Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Бакстер Стивен М. - Страница 11

Если догадок и недостаточно, всегда можно вспомнить о страсти Холмса к кельтским языкам, в которых он неплохо разбирался. В рассказе “Дьяволова нога” я уже упомянул об исследовании Холмса, озаглавленном “Халдейские корни древнего корнуэльского языка”. Но я не стал сообщать, что этот труд заслужил высокую оценку такого специалиста, как Генри Дженнер, сотрудник Британского музея, величайший из ныне живущих экспертов по корнуэльскому диалекту. Холмсу удалось показать тесную связь между корнуэльской и ирландской глагольной системой.

Семейство Холмс прекрасно знали в Голуэе. В самом деле, ведь именно Роберт Холмс, дядюшка Шерлока Холмса, был знаменитым голуэйским юристом, удостоившимся звания королевского адвоката. Ему ирландцы обязаны созданием системы ирландских национальных школ для бедных слоев населения, ибо он являлся одним из семи членов комиссии герцога Линстерского, действовавшей в 1830–1840-х годах и принесшей Ирландии множество новаторских идей.

Это краткое предисловие доказывает значимость aide-mémoire, переданной мне Холмсом весной 1894 года.

* * *

Я впервые встретился со своим вторым по опасности врагом во время ланча с моим братом Майкрофтом в дублинском клубе “Килдейр-стрит” в сентябре 1873 года. Мне едва сравнялось тогда двадцать лет, и мысли о возможной карьере детектива-консультанта еще не оформились у меня в сознании. Честно говоря, мое сознание в те дни целиком занимал тот факт, что мне предстояло в самом скором времени отправиться в Англию, где я добился стипендии одного из оксфордских колледжей, обещавшего выплачивать мне колоссальную сумму – 95 фунтов в год.

Эту стипендию я завоевал, проводя время за изучением химии и ботаники в дублинском Тринити-колледже. Своими познаниями в области химии я обязан главным образом великому ученому из Тринити – Максвеллу Симпсону, чьи лекции в Медицинской школе Парк-стрит существенно расширили мои представления об органической химии. Симпсон первым синтезировал янтарную кислоту – двухосновную кислоту, получаемую путем сухой перегонки янтаря. Именно благодаря моему выдающемуся соотечественнику я написал диссертацию, которая заслужила похвальные отзывы, достаточные для получения оксфордской стипендии.

Собственно говоря, я стал не единственным представителем Тринити, награжденным в этом году стипендией Оксфорда. Мой друг Уайльд, блестящий знаток Античности (в этой сфере у меня нет решительно никаких способностей), также собирался продолжить там свое образование. Уайльд постоянно бранил меня за увлечение сенсационной литературой и как-то раз посулил, что когда-нибудь он напишет страшную повесть об одном портрете, которая заставит содрогнуться даже меня.

Итак, мой брат Майкрофт, который, как и большинство членов нашего семейства, также был питомцем Тринити, пригласил меня на ланч в клуб “Килдейр-стрит”. Будучи семью годами старше, Майкрофт уже устроился на государственную службу в Дублинском замке, в налоговом департаменте при Главном секретаре по делам Ирландии. Таким образом, он мог себе позволить выплачивать ежегодный взнос в десять фунтов, дававший ему доступ в великолепное здание клуба “Килдейр-стрит”, выстроенное из красного кирпича в готическом стиле.

Клуб этот представлял собой своеобразный центр жизни ирландской властной верхушки. Вероятно, следует уточнить, что это была англо-ирландская элита – потомки семей, которые Англия некогда посылала в Ирландию на усмирение непокорных туземцев. В клуб допускали исключительно представителей самых влиятельных семейств Ирландии. Никаких сторонников гомруля, католиков, диссентеров [17] : никому из них членство в клубе не дозволялось. Впрочем, правило насчет католиков смягчили ради очередного представителя семейства О’Коннор-Дон (прямого потомка последнего верховного короля Ирландии), а также ради некоторых религиозных бунтарей, в том числе – для графов Уэстмитского, Гранардского и Кенмэрского, на протяжении многих лет демонстрировавших безупречную лояльность по отношению к Англии. В стены клуба не допускался ни один армейский офицер чином ниже майора, ни один моряк чином ниже капитан-лейтенанта. Единственными, кому разрешалось бесплатно пользоваться этим заведением, были члены королевского дома, буде они пожелают посетить Ирландию, а также их придворные и сам вице-король.

Майкрофт от души наслаждался этим колониальным великолепием, однако, должен признаться, оно не пришлось мне по вкусу. Меня приняли в это святилище знати лишь как гостя Майкрофта, о котором поговаривали, что он как конфидент Главного секретаря имеет возможность докладывать непосредственно вице-королю. Я согласился прийти лишь потому, что Майкрофт желал отпраздновать мою стипендию и по-братски проводить меня в Оксфорд. Что ж, я не хотел его расстраивать.

Обеденная зала выглядела поистине роскошно. Клуб славился самым изобильным столом в Дублине.

Сумрачный официант, похожий больше на служащего похоронного бюро, провел нас по богато обставленной зале к столу у эркера с видом на парк Святого Стефана: клуб стоял на углу Килдейр-стрит, совсем рядом с парком.

– Аперитив, господа? – осведомился официант замогильным голосом.

Майкрофт, воспользовавшись случаем, сообщил мне, что в подвалах клуба имеются превосходные вина, особо отметив запасы шампанского. Я ответил, что, как мне кажется, я вполне удовлетворюсь бокалом хереса, и выбрал “пало кортадо”, тогда как Майкрофт, проявив известную экстравагантность, потребовал, чтобы ему принесли бутылочку “диаман блё”.

Кроме того, он настоял на дюжине устриц, которые, как я заметил, стоили по целому шиллингу за дюжину и наверняка ежедневно прибывали из собственного устричного садка клуба, расположенного близ Голуэя. Я остановил свой выбор на pâté de foie gras [18] , а кроме того, мы оба решили не отказать себе в удовольствии отведать бифштекс с бутылкой бордо – густого красного “сент-эстеф” из шато Маккарти.

По правде говоря, Майкрофта скорее стоило бы назвать не гурманом, а просто любителем вкусно поесть. Из-за лени его крупное туловище отличалось некоторой корпулентностью. Однако у него был фамильный холмсовский лоб, твердая складка губ, живые, глубоко посаженные, отливающие сталью серые глаза. Он обладал проницательным умом и за шахматной доской превращался в грозного противника.

Мы сделали заказ, удобно расположились за столом, и я получил возможность понаблюдать за нашими сотрапезниками.

Среди них мое внимание тотчас же привлек темноволосый человек, который, без всякого сомнения, в молодости мог похвастаться немалой привлекательностью. Теперь ему было, похоже, около тридцати пяти, и его обрюзгшее лицо несло на себе печать распущенности и вырождения. В нем чувствовалась военная выправка, различимая, даже когда он, ссутулившись за своим столом, поглощал вино – боюсь, слишком жадно. Умный лоб плохо сочетался с чувственным подбородком. Я разглядел его жесткие голубые глаза, набрякшие циничные веки, а также отметил его агрессивную манеру держаться, видимую и сейчас, когда он отдыхал. Одет он был безупречно – под элегантным темным пиджаком виднелся галстук с бриллиантовой булавкой, а подобные вкусы требуют немалых затрат.

Его спутник, похоже, меньше, нежели он, находился во власти винных паров и в завершение ланча предпочел кофе. Этот человек был высоким и худощавым, с куполообразным белым лбом и глубоко посаженными глазами. Пожалуй, эти двое могли быть ровесниками. Чисто выбритый и бледный, выглядел он несколько аскетически. Большего контраста между двумя людьми я не мог и вообразить.

Тот, что походил на ученого, весьма серьезно что-то говорил, а его армейского вида сотрапезник время от времени кивал, словно испытывая неудовольствие оттого, что вынужден отвлекаться от созерцания своего бокала с вином. Я заметил, что у его собеседника сутулые плечи, а лицо несколько выдается вперед. Головой он забавно поводил из стороны в сторону, точно какая-то рептилия.

– Майкрофт, – спросил я некоторое время спустя, – что это за любопытная парочка?