Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/150
- Следующая
— А далеко еще до той земли, где Никалукия? — осторожно поинтересовался Авка.
— Достаточно далеко, — отозвалась правая голова. А левая сообщила: — И, конечно, еще много событий может случиться, пока доедем…
— Каких событий? — перепугался Авка.
— Кабы знать, — сказала левая голова. А правая промолчала.
До полуночи Авка вертелся в постели, не мог уснуть от всяких тревожных мыслей (и Звенкино лицо, которое то и дело представлялось ему, было тревожным). Но все же заснул. И проснулся поздно, от Гуськиного стука в окошко.
Гуська притащил ворох газет, которые на улицах раздавали императорские почтальоны.
Во всех газетах было написано, что да, замечено некоторое смещение материковых пластов, но опасаться этого явления не следует. Ученые утверждают, что это естественный природный процесс. Подобное случалось и раньше, в доисторические времена, и никаких катастрофических последствий не имело. Его императорское величество Валериус Третий призывает всех своих подданных сохранять спокойствие, потому что сам он совершенно спокоен.
Далее сообщалось, что сдвижение материка в западном (с некоторым отклонением к северу) направлении можно было предвидеть еще давно. Однако сотрудники Императорской обсерватории не проявили необходимой бдительности, не заметили вовремя смещения светил и не предупредили население. Это и явилось причиной паники и нелепых слухов. За безответственное отношение к своим обязанностям директор обсерватории, главный императорский астроном и географ профессор Никус Трипалка, императорским указом освобожден от своей должности и посажен под арест. Его ждет судебное разбирательство. А всё остальное — в полном порядке, дорогие граждане Тыквогонии. Живите без тревог и готовьтесь к сбору летнего урожая тыкв…
— Во всех газетах одно и то же, — зевнул Авка.
— Кроме этой… — Гуська выдернул из клетчатого кармана на трусиках сложенный желтый лист. Это была газета под названием «Чистая правда, вам говорят!». Независимое и не подчиненное императорской цензуре издание. Его распространяли не почтальоны, а нанятые редакцией громкоголосые мальчишки. На первой странице «Чистой правды» крупными буквами было напечатано, что всякие призывы к спокойствию — чушь на тыквенном масле. Что император проморгал приближение катастрофы, вот и призывает всех не волноваться. Да еще сваливает вину на несчастного директора обсерватории. Он отправит беднягу на бессрочную каторгу, а сам на своем королевском тыквокате удерет на главную вершину Тыквогонии — гору Золотой Пуп, куда, конечно же, не доберутся воды всемирного потопа.
— Ой-ёй-ёй… — тихонько сказал Авка. И скорчился от нового, похожего на сверлящую зубную боль страха.
— Да чепуха же это! — весело успокоил его Гуська.
— Что — чепуха?
— Ну, разве можно забраться на Золотой Пуп на тыквокате? Они даже на Горке буксуют!
— При чем здесь тыквокат? При чем здесь Пуп? Я про главного астронома… про Никуса Трипалку. Его же — на каторгу. А он же ни в чем не виноват!
— А… почему не виноват? — глупо сказал Гуська.
— Ну как он мог всё это предвидеть?! Откуда он знал, что какой-то Август Головка свалится в подземный мир и уговорит китов?..
— Не ты ведь их уговорил, а этот… Половинкус.
— Уко Двуполовинус. А я — его…
Авка беспомощно сел на пол у подоконника. Гуська — рядом. Попытался заглянуть в Авкино лицо. Спросил шепотом:
— И что теперь?..
Авка горестно шевельнул плечами.
Гуська неуверенно сказал:
— Ведь никто в Тыквогонии не знает, что всё это из-за тебя. Только я знаю. Но я же никому никогда не скажу…
— Ты-то не скажешь, — благодарно и печально прошептал Авка. — А сам-то я… если из-за меня человека на каторгу…
Гуська ткнулся носом в побитые на Горке колени. Все тык-вогонские школьники, даже в первых классах, знали, что сваливать свою вину на другого — гугнига. И если из-за тебя сильно пострадал невиноватый — будешь ты бзяка с отпадом до конца жизни. А здесь… здесь вообще получится бзяка всемирного масштаба.
— Авка… давай признаемся, что это мы вдвоем. Я ведь тебе помогал…
— Спасибо, Гусенок, — всхлипнул Авка. — Ты вот что… Если там, на каторге, разрешают свидания, ты меня навещай иногда, ладно? И… если материки соединятся, разыщи Звенку. Пусть она меня тоже хоть разок навестит…
— Авка, маленьких ведь не отправляют на каторгу! Ну… может, еще раз пошлют к баронессе, вот и все!
Авка всхлипнул опять. Наивный ребенок Гуська…
— Маленьких за маленькие провинности не отправляют на каторгу. А если такая…
— А какая такая? Ничего же плохого не случилось! Нету никакого преступления!
— Ну да! А сдвигать с места всю землю без разрешения императора — разве не преступление? — Это Авка будто не сам сказал, а услышал безжалостного прокурора в темно-лиловой мантии и с золотым тыквогонским гербом на груди. Как на картинке в учебнике «Основные законы Тыквогонии».
Гуська раздумчиво постукался о коленки лбом.
— Авка… а давай признаемся… императору!
— Кому-у?!
— Прямо его величеству! Все же говорят, что оно… то есть он самый умный, самый добрый, самый справедливый. А если он такой, то он же во всем разберется! И поймет, что ты… что мы не виноваты!
— Разбирается не император, а судьи, — скорбно вздохнул Авка.
— Но если они скажут, что мы виноваты…
— Не мы, а я…
— … Если скажут, что виноваты, император, может быть, помилует! За честное признавание! — Гуська хотел сказать, конечно, «чистосердечное признание».
Да, он и правда наивный Гусенок… Но… может быть, не совсем наивный? По крайней мере было в его словах что-то… какая-то капелька надежды.
— Ох ты, Гуська… Ну кто меня пустит к императору?
— А знаешь что? Надень мои барабанщиковые штаны! Скажешь, что из барабанной команды, и пройдешь во дворец!
— Да кроме штанов-то еще мундир нужен! И барабан! И вообще… Думаешь, любого барабанщика пустят к его величеству? Данька Белоцвет говорил, что надо кучу всяких паролей знать, чтобы попасть в императорские покои…
— А давай поговорим с Данькой! Может, он знает эти пароли!
— Если и знает, разве скажет? Он же не имеет права!
— Ну, может, что-то посоветует!
Гуська был прав. Не сидеть же просто так! Когда ищешь выход из беды, на душе все-таки легче! Авка пружинисто вскочил.
— Пошли!.. Ой, подожди минуту! Может, Мукка-Вукка тоже что-то посоветует!
Черепаху опять выволокли из-под кровати. Но она ничего советовать не стала. Правая голова ее вообще спала, болталась на шее, и глаза были под пленками. А левая вяло пробормотала, что каждый, кто заваривает кашу всепланетного масштаба, должен расхлебывать сам.
— Я тебя предупреждала…
Авка с досады тряхнул двухголовое создание так, что из-под панциря вылетел и больно стукнул по ноге колючий орден. Авка сунул его в карман. Задвинул Мукку-Вукку ногой под кровать.
— Гуська, идем искать Даньку!
— Лишь бы он был не на дежурстве!
МИКРОЧИХ
К счастью, Данька оказался дома. Вернее, на своем заросшем лопухами дворе.
Посреди двора стоял обширный, но покосившийся дом с облупленными колоннами — фамильное поместье. Когда-то Данькина семья жила, не зная бедности, но три года назад его отец, капитан конной гвардии Григус Белоцвет, простудился на маневрах и умер. Теперь жили на отцовскую пенсию и Дань-кино придворное жалованье. Было оно «еле поели да ложку облизали», потому что считалось — служить при дворце и без того большая честь. Но все же без этих денег было бы совсем худо. Данькина мама и так едва сводила концы с концами:
ведь были у Даньки еще два брата и две сестренки, все меньше его.
Сейчас эта мелкая родня обступила Даньку, который что-то мастерил, сидя на корточках. Здесь же сопели от интереса трое соседских пацанят самого младшего школьного возраста. Данька любил возиться с таким маломерным народом.
- Предыдущая
- 34/150
- Следующая