Большая и грязная любовь - Гаврилова Анна Сергеевна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая

– Гле… – Я осеклась.

Очень долгая, очень неприятная пауза. Сердце стучит все медленней – кажется, еще чуть-чуть, и остановится вовсе. И голос собачника как набат:

– Только без обмороков, ладно?

Обмороков не было, зато была мама, которая появилась в дверном проеме, спросила настороженно:

– Крис? Крис, это кто?

– Друг, – нагло заявил собачник и, отодвинув ошарашенную меня, вошел. Вслед за мужчиной и песик появился – все такой же большой, косматый и невыразительный.

Маман громко сглотнула, попыталась возразить, но тут и я отмерла…

– Все хорошо. – Прозвучало неубедительно, но все-таки. – Действительно, друг.

Волшебник растянул губы в фальшиво-бодрой улыбке, не дожидаясь приглашения, потопал в мою комнату. Пес за ним. Ну и я третьей…

– Крис! – окликнула мама возмущенно.

– Потом объясню.

Шок, в который впала родительница, был куда глубже, нежели показалось вначале. По крайней мере, только этим могу объяснить ее неуверенный, но все-таки кивок.

– Ты уже поняла, что случилось? – спросил собачник, едва мы оказались наедине.

Я помотала головой и направилась к шкафу – хоть халат накинуть, что ли. Подступающую истерику душила с горячностью Отелло, но получалось фигово. Глаза щипало от слез, в носу щекотало… ну тоже от слез, если в анатомические подробности не углубляться.

– Привязка сорвалась, – сказал мужчина устало. – Просто сорвалась привязка…

Он отдернул штору и уселся на узенький подоконник. Псина скромностью хозяина не обладала, косматая зараза запрыгнула на развороченную постель и сделала вид, что всегда тут спала. Я невольно поморщилась, но промолчала. В свете происходящего шерсть на простынях – сущая мелочь.

– Я не разбираюсь во всей этой хиромантии…

– Вальтез, – сказал мужчина.

– Что простите?

– Вальтез мое имя, – пояснил тот.

– Очень приятно. – Приятно не было, но хамить не хотелось. – Я – Крис.

– Знаю, – грустно усмехнулся собеседник. – Я все-все знаю…

– Ну раз знаете, тогда объясните. – Кажется, задушить истерику все-таки не получится.

– Да. Разумеется, объясню… – Вальтез тяжело вздохнул, сцепил пальцы и, смерив странным взглядом, сказал: – Для начала я должен признаться, что действовал не один.

Очень хотелось кивнуть на пса и спросить – ваш главный сообщник? Но я смолчала. А типический-типический мужчина продолжал:

– Не подумай, что оправдываюсь. Просто хочу, чтобы ты осознала масштаб. Это был очень крутой эксперимент, Крис. Единственный в своем роде.

Эксперимент? Черт! Кажется, истерика может смениться жаждой убийства, причем сию секунду.

– Видишь ли, мы и вы, ну то есть люди, разделены не только биологически, но и магически. У вас своя судьба, а у нас… Многие думают, будто у нас судьбы нет, будто мы сами творцы. Я не знаю, правда ли это, но одно известно наверняка – мы несравнимо сильнее вас.

Злиться я перестала, даже дошла до письменного стола, присела на краешек столешницы. Собачник перемену в настроении точно заметил, даже улыбнулся уголками губ.

– Так вот… На вашу жизнь мы влиять можем – те же привороты, порчи, привлечение удачи, ну и так далее. Влиять на жизнь себе подобных – нет. С одной стороны, это хорошо, с другой… Знаешь, временами это вызывает очень серьезные проблемы.

Он отвел взгляд, поджал губы. И продолжил далеко не сразу.

– Крис, ты ведь умная девочка, верно?

Вопрос риторический, но я все равно кивнула.

– Ты же понимаешь, что изменить реальность совсем не просто?

Опять кивнула, хоть этого и не ждали.

– И что без причины подобные вещи не делаются, тоже догадываешься.

Конечно. Правда, меня сейчас не причины интересуют, а кое-что другое – Глеб. Где он? Что с ним? И помнит ли он меня?

– С Глебом были проблемы. Поэтому мы, старшие, решились на самую грандиозную аферу за всю историю нашего народа. Это был очень сложный ритуал, Крис.

Вальтез поднялся, прошелся по комнате.

– Не хочу грузить тебя подробностями. Да и вряд ли поймешь, чего нам стоило провернуть это дело. Преодолеть сопротивление сообщества, пробить защиту самого Глеба, отыскать источник энергии и, в конце концов, найти тебя. Сейчас важно лишь то, что привязка сорвалась.

– Что за привязка? Приворот? Вы приворожили меня к Глебу?

– Нет, – хмыкнул собачник. – Нет, ну что ты… Привязка – это… ну как бы тебе объяснить… Чтобы изменить реальность, мы создаем новый фрагмент – грубо говоря, формируем ту ситуацию, которая нужна, и замещаем ею настоящую. Остальную работу – подстройку прошлого и будущего, делает само мироздание. Просто оно не терпит несоответствий. Так вот, чтобы процесс изменения начался, новый фрагмент нужно к реальности привязать. Это как… пришить новый орган. До тех пор пока орган не прижился, его держат хирургические нити, дальше уже сам. Так вот, эти ниточки и оборвались, реальность отторгла искусственный элемент, все возвратилось на круги своя.

– А ниток попрочней не было? – спросила тихо-тихо, уже зная, каким будет ответ.

– Энергии не хватило, – признался Вальтез. И добавил с грустной улыбкой: – Надо было прибить этого Данилова, вот тогда бы проблемы не возникло.

По спине побежал холодок – просто тот, кого я опрометчиво считала добрым волшебником, не шутил. Черт, кажется, быть узлом не всегда выгодно.

– Твоя память сохранилась по той же причине, – добавил мужчина с типическим лицом. – Нам банально не хватило энергии…

Уф! Вот случись этот разговор пару дней тому, я бы возмутилась – ну как бы не радует вариант потерять память и вообще себя. Но теперь-то чего копья ломать?

– Глеб меня помнит?

Собачник одарил грустным взглядом. Подмигнул, но отнюдь не весело.

– Никто тебя не помнит, Крис. Даже я с трудом узнаю. Видишь ли… ситуация, в которую тебя поставили, была слишком невероятна. А чем дальше измененная реальность от оригинала, тем меньше…

– Стоп.

Собеседник тут же замолчал, а я… сидела и думала – обидеться на него или как?

– Крис, извини, – выдержав ну о-очень долгую паузу, сказал Вальтез. – Но ты действительно не вписываешься в его вкусы. Ты не такая, ты неправильная. Слишком импульсивная, слишком обидчивая, а временами… просто дурная.

Нет, я все-таки обижусь. Не сейчас, чуть позже, но обижусь жутко!

– Тем не менее я вынужден просить тебя попробовать еще раз.

– Что, простите?

В спальне воцарилась тишина, которую нарушал лишь мерный сап косматой псины. Вальтез по-прежнему сидел на подоконнике и прикидывался невзрачным человеком, я по-прежнему ждала и опять начинала свирепеть.

– Я буду откровенен, – наконец, произнес собеседник. – Мы не можем повлиять на Глеба. Убирать его тоже нельзя – слишком важная фигура, особенно сейчас. Повторить смещение тоже невозможно. Поэтому я вынужден просить тебя попробовать еще раз. Завтра ты выходишь на работу в ООО «С.К.Р.», в аналитический отдел, ассистентом. Твоя задача…

Оглядываться в поисках чего-нибудь тяжелого я начала раньше, чем осознала, зачем мне это самое тяжелое понадобилось.

– Крис! – рыкнул собачник. – Крис, это в твоих интересах! Тебе нужен Глеб, а нам нужен… сытый Глеб. Потому что когда верховный судья голоден, страдают все.

– Верховный… кто?

Мой вопрос проигнорировали.

– Увы, я не могу просто взять и подчинить тебя своей воле – воздействие невозможно скрыть, тем более от него. Подарить тебя ему тоже не могу – не примет, упертый он у нас. Просто познакомить, раскрыв твой секрет, – тоже не вариант, Глебу везде и всюду мерещатся попытки давления. Поэтому все должно быть естественно.

Мне все это мерещится, да?

– Я даже на тебя давить не могу. – В голосе собачника появилась едва уловимая грусть. – Так что шантажа и угроз родственникам можешь не опасаться.

Удивительное чувство – хватаешь воздух ртом, пытаешься проглотить, а он, зараза, не проглатывается. И сказать, разумеется, ничего не можешь. И вообще!

– Крис, ну ты же взрослая девочка, – заявил Вальтез, поднимаясь с подоконника. – Ты же понимаешь, что пути назад все равно нет. К тому же… ты любви хочешь. Маленькой и пошлой.

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая