Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Бакстер Стивен М. - Страница 7

Дворецкий провел моего друга в просторный вестибюль и попросил подождать. Вскоре он вернулся, проводил посетителя в превосходно обставленную библиотеку и объявил о его приходе. Холмс стал озираться вокруг: сначала комната показалась ему пустой. Но тут он заметил инвалидное кресло на колесиках, стоявшее спинкой к нему и обращенное к французскому окну, из которого открывался вид на сад.

– Сюда, молодой человек, – распорядился голос, донесшийся из этого транспортного средства.

Пройдя по застланному персидскими коврами паркету, Холмс оказался перед ссохшейся фигуркой, которая скрючилась в кресле под клетчатым пледом. Сероватая кожа туго обтягивала лоб Гиддингса, прядь седых волос свисала из-под бархатной шапочки. Однако если вид престарелого ученого и навевал мысли о тихом угасании, это явно не касалось его ярких пронзительных глаз и того ума, который в них светился.

– Шерлок Холмс? Никогда о вас не слышал, сэр! – заявил Гиддингс писклявым голосом.

– А вот я о вас слышал, доктор Гиддингс. Как и все, кто более или менее серьезно занимается историей искусств. Ваши труды в области Северного Возрождения существенно расширили наше понимание творений великих мастеров, которые жили по эту сторону Альп.

– Ха! – фыркнул старик. – Я полагал, что меня давным-давно забыли.

Холмс изобразил потрясение:

– Никоим образом, сэр. Совсем напротив. Кое-какие смелые идеи, которые вы выдвинули в двадцатых – тридцатых годах, теперь принимаются как самоочевидная истина. Что же касается вашей частной коллекции…

– Полагаю, вы пришли посмотреть именно на нее, а не на меня. Так извольте. Но ради этой чести вам придется потрудиться. Толкайте меня. Нам вон в ту дверь.

Холмс взялся за ручки инвалидной коляски и покатил ее в указанном направлении. Они проследовали в расположенную на первом этаже анфиладу из трех комнат с высокими дверями между ними. Когда Холмс увидел, что размещалось в этих комнатах, у него перехватило дыхание. Их стены от пола до потолка покрывали картины и панно. Лишь кое-где проглядывали узкие полоски обоев не больше квадратного дюйма.

– Невероятно, – восхитился мой друг. – Я не был готов к такому пиршеству.

– Это труд всей жизни, молодой человек. Если вы начнете прямо сейчас, то, быть может, соберете столько же годам к восьмидесяти.

Во время неспешной экскурсии по этой частной галерее Гиддингс с нарастающим энтузиазмом и воодушевлением говорил о различных экспонатах. Шерлок Холмс усыпил бдительность старого профессора лестью, перемежаемой уместными замечаниями, и поджидал подходящего момента, чтобы внезапно перейти к тому предмету, который его сюда и привел.

Наконец он произнес:

– Как жаль, что я не смог увидеть Рембрандта, которого вы подарили колледжу. Когда я зашел в церковь, там висела записка, где было сказано, что картина сейчас на реставрации, но до меня дошли слухи…

– Вандалы! – Старик вдруг необыкновенно оживился.

– Правильно ли я понимаю, сэр, что картину украли? – спросил Холмс потрясенно.

– За ней следовало получше следить. Это бесценное полотно, великолепный образчик лучшего периода мастера. А они позволили каким-то хулиганам удрать с ней. И теперь она, видимо, покрывается плесенью в сарае где-нибудь на пустыре. Она погибнет! Навсегда пропадет!

Гиддингса охватил приступ кашля, и он приложил ко рту большой платок в горошек.

– Наверняка вас это очень расстраивает, сэр. Как я понимаю, эта картина Рембрандта была настоящей жемчужиной вашей коллекции.

Старик яростно закивал:

– Да, я частным образом приобрел ее в Гааге четверть века назад. Ее подлинность не вызывает сомнений. Расставаясь с ней, я шел на определенную жертву, но решил, что этот прощальный дар вполне подходит для того, чтобы отметить мою работу в Новом колледже, ведь я отдал этой работе всю жизнь. Возможно, они и не ценили меня по заслугам, но, по крайней мере, им осталось кое-что на память обо мне. Однако теперь…

Гиддингс пожал плечами и, казалось, еще больше съежился в своих покровах.

– А вам не кажется, что это работа профессиональных грабителей? Насколько я понимаю, в мире искусства хватает нечистоплотных господ.

– Исключено, – просипел старик. – Она слишком хорошо известна. Поэтому ее слишком трудно будет продать.

Холмс направил кресло к следующей двери, но остановился: все тело Гиддингса сотряс новый приступ мощного кашля.

– Позвать прислугу? – взволнованно спросил Холмс.

Вместо ответа калека молча кивнул, и мой друг поспешил в библиотеку, где потянул за шнурок колокольчика. Мгновенно появился слуга, который и доставил хозяина обратно в библиотеку. Старик оправился от приступа, но заявил, что слишком устал, и просил Холмса извинить его. Он пригласил молодого студента посетить его завтра, дабы завершить начатую экскурсию. Холмс рассыпался в благодарностях и отбыл.

Следующий визит он нанес мистеру Спунеру в его квартире при Новом колледже. Холмс сообщил преподавателю, что кража его заинтриговала и что, если тот позволит, он хотел бы развить некоторые идеи, пришедшие ему в голову. Он убедил профессора изложить кое-какие подробности, пролив свет на те или иные вопросы, а кроме того, попросил у него рекомендательное письмо к господам Симкинсу и Стритеру. Вооружившись таким образом, на следующий день Холмс поехал в Лондон. Кэбмен высадил его в начале узкого переулка, отходившего от Джермин-стрит. Идя по нему, Холмс заметил вывеску, а за дверью – лестницу, которая привела его на третий этаж, где размещались реставраторы. Мастерская состояла из единственной длинной комнаты, освещенной солнцем, которое проникало внутрь через большие окна-фонари в крыше. По всему помещению были расставлены мольберты и широкие столы; за ними мужчины без пиджаков работали поодиночке и парами над всевозможными старинными картинами. Разыскивая владельцев фирмы, Холмс ухитрился ненадолго привлечь внимание одного из этих тружеников и добиться от него кивка в сторону выгороженной в дальнем конце комнаты каморки.

Дверь в каморку оказалась открытой, и Холмс вошел. Приземистый человек средних лет, который сидел за столом, заваленным бумагами, поднялся ему навстречу. Одет он был, по мнению Холмса, с чрезмерной вычурностью: костюм слишком уж изящного покроя, галстук-бабочка с бриллиантовой булавкой – чересчур яркий.

– Генри Симкинс к вашим услугам, сэр, – представился он. – С кем имею честь?

Холмс передал ему свою визитную карту и письмо Спунера. Он внимательно следил за тем, как отнесется к ним Симкинс. Тот, казалось, на мгновение встревожился, но тут же постарался скрыть свои чувства.

– Что ж, мистер Холмс, присаживайтесь, присаживайтесь, прошу. Попытаюсь вам помочь чем сумею, хотя боюсь, вы совершили эту поездку напрасно, ибо мистер Спунер сам знает все, что известно об этом прискорбном случае.

Холмс смахнул пыль с предложенного кресла и расположился в нем.

– Благодарю, что уделили мне время, мистер Симкинс. Речь идет просто о кое-каких мелочах, которые мистер Спунер просил меня уточнить.

– Что ж, я весь внимание, мистер Холмс.

– Когда ректор и совет Нового колледжа пригласили вас провести реставрацию их картины?

– Пожалуй, примерно в конце августа. Могу сообщить вам точную дату, если вы соблаговолите минутку подождать. – Он развернулся вместе с креслом и подъехал к открытому бюро с выдвижной крышкой, стоявшему у задней стены. Из ящика он извлек пачку бумаг, перевязанных бечевкой, развязал их и стал просматривать. Холмс, любивший точность, подумал, что изыскания займут больше минутки, однако через считаные секунды Симкинс испустил негромкий торжествующий возглас и помахал листком почтовой бумаги с тиснением. – Вот она, мистер Холмс, – объявил он и положил листок на стол перед моим другом.

Холмс быстро проглядел официальное письмо, датированное двадцать пятым августа. В нем господ Симкинса и Стритера приглашали осмотреть произведение Рембрандта “Рождество Господне” с тем, чтобы обсудить возможность его реставрации.