Темное благословение - Миллер-младший Уолтер Майкл - Страница 10

• Предыдущая
• 10/16
• Следующая

— Вошел негипер! Затыкайте носы или уходите с нашего пути. Не искушайте себя соблазном!

Пока они шли по коридору, Пол чувствовал себя прокаженным. Священник провел его в третью комнату.

Увидев Пола, Виллия вздрогнула и спрятала серые руки под одеялом. Она слабо улыбнулась, попыталась сесть, но ей это не удалось. Отец Вильямсон и сестра-монахиня, которые стояли у изголовья кровати, тихо развернулись и покинули комнату. Мендельхаус поспешил за ними следом и прикрыл за собою дверь.

Последовала долгая болезненная пауза. Девушка смущенно улыбалась. Пол переминался с ноги на ногу.

— Они наложили мне гипс, — доверчиво сообщила Виллия.

— С тобой все в порядке, — поспешно заверил ее Пол. — Еще чуть-чуть, и ты встанешь на ноги. Здесь, в Галвестоне, тебе будет хорошо. Представляешь, тут одни кожистые.

Она сжалась в комочек и резко закрыла глаза.

— О, Господи! Господи! Я надеялась, что больше никогда не услышу этого слово. После прошлой ночи… когда эта старая женщина в качалке… Я осталась там одна, и ветер начал раскачивать кресло. О-о-о!

Она взглянула на него блестящими от слез глазами.

— Я скорее умру, чем прикоснусь к кому-нибудь, — после того, как увидела такое. К ней кто-то дотронулся, правда, Пол? Вот почему она это сделала…

Он смутился и отступил к двери.

— Виллия, прости меня за то, что я тогда сказал. Мне хотелось бы…

— Не беспокойся, Пол! Я не буду касаться тебя.

Она вытянула руки, поднесла их к лицу и с неистовой ненавистью осмотрела свои ладони.

— Я чувствую отвращение к себе! — захлебываясь от слез, закричала она.

Вот о чем говорил Мендельхаус. Неужели кожистые сходят с ума из-за того, что становятся отверженными, и чума здесь не при чем? Но ее же не гонят отсюда. Только негиперы, такие, как он…

— Выздоравливай быстрее, Виллия, — пробормотал Пол и торопливо выскочил в коридор.

Девушка дважды окликнула его, но потом замолчала.

— Так быстро? — разочарованно спросил Мендельхаус, рассматривая его бледное лицо.

— Где я могу взять машину?

Священник потер подбородок.

— Я только что говорил об этом с братом Мэтью. Э-э… как вы отнесетесь к тому, чтобы взять небольшую яхту вместо автомашины?

Пол затаил дыхание. Яхта означала возможность выхода в море — к его маленькому необитаемому острову. Яхта была наилучшим решением. Он радостно закивал головой.

— Хорошо, — сказал Мендельхаус. — Это небольшое судно находится в сухом доке маленькой бухты. Его, видимо, оставили, потому что не нашлось команды, чтобы снять со стапелей. Я позволил себе вольность и попросил брата Мэтью найти несколько мужчин, чтобы спустить яхту на воду.

— А они кожистые?

— Конечно. Но мы потом окурим судно, хотя, по правде сказать, это и необязательно. Через несколько часов опасность инфицирования исчезнет. Однако на подготовку яхты уйдет какое-то время. Завтра… Возможно, послезавтра… У судна потрескалось дно, и требуется небольшой ремонт.

Улыбка Пола увяла. Еще одна задержка. Два долгих дня в этом сером мраке. Но можно ли доверять священнику? Почему он согласился отдать ему яхту? Что если это челюсти невидимого капкана, которые начинают медленно сжиматься?

Заметив его сомнения, Мендельхаус сказал:

— Если вам хочется уйти быстрее, вы свободны. И не ломайте себе голову: для нас эта яхта — небольшая потеря. В доке их несколько. Брат Мэтью уже подготовил пару штук для нужд монастыря, поэтому мы можем отдать вам одну — они теперь ничейные. И еще… Вы помогли девушке, когда никто бы не пришел к ней на выручку. Пусть это судно будет наградой за вашу смелость.

Яхта. Открытое море. Тропический остров, совершенно необитаемый, на самом краю Карибского моря. И, конечно, женщина, выбранная среди множества тех, кто мечтает о подобном бегстве.

Пол ненароком взглянул на дверь палаты, в которой лежала Виллия. Да, жаль, что у нее все так плохо сложилось. Она могла бы стать той, кого бы он выбрал.

Священник кивнул.

— Ну как?

— Я не хотел бы доставлять вам какие-то хлопоты…

— Чепуха! Вы просто по-прежнему боитесь наших прикосновений! Идите за мной. Я хочу познакомить вас с одним человеком.

Мендельхаус повернулся и зашагал по коридору. Пол замешкался.

— А с кем? Зачем… Куда?

— Ступайте за мной, — нетерпеливо оборвал его священник.

Пол неохотно побрел за ним к лестнице. Они спустились в мрачное подвальное помещение и через двойную дверь вошли в огромную лабораторию. Электрическое освещение ослепило Пола. Затем он услышал звук двигателя и понял, что энергия подается сюда от местного генератора.

Проследив за его взглядом, прикованным к потолку, священник объяснил:

— Эти лампы убивают бактерий. Вернее, некоторых из них. Не волнуйтесь, здесь вы можете прикасаться к любым предметам. Они стерильны.

— Но не на столько, как вы бы хотелось, — прорычал незнакомый голос. — И они вообще не будут стерильными, если вы здесь останетесь! Так что шагайте отсюда, проповедник.

Пол обернулся и увидел небольшого мужчину, склонившего над микроскопом седую косматую голову. Он и взглядом не удостоил своих посетителей.

— Это доктор Сиверс из Принстона, — сказал священник, не обращая внимания на слова ученого. — Утверждают, что он атеист, но лично я считаю его пуританином. Доктор, это тот молодой человек, о котором я вам говорил. Не могли бы вы просветить его по поводу невродермы?

Удерживая взгляд на окуляре инструмента, Сиверс записал что-то в блокноте.

— Почему бы нам просто не наделить его этой штукой, и пусть он изучает ее самостоятельно, — по-садистски пошутил ученый.

— Не пугайте его, еретик! Я привел юношу сюда для разъяснений!

— Так и разъясняйте сами! Я занят. И прекратите выдумывать мне клички. Я не атеист, а биохимик!

— Вчера вы были биофизиком. Но не будем спорить. Я прошу вас принять этого молодого человека.

Пол повернулся, чтобы уйти, но Мендельхаус закрыл дверной проем своим телом.

— Вот только это я еще и могу, проповедник, — проворчал доктор Сиверс. — Принимать молодых людей и говорить им о том, что я ничего не знаю. Абсолютно ничего! Ну, накопил я кое-какие данные. Ну, проследил соотношения и общие знаменатели. А дальше что? Я все равно ничего не знаю. Почему бы и вам, священникам, не признать это в своем жульническом заведении?

Мендельхаус улыбнулся Полу.

— Наш ученый очень горд своим смирением — и это ли не парадокс!

Он повернулся к Сиверсу и строго напомнил:

— Доктор, этот молодой человек…

Ученый покорно вздохнул.

— Хорошо, присаживайтесь, юноша. Я займусь вами, как только закончу подсчет нервных окончаний в этом кусочке кожи.

Подмигнув Полу, Мендельхаус ехидно зашептал:

— Сиверс считает мазохизмом то, что мы соблюдаем пост и принимаем обеты. А сам сидит здесь, выдирает клочья собственной кожи и рассматривает их через увеличительное стекло.

— Уйдите, проповедник! — взревел ученый.

Мендельхаус насмешливо хохотнул, кивнул Полу на кресло и покинул лабораторию. Пол неохотно сел, наблюдая за спиной Сиверса.

— На самом деле эти черноризники довольно милые и славные люди, — добродушно произнес ученый. — Если бы они еще перестали обращать меня в свою веру…

— Доктор, может быть мне лучше тоже…

— Спокойно! Ты мне надоел, поэтому сиди и молчи. Я не могу позволять людям вбегать и выбегать отсюда. Если пришел, то, будь добр, оставайся.

Пол промолчал. Он так пока и не понял — был ли Сиверс кожистым или не был. Лабораторный халат коротышки задрался вверх, заслонив затылок и шею. Рукава закрывали запястья, кисти рук были в перчатках, а узелок белого шнурка на затылке подсказывал Полу, что на докторе есть еще и марлевая повязка. Уши выглядели ярко-розовыми, но их цвет ничего не говорил, так как серость чумы пропитывала всю кожу лишь через несколько месяцев после заражения. Однако Пол догадывался, что доктор болен. Перчатки и повязку он носил для того, чтобы сохранить стерильность оборудования.

• Предыдущая
• 10/16
• Следующая