— Честно?

— Бзяка буду!

Авка нащупал ногой еще одну скобу. Край дупла оказался на уровне глаз. А фонарь висел у щеки. Авка хотел перехватить скобу, промахнулся, зацепил фонарь пальцами. Он сорвался и полетел в черноту.

Мамочка! Что же теперь? Авка перепуганно глянул вниз. Желтая звездочка мерцала на страшной глубине. Но все же не погасла. Где она там? Вдруг уже на спине одного из китов? А вдруг керосин разольется, вспыхнет и обожжет беднягу? И тот дернется, махнет хвостом! Тогда что? Всеобщая катастрофа?

Стать виновником такой беды Авка не мог! Он стал суетливо перебирать руками и ногами, нащупывал все новые скобы. Все ниже, ниже. И опять Авка глянул в глубину. Огонька не было! Видимо, фонарик потух. Авка понял это и со страхом и с облегчением. Всеобщей катастрофы не будет. Но что будет с ним, с Августом Головкой?

• Предыдущая
• 19/150
• Следующая