Звоночек 2 (СИ) - Маришин Михаил - Страница 66

• Предыдущая
• 66/87
• Следующая

— Милая, давай воздержимся от внутримышечного массажа, — я попытался тянуть время, чувствуя, что лекарство уже вовсю действует.

— Как скажешь, дорогой, но это уже ничего не меняет, — она обворожительно улыбнулась мне сверху и тут же, рванув халат посередине, так, что отлетели все пуговицы, моментально, буквально растерзала своё нижнее бельё, которое повисло спереди лохмотьями, открывая взгляду вожделенные прелести.

— Что ты делаешь!?

— Аааа!!! Хильфе! Хильфе!!! — в прихожей раздался грохот и топот ног, но я уже отрубился.

Пробуждение моё было не самым приятным, во рту была натуральная помойка и чувствовался запах алкоголя. Не перегара, а именно алкоголя. Похмелье, слава Богу, отсутствовало, но голова была тяжёлой, видимо, со снотворным я перебрал. Сосредоточившись на ощущениях, притворяясь пока спящим, я понял, что лежу, дрожа от холода, раскрытый на своей собственной кровати, а вот тяжёлое сопение где-то рядом не внушало оптимизма. Чуть приоткрыв глаза, я чуть было не вскрикнул от неожиданности. Рядом с кроватью в кресле, распустив слюни, спал "терминатор". Это хорошо, дружок, что ты спишь. Тихонько встав с кровати и, после поиска подходящего инструмента, взяв со стола увесистый вентилятор я примерился половчее тюкнуть его по башке, но передумал. Так его и к праотцам отправить не долго, а становиться убийцей в мои планы не входило. Зато у меня был великолепный, прочный и длинный шнур с кистями, на который были повешены занавески. Они мне сейчас ни к чему, на улице лунная ночь, а в доме света я, понятно не зажигал, поэтому естественное освещение жёлто-белым, отражённым от снега светом, как нельзя кстати.

Соорудив удавку и прокравшись за спинку кресла я накинул петлю на шею беспечного господина Мессера и принялся душить. Убивать, как я говорил, я не хотел, а вот перекрыть доступ кислорода к мозгу так, чтобы человек на короткое время потерял сознание, было нужно. Этому искусству, в своё время научил меня внешне безобидный старичок, который, тем не менее, мог влёгкую уделать в рукопашке парочку гораздо более молодых соперников. После недолгих трепыханий и сучения ногами, не слишком при этом шумя, Курт обмяк и я, скинув тело на пол, не теряя времени связал ему за спиной руки, а потом притянул к ним и ноги. Техника и узлы у меня правильные — не развяжется. Пока автриец приходил в себя, я нашёл свои шмотки и принялся быстро одеваться. Затем, ласково попросил Мессера открыть рот, чтобы я мог засунуть туда кляп. Мой немецкий был ещё очень плох, хотя прямое общение с непосредственными носителями языка — лучший способ обучения, но, тем не менее, понять меня было можно. Не найдя взаимопонимания и не желая тратить время на долгие уговоры, я просто приподнял лежащее на животе тело сзади за лодыжки и нанёс удар между ног, отчего у бедняги не только рот открылся, но и глаза из орбит чуть не выскочили.

— Ихь шрайбе, — привлёк я внимание пленника к записке, которую набросал на подоконнике при свете луны. Содержание её было лаконичным: "Прошу, в ваших интересах, не предпринимать никаких действий, пока я не вернусь". Что бы здесь ни произошло, моя карма, как говорится, была чиста, и это должно было быть зафиксировано на плёнке. Что и позволяло мне чувствовать себя достаточно уверенно. После этого я развернул Курта так, чтобы он не мог наблюдать за моими действиями.

Глянув на часы, показывающие начало шестого, я принялся торопливо разбирать маскировку, бросая её части в топку погашенного камина, с облегчением осознавая, что камеру не обнаружили и плёнка цела. Забрав аппаратуру, я завалил нычку обычными поленьями, скрывая следы. Теперь мне срочно надо в город, при этом нежелательно вызывать такси и вообще пользоваться телефоном, который, наверняка, контролируется. Запасной вариант был — в близлежащем посёлке один бауэр имел собственный автомобиль, но до него надо было ещё добраться пешком, разбудить и уговорить отвезти меня куда надо. К счастью, всё обошлось без лишних сложностей, я, топая с чемоданом по дороге, поймал попутку и за небольшие деньги добрался до города, прямым ходом отправившись к лавке фототоваров.

Подождав до восьми часов явившегося открывать магазин хозяина, а поинтересовался, где можно обработать отснятый материал. К счастью, для хозяина это не было проблемой и я сговорился с ним на два экземпляра фильма, который мог быть готов не раньше, чем к вечеру. Я категорически отказался гулять весь день, сказав, что фильм очень важен для меня и даже вызвался добровольным помощником в работе, на что хозяин ответил, что моего участия не требуется, так как в наличии имеется проявочная машина. Это было для меня откровением, всё-таки о кинотехнологиях, в отличие от фото-, я почти ничего не знал, хотя и понимал, что они подобны. К счастью, лавочник не нашёл аргументов отказать мне присутствовать в процессе работы и я мог лично осмотреть механизм, с глубоким удовлетворением отметив для себя факт того, что практически исключена возможность, пока не будет готов полностью фильм, ознакомиться с содержимым.

Целый день я просидел в фотолавке не жрамши, дожидаясь первой копии фильма и, когда она была готова, попросил хозяина, чтобы он дал мне возможность проконтролировать качество, раз я плачу ему за работу такие бешеные, по здешним меркам, деньги. Уединившись в отдельной комнатушке, даже загородив спинкой стула замочную скважину, я просмотрел отснятый материал. Интересными были только первые полчаса фильма. Ай да доктор Энглер! Ай, подлец! Хорошо ещё, что я снотворным спутал его планы и ему явно пришлось импровизировать на ходу, о чём говорили судорожные метания действующих лиц, когда они убедились, что я без сознания и использование моего собственного фотоаппарата. Компромат значит и неминуемый шантаж. Я-то, грешным делом, надеялся, что всё будет гораздо приятнее, из меня будут пытаться вытянуть информацию в тёплой постели. Ничего, эти игры мне тоже не в диковинку.

Расплатившись с лавочником я отправился на вокзал Зюйдбанхоф, где оставил в автоматической камере хранения киноаппаратуру и одну копию фильма. Жетон, необходимый, чтобы открыть её завёз в торгпредство, предупредив, что в случае нужды сообщу код. После чего, решительно направил свои стопы обратно в пансионат, надо было решительно положить всем этим приключениям конец.

Не прошло и десяти минут, как я зажёг в своём коттедже свет, подивившись идеальному порядку в помещении, где уже ничто не напоминало о событиях прошедшей ночи, как раздался телефонный звонок.

— Господин Любимов? — послышался знакомый голос.

— Да, господин Энглер, я вас слушаю.

— Нам необходимо поговорить, не изволите ли немедленно зайти ко мне?

— Что, прямо сейчас, в десять вечера?

— В противном случае утром будете объясняться с полицией.

— Не надо только шум поднимать, я уже иду.

Прихватив новенький кожаный портфель, я с грустью, глядя на него, подумал, что денег осталось едва-едва на обратный билет на самолёт. Что поделать, шпионаж — дело затратное. И не ясно ещё, принесёт ли оно мне какую-либо выгоду. Энглер, наверняка, должен был напрячься из-за моего отсутствия целый день и подумать, что я как-то готовлюсь вывернуться, но, с другой стороны, он должен быть уверен, что я не могу знать, что на самом деле произошло. А, имея на руках неубиваемые вещественные доказательства моего "преступления", можно было плевать на любые мои манёвры. Для меня же главное — правильно подыграть эскулапу, чтобы понять, кто за ним стоит, а потом уж можно будет его откровенно ломать.

— Господин Любимов, — решительно начал разговор Энглер, сразу взяв "быка за рога", — вы вчера вечером напились до безобразия и совершили совершенно непозволительный поступок, изнасиловав в грубой форме вашу несчастную медсестру Анну.

— Кто вам это сказал? Мне вчера стало плохо во время лечебных процедур и я потерял сознание! Я не мог никого изнасиловать!

• Предыдущая
• 66/87
• Следующая