У нас с Галкой каникулы - Печерникова Татьяна Алексеевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая

— Понимаешь,— сказала я ему,— раньше он никогда не ел хлеба.

— Ну и напрасно,— ответил Алеша.— Хлеб — это самая вкусная еда на свете. Только вот почему он носит хлеб в свой дом?

— Почему-почему? — сказала Галка.— На зиму запасает, вот почему, белка-то сколько всего запасает — даже грибы сушит, даже маленькие яблочки с деревьев ворует. Колятка сам видел.

— Белка — другое дело, белку нечего с дятлом равнять, ей зимой туго приходится. А дятлу что, он и зимой деревья долбит. А как вы думаете,— спросил Алеша,— может, у вашего дятла малыши есть?

— Ты что! Если бы в домике были маленькие дятлы, мы бы их уже сто раз увидели,— сказала я.

— Пожалуй, вы правы,— Алеша сморщил лоб, он всег­да морщил лоб, когда задумывался.

— А по-моему,— сказала я,— наш Кузя просто на ужин себе хлеб берет, он ведь у нас полуночник, долго не спит. Мы с Галкой тоже перед самым сном часто просим поесть.

Но, оказалось, ничего-то мы не знали. Вот какая случи­лась у нас история.

Еще давно повадилась к нам кошка. Мы с Галкой боль­ше всех домашних животных любим собак. Нам все равно какие они — породистые или обыкновенные дворняжки, лишь бы была собака. Мама тоже любит собак, но в доме их держать не хочет, потому что некоторые собаки очень много и громко лают. Мама говорит, что даже перед сосе­дями неловко, когда у вас в доме стоит сплошной лай. Тогда мы стали выпрашивать у нее кошку. Кошка, кото­рая к нам повадилась, наверно, была бездомная, потому что приходила такая голодная, что хватала даже сухой хлеб. Нам хотелось взять ее насовсем. Галка сделала боль­шие печальные глаза и сказала:

— Ну, мамочка, ну, пожалуйста, кошки же не лают.

Но мама всё говорила, что к этой кошке у нее не лежит сердце. Кошка и правда была не очень красивая, черная-черная, а глаза у нее были желтые-желтые.

— Злая она и жадная,— говорила мама,— когда ест, урчит на весь поселок, просто слушать противно. Кормить мы ее будем, но в Харьков я ее не возьму ни за что на свете. Довольно с меня Путьки и ваших рыбок. Целых три аквариума! Дай вам волю — вы и змею пригреете.

— Ну и что,— ответила Галка,— змея тоже животное, она же не виновата, что она змея.

Однажды работали мы в саду. Мама, Галка и я. Работа у нас была веселая и очень срочная. Из разных досок, фа­нерок и веток мы строили шалаш. Мы с мамой строили, а Галка на длинном листе уже выводила крупными буквами: «Данилкин дом». Вечером к нам должны были прийти Але­ша с Данилкой, и мама сказала:

— Давайте приготовим для них сюрприз.

Мама даже решила вырезать из фанеры петуха, раскрасить его и поставить на крышу. Уж очень ей нравился петух на крыше дома маленькой Оли, у которой жила зе­леная ежиха с ежатами.

Шалаш уже был почти готов, как вдруг мы услышали пронзительный крик. Это кричал наш дятел Кузя. Галка сказала, что, наверно, опять он, жадоба, чужих дятлов го­няет. Я тоже так подумала. Но тут мы услышали громкое урчание и увидели черную кошку. Она стояла под дере­вом, на котором жил в своем домике Кузя, и держала в зубах что-то черное. А наш бедный Кузя низко-низко, над самой землей, перелетывал с дерева на дерево и кричал. Мама первая кинулась к кошке, мы за ней.

— У, проклятая,— кричала мама,— брось, брось сейчас же!

Теперь мы уже увидели, что в зубах у кошки был дя­тел, уже довольно большой, на немного меньше Кузи. Ко­нечно же, это был его детеныш. Наверно, он еще не мог летать высоко, и кошка его сцапала. Она побежала с ним, но не очень быстро, потому что дятел уже был тяжелым, а кошка тощая, ее, наверно, никто, кроме нас, не кормил. Мы все трое наперегонки мчались за ней. Она бросилась от нас в малинник и заурчала там еще сильнее. У меня от страха стучали зубы и ноги стали тяжелыми, как утюги. Я старалась не думать о том, что кошка может съесть дят­ла, я мотала головой, чтобы не думать об этом, но все равно думала.

— Брысь, брысь, зверюга, вот я тебя! — все кричала мама.

Кошка выбежала из малинника. Я уже догнала ее, да зацепилась за что-то ногой и упала, но все-таки ухватила ее за хвост. Она изогнулась, хотела цапнуть меня зубами за руку и выронила дятла. Я отшвырнула ее, схватила дят­ла, прижала его к груди. Он был живой, только очень дрожал, и сердечко у него билось тоненько-тоненько и час­то-часто, еще чаще, чем тикают часы. Мама взяла у меня дятла, села с ним прямо на землю, стала его осматривать.

А Кузя с криком перелетывал с куста на куст да так низко, что мы боялись, как бы он не клюнул маму. Но мама даже не думала его бояться, она кричала ему громко:

— Да не волнуйся ты, пожалуйста, ни перышка не упа­ло с твоего малыша, испугался он, только и всего. Теперь следи за ним в оба, это самая черная, самая злая кошка на свете.

Мы положили маленького дятла под дерево, а сами ото­шли в сторону. Мы думали, Кузя спустится к нему, а он только летал над ним и летал. И вдруг маленький дятел то­же захлопал крыльями, прыгнул на дерево, быстро, со­всем как Кузя, взобрался по нему до самого домика и сел на крылечко. Но Кузя подлетел к нему, крикнул ему что-то сердито, наверно «марш домой», и подтолкнул его клювом.

А черная кошка опять пришла к нам, но мама велела нам теперь гнать ее в три шеи. Она боялась, как бы эта злюка не вздумала охотиться еще и за бельчатами, они ча­сто бегали прямо по земле. Погоняются друг за другом, наиграются досыта, до отвала и сидят на большом пне, орешки кедровые щелкают. Это мы им орешки подсыпали. Спросит нас дед Володя или баба Ната, чего нам из горо­да привезти, а мы с Галкой:

— Кедровых орешков!

Нас бельчата уже почти не боялись, близко подпускали к себе, а один даже брал у меня орехи с ладони. Вежливо так, осторожно, совсем как его мама Соня.

Бабушка Анисья уехала погостить на Волгу в деревню к своей сестре и увезла с собой Колятку с Федей. Теперь мы уже не увидим их до следующего лета. А тут еще тетя Маша была в отпуске. Она все время что-нибудь делала. Теперь на окнах их дома висели новые занавески, пол блестел, как лакированный, на пороге лежала такая чисгая тряпка, что мы с Галкой и ступить на нее боялись, а полагалось об нее вытирать башмаки. Данилка строил свои высотные дома и кувыркался на траве в белых-белых тру­сиках. А еще тетя Маша окапывала яблони, чтоб им легче дышалось, варила варенье и пекла пироги с черникой. Она угощала нас пирогами, поила морсом из красной смороди­ны.

— Спасибо вам за то, что вы тут нашему Алеше так хорошо помогали,— сказала она раз.— Теперь отдыхайте. Перед школой обязательно надо отдохнуть. И к нам по­чаще в гости заглядывайте.

Мне хотелось ей сказать, что мы ни капельки не уста­ли, что это совсем неинтересно — просто в гости. Гораздо интереснее приносить им молоко и смотреть, как пьет его из большой кружки Дмитрий Иванович, пьет и не может напиться, до того любит он молоко. Интересно кормить Данилку кашей, рассказывать ему сказки. А еще лучше возить Дмитрия Ивановича по просеке и слушать о том, какие он придумывает дома. К Дмитрию Ивановичу теперь еще чаще приезжали из Москвы люди, тоже строители. Они все говорили, говорили. А Дмитрий Иванович все что-то рисовал на большом листе бумаги, наверно, свои будущие дома.

Я сказала тете Маше: «Спасибо, придем». Так полагает­ся отвечать, когда тебя приглашают в гости. А Галка ниче­го не сказала, она просто повернулась да пошла к калитке. И всю дорогу сердито бормотала:

— Нужны нам ее пироги с черникой, ходи потом с чер­ным ртом. Наша баба Ната еще лучше пироги печет. Наша баба Ната весь отпуск ездила больных гладить, даже операции делала. А эта тетя Маша все время дома, все время дома.

Галка, если обидется или рассердится на кого-нибудь, все скворчит и скворчит, как масло на горячей сковородке. А когда я обижусь, все молчу и думаю, молчу и думаю.

Мама заметила, что мы ходим скучные.

— Ну, что у вас там случилось, выкладывайте все по порядку,— велела она нам.

Я только пожала плечами, а Галка тут же все выпа­лила.

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая