Сила земли - Езерский Милий Викеньтевич - Страница 13

• Предыдущая
• 13/35
• Следующая

— Будешь издольщиком?

— Нет, работать за хлеб и овощи не хочу, — возразил Сервий. — Я предпочёл бы работу подёнщика: он зарабатывает больше. Каждый день у меня были бы деньги.

— Не жадничай! Больше, чем три сестерция[80] ты не получишь.

Сервий обошёл виллу. Кругом простирались поля с колосящимися хлебами — полбой, пшеницей, ячменём, просом, и с кормовыми растениями — бобами, горохом и викой. На отдельных участках зеленели репа, редька и чеснок. А дальше, до склонов холмов, покрытых виноградными лозами, краснело, как жар, поле маков. Вилла утопала в зелени вязов, тополей, яблонь, груш, смоковниц и оливковых деревьев.

Сервий побывал на конюшне, в риге, в помещениях для рабов. Он узнал, что рабы получают месячину — продовольствие на месяц, состоящее из зерна, соли, оливкового масла, солёной рыбы и кислого вина.

Мычали волы, впрягаемые в плуг, ревели ослы, возившие навоз и вертевшие жёрнов.

Сервий подошёл к виллику, беседовавшему с вилликой; обязанностью её было готовить обед и ужин, присматривать за кладовыми, курятником и голубятней.

«Вот они, хозяева виллы! — думал Сервий, исподлобья глядя на мужчину и женщину. — Они делают что хотят… И все эти богатства принадлежат одному человеку».

Он наблюдал обряды, предшествовавшие жертве Церере. Янусу[81], Юпитеру и Юноне были совершены возлияния вином и положены с молитвами на жертвенник пирог и лепёшка. Затем, после вторичного возлияния трём этим божествам, приступили к жертве Церере: была зарезана свинья, её внутренности и вино были принесены в жертву богине.

Перед освящением поля было совершено опять возлияние вином Юпитеру и Янусу, разрезаны и положены один на другой сухой хлеб и пирог. А потом закололи боровка, ягнёнка и бычка. Люди молились: «Отец Марс, прими принесённую тебе жертву!» Жертву торжественно обнесли вокруг поля.

— А теперь, — сказал виллик, вытирая пот с загорелого лица, — за работу!

На поля с колосящимися полбой, пшеницей и ячменём отправлялись рабы. И Сервий думал: «Какая тяжёлая жизнь! И мне придётся терпеть всё наравне с рабами!»

Солнце медленно поднималось; казалось, всё было залито червонным золотом.

— Эй ты, новичок, что стоишь? — закричал Сервию виллик, протягивая серп. — Ступай на пшеничное поле.

Сервий пошёл догонять рабов.

Пшеничное поле… Ветер бросался, как пловец, в глубину неспокойных вод, и жёлтые волны катились с лёгким шумом, сверкая и переливаясь на солнце. Надсмотрщики расставляли рабов по местам, покрикивая на них. Сервий очутился рядом с широкоплечим рабом, взглянул на него: мрачные глаза, толстые губы, упрямый подбородок. Раб тоже посмотрел на Сервия, указал глазами на корзину для колосьев. Сервий не понял и принялся жать, срезая верхнюю часть стебля и бросая колосья в корзину. Раб схватил его за руку. Сервий бросил серп на землю и принялся укладывать колосья в корзину. Раб что-то сказал, кивнул и взял серп: руки его мелькали, серп сверкал. Сервий укладывал колосья в корзину. Затем он взвалил её на плечо и понёс на ток.

Работа двух человек подвигалась быстро, и удивлённый надсмотрщик спросил Сервия:

— Ты давно работаешь жнецом?

— Я имел своё поле, а когда его продали за долги…

— Я скажу виллику, что ты хорошо работаешь.

— Мы работаем вместе, — Сервий указал на раба.

— Который раб?.. А, этот… Хорошо, я скажу о тебе и о нём.

Ток был расположен на холме. Здесь внимание Сервия привлекла молотьба. Большие чёрные волы с огромными рогами и могучей грудью, поблёскивая покрытыми смолой копытами, тащили трибулу[82] На тяжёлую доску с укреплёнными в ней снизу тяжёлыми камнями становился раб, и эта молотилка превращала колосья в мягкую кучу, готовую для веяния. Деревянные лопаты дружно погружались в неё, а ветер отделял мякину от зерна.

Когда пшеница была сжата, Сервия и раба послали косить солому, оставшуюся на корню после жатвы. Они быстро справились, и виллик обещал наградить обоих, если они будут так же работать всю осень.

А осень лишь наступала. Деревья и кусты кое-где начали желтеть; но соседняя роща стойко сопротивлялась дыханию горной прохлады, упорно не желая сбросить зелёную одежду.

Сервий знал, что теперь предстоит возить на поля навоз, зелёное удобрение, золу, сеять полбу, пшеницу, бобы, чечевицу, ячмень, готовить корма для скота, но не унывал — работа не пугала его. Он опечалился, когда его разлучили с рабом, к которому он привык. Виллик приказал Сервию отправиться в виноградник, а рабу вместе с другими невольниками готовиться к сбору оливок.

Сервий ушёл недовольный: он подружился с рабом, они научились понимать друг друга, и теперь ему не хватало товарища.

В винограднике уже снимали зелёные и лиловые гроздья, складывали их в корзины и отвозили к осмолённым чанам; молодые рабы мяли в них виноград босыми ногами, и их тела до пояса были залиты красным соком, как кровью.

— Скоро начнём сажать лозу, — сказал надсмотрщик рабам во время отдыха.

Это была трудная работа. Сервию было поручено осматривать лозы, замечать, достаточно ли на них узлов, и подвязывать, стараясь, чтоб лозы поднимались прямо. Обнажённый по пояс, в лёгкой шапке в виде шлема, он окапывал лозы, подрезал их. Затем вместе с рабами приступил к пахоте.

Надев на двух волов намордники из ивовых прутьев, чтобы животные не портили лоз, Сервий впряг их в деревянный плуг, надел ярмо, лёгшее им на плечи, привязал к ярму вожжи и погнал волов.

Проводя борозды, Сервий осторожно обходил отводки молодых лоз, давая волам отдых. Потом он стал бороновать виноградник.

Виллик требовал от Сервия такой же быстрой работы, как и в поле, но Сервий сказал:

— Ты знаешь, что я не ленюсь, но в винограднике работа тяжела и кропотлива. Я удивляюсь, что рабы так хорошо справляются здесь.

— Твоя болтовня до добра не доведёт, — нахмурился виллик. — Рабов не хвалить надо, а наказывать — тогда они будут работать лучше.

— Молчи, куриная голова! — вскричал Сервий. — Давно ли ты стал вольноотпущенником, а теперь издеваешься над такими же рабами, каким был сам!

— Я делаю, что приказано господином.

— А что приказано?

— Приказано помнить поговорку: «Лоб важнее затылка».

Сервий отвернулся.

«Здесь люди бесправны, как скот в ярме, и виллик с рабской душою мне ненавистен».

Мысль уйти отсюда в город, продолжать поиски Тукции уже не первый раз овладевала Сервием.

Однако Сервий не скоро попал в город. Пришлось прожить на вилле Сципиона Назики зиму и весну: виллик объявил ему, что сам господин приказал не отпускать хорошего работника и увеличить подённую плату на два асса. Сервий тратил эти деньги на еду, а три сестерция, получаемые ежедневно, откладывал. Ему нужны были деньги, чтобы отправиться в путь.

Зимой, в ясные дни, шла прополка хлебов — приходилось уничтожать дикий овёс, который засорял нивы. Рабы, с железными мотыгами в руках, работали осторожно, чтобы не повредить корней всходов, окучивая и прикрывая землёй молодые растения.

— Не торопись, не на пожар! — кричал низкорослый раб с выбитыми зубами, обращаясь к другому, работавшему с ним рядом.

— Я-то не тороплюсь, а вот ты разрыхляешь — будто колодец роешь!

В винограднике убирали хворост: делали из него вязанки, складывали в кучи виноградные ветки, смоковничные дрова и чурки.

Когда наступила весна и зацвели груши, началась пахота.

Виллик приказал пахать сперва землю сухую и песчаную и лишь напоследок сырую.

Он поспевал всюду:

— Помни, Сервий, когда начнётся сев хлебов, не забывай заглядывать в оливковый сад. Пусть рабы обрежут сухие и сломанные бурей ветки…

— Знаю, — перебил его Сервий. — У меня самого был маслинник, и я помню старую поговорку: «Кто вспахал маслинник, тот выпросил у него плодов; кто унавозил, тот вымолил, а кто обрезал, тот потребовал».

• Предыдущая
• 13/35
• Следующая