Сексус - Миллер Генри Валентайн - Страница 98

• Предыдущая
• 98/127
• Следующая

Я не дал ей порассуждать на эту тему.

– Да, к ужину буду. Вы ей так и скажите, как она проснется. Только не смейтесь, когда будете передавать то, что я вам сказал, ну о ребенке и все прочее.

По телефону опять донесся смех.

– Ребекка, послушайте, я на вас полагаюсь. Так что не усложняйте мне жизнь. Вы знаете, как я вас ценю. Если когда-нибудь захочу еще раз жениться, то этой женщиной будете вы, и вы это знаете.

Снова смех, а потом:

– Бога ради, Генри, перестаньте! Жду вас вечером… Все мне расскажете. Артура дома не будет, и мы поговорим. Я за вас, хотя вы этого и не заслуживаете.

Итак, вздремнув немного на скетинг-ринге, я отправился домой. Но в последнюю минуту перед уходом из конторы у меня произошла встреча, которая изменила мое настроение. Человек, который пришел устраиваться к нам ночным посыльным, был египтологом и как бы между прочим произнес несколько фраз о возрасте египетских пирамид. Вот эти фразы и подействовали на меня настолько, что мне стало совершенно безразлично, как отнесется Мона к моим объяснениям. Он сказал, что есть все основания предполагать – я уверен, что понял его правильно, – что пирамидам этим около шестидесяти тысяч лет – никак не меньше. Если это так, то все дурацкие теории об этапах цивилизации Древнего Египта можно выбрасывать в мусорную корзину – как, впрочем, и другие исторические исследования. Вот почему в подземке я почувствовал, что безмерно постарел. Я попробовал мысленно вернуться на двадцать или тридцать тысяч лет назад, куда-то посередине между возведением этих загадочных монолитов и предполагаемым зарождением древней цивилизации на берегах Нила. Повис во времени и пространстве. Слово «возраст» приобрело другую значимость. И в голову пришла совершенно фантастическая мысль: если бы я жил сто пятьдесят лет или сто пятьдесят пять? Как станет выглядеть это небольшое происшествие, этот эпизод в духе «Декамерона», который я пытаюсь замять, в свете опыта полуторавековой жизни? Какая разница спустя три поколения, как я вел себя в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое, так или этак? Какая разница, покинет меня Мона или нет? Допустим, что в девяносто пять я все еще буду мужчиной, что переживу шесть своих жен, а то и целый десяток? Допустим, в двадцать первом веке мы окажемся мормонами-многоженцами? Или начнем понимать, и не только понимать, но и на практике следовать сексуальной логике эскимосов? Предположим, что понятие собственности упразднено, а институт брака вырван с корнем. За семьдесят или восемьдесят лет могут произойти ужасающие революции. Семьдесят лет спустя мне будет всего-навсего сто – я еще буду молод. Наверное, забуду имена многих своих жен, а о подружках на одну ночь и говорить не приходится.

Вот в таком приподнятом настроении явился я домой.

Ребекка вошла в мою комнату тотчас же. В доме никого больше не было. Мона, оказывается, звонила сказать, что у нее еще одна репетиция и когда она вернется – неизвестно.

– Прекрасно, – сказал я. – А ужин вы уже приготовили?

– Господи, Генри, вы просто прелесть. – Она по-дружески дала мне тычка в бок. – Если бы Артур был таким же! Тогда ему многое можно было бы простить.

– А в доме ни души? В самом деле? – спросил я. Для этого дома это было действительно необычно.

– Да, все ушли, – сказала Ребекка, проверяя мясо, тушившееся в духовке. – Теперь можете мне рассказать о той великой любви, о которой начали говорить по телефону.

Она снова рассмеялась, и ее низкий грудной смех сразу же насторожил меня.

– Вы же знаете, что я это в шутку сказал, – начал я осторожно. – Иногда я мелю, что в голову взбредет, хотя в некотором смысле подразумеваю именно то. Понимаете, о чем я?

– Абсолютно. Потому вы мне и нравитесь. Вы жуткий трепач и в то же время очень правдивый человек. Сочетание совершенно неотразимое.

– Ну меня-то вам бояться нечего, так ведь? – сказал я, шагнув к ней с распростертыми объятиями.

Она со смехом увернулась.

– Ни о чем таком я и не думаю, и вам это прекрасно известно, – вырвалось у нее.

– Я к вам только из подхалимства подкатываюсь. – Я улыбнулся как можно простодушнее. – Мы ведь сейчас с вами устроим миленький ужин. Господи, какой запах! Это цыпленок?

– Свинина! – возразила она. – Скажет тоже, цыпленок! Вы что подумали, я специально для вас готовила? Ладно, рассказывайте дальше, хоть немного отвлекитесь от еды. Скажите, если можете, что-нибудь приятное. Только близко ко мне не подходите, а то я вас вилкой проткну. Скажите мне всю правду, только правду, без утайки. Меня бояться нечего.

– Это нетрудно, моя драгоценная Ребекка. Тем более что мы с вами одни. Но это длинная история – вы уверены, что вам не надоест слушать?

Она снова рассмеялась.

– Господи, опять этот гнусный смешок! – воскликнул я. – Ну ладно, слушайте… На чем мы остановились?.. Ах да, правда, чистая правда. Чистая правда в том, что я переспал со своей женой.

– Ну, так я и думала, – отреагировала Ребекка.

– Это еще не все. У меня там была и другая женщина.

– И с кем же вы переспали сначала? С ней или с женой?

– Одновременно, – мило улыбнулся я.

– Нет-нет, этого только не хватало. – Она отбросила кухонный нож, уперла руки в бока и пристально вгляделась в меня. – Хотя… не знаю… с вами все возможно. Подождите минутку, сейчас накрою на стол и потом выслушаю внимательно все до конца.

– А шнапс у вас найдется?

– Я купила бутылку красного вина. Вам ее хватит? Это все, что есть.

– Конечно, хватит. Вполне. Тащите ее сюда.

Пока я открывал бутылку, она подошла ко мне и крепко схватила за руку.

– Только говорите правду, иначе я вас не выпущу.

– Но я и рассказываю правду!

– Хорошо. Тогда давайте сядем за стол, и вы приступите. Вы любите цветную капусту? У меня других овощей нет.

– Я всякую еду люблю, мне все нравится! Вы мне нравитесь, Мона нравится, жена моя нравится. Мне нравятся лошади, коровы, цыплята, игра в карты, тапиока, Бах, бензин, тропические рубашки…

– Вам нравится… Вот вы весь в этом. Прекрасно звучит. Из-за вас мне тоже есть захотелось. Все вам нравится, да… Но вы не любите…

– Нет, почему же, и люблю тоже. Я люблю еду, женщин, вино. Конечно же, люблю. Почему вы решили, что я лишен этого чувства? Если вам что-либо нравится, значит, вы это и любите. Любить – это наивысшая степень от «нравиться». Я люблю, как Господь Бог: без различия времени, места, расы, цвета, пола… И вас я люблю. Вот в чем дело. Разве этого мало?

– Вы-то думаете, что этого много, очень много. И пальцем в небо попадаете. Ладно, помолчите, нарежьте мясо, а я займусь соусом.

– Соусом? О, как я люблю соус!

– Так же, как любите меня, жену и Мону?

– Гораздо сильнее. Для меня соус – это все! Я могу его есть ложками. Потрясающий, густой, жирный, темный, приперченный соус! Пальчики оближешь! Кстати, сегодня разговаривал с одним египтологом, он к нам нанимался посыльным…

– Ну вот и соус… Не уходите от темы. Вы хотели рассказать…

– Конечно, конечно. Я и об этом вам расскажу. Я все расскажу, но в первую очередь хочу рассказать, как вы прекрасно выглядите с этим соусом.

– Если не прекратите дурака валять, я вас ножом проткну. Что это на вас нашло, в самом деле? Это что, свидание с женой так на вас действует всегда? Наверное, вы отлично провели у нее время.

Она села рядом со мной.

– Да, действительно, отлично провел время, – сказал я. – Потом еще с египтологом поговорил.

– Да к черту этого вашего египтолога! Я хочу услышать о вашей жене… и о второй женщине. Ей-богу, я вас убью, если не расскажете!

Но я на некоторое время отвлекся на еду, меня всецело заняли цветная капуста и свинина. Сделал несколько глотков вина, чтобы горло промочить. Превосходная кормежка. Верх блаженства! Надо бы повторить…

– Значит, дело было так, – начал я, управившись еще с одним куском свинины.

Она хихикнула.

– Что такое? Я что-нибудь не то сказал?

• Предыдущая
• 98/127
• Следующая