Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай - Страница 22
- Предыдущая
- 22/129
- Следующая
Окончательное назначение состоялось 15 июля. «Человек, которого в нашей стране многие почитают, а некоторые ненавидят за его рыцарственную преданность и за его непримиримость к революции. Он мой друг и верный слуга и прибывает со свежим и живым воплощением основ моей политики, моего образа действий, моей воли и, добавлю, моей любви к Австрии и Вашему Величеству» – так прусский король позднее отрекомендовал Бисмарка в письме к молодому австрийскому императору Францу Иосифу[99]. Неизвестно, насколько искренним был прусский монарх и понимал ли он, как далека от истины данная им характеристика. Новый посланник имел свое видение прусской политики в германском вопросе и вовсе не был настроен на безоговорочное сотрудничество с монархией Габсбургов – впрочем, как и на однозначное противостояние. Учитывая, какое направление приняли в дальнейшем австро-прусские отношения, Бисмарк был просто обречен в недалеком будущем оказаться костью в горле австрийской внешней политики. Как вспоминал впоследствии он сам, в момент приезда во Франкфурт он вовсе не был настроен против монархии Габсбургов, однако в течение первых четырех лет пребывания там убедился в том, что столкновение с Австрией неизбежно. Германский Союз, похоже, с самого начала не вызывал у нового посланника никаких симпатий; в отличие от многих немцев, рассматривавших его как некий заменитель «общегерманского отечества», Бисмарк считал это довольно аморфное образование шахматной доской, полем соперничества между Австрией и Пруссией, которое должно быть либо разделено между обеими по справедливости, либо стать военной добычей одной из них.
В момент назначения Бисмарка главой венского кабинета был все тот же Шварценберг, который нанес Пруссии тяжелое дипломатическое поражение меньше года назад. Революция 1848 года показала, насколько непрочной является конструкция «лоскутной монархии» Габсбургов в условиях расцвета национальной идеи. Шварценберг стремился не только подавить революцию, но и придать австрийской монархии новый облик, который позволил бы ей выдержать грядущие бури. Внутри страны его политика заключалась в попытке создания унитарного государства, каждый гражданин которого чувствовал бы себя в первую очередь не немцем, чехом или венгром, а подданным Австрийской империи. В области внешней политики основная задача сводилась к тому, чтобы оставаться сильным и не допускать усиления противников, к числу которых относилась в первую очередь Пруссия. Для этого было необходимо как минимум сохранять существующее «статус кво», как максимум – усиливать австрийское влияние в Германском союзе.
Эта задача облегчалась тем, что политическая элита многих средних и малых государств, особенно в Южной Германии, считала Пруссию потенциальным агрессором и видела в Австрии гаранта сохранения существующего положения вещей. Действительно, из двух великих германских держав именно Пруссия была в наибольшей степени заинтересована в изменении сложившегося баланса сил и наращивания своей мощи. Поэтому в своих действиях Австрия могла опереться на обширную «клиентуру» из числа монархов малых германских государств.
Однако у Пруссии в этой игре тоже были неплохие карты. 1850-е годы стали для страны временем спокойствия во внутренней политике и быстрого экономического развития. Средние и малые государства Северной Германии в большинстве своем находились в зависимости от нее. Достаточно сдержанная и осторожная внешняя политика – Пруссия была единственной из великих держав Европы, полностью устранившейся от участия в Крымской войне (1853–1856), – способствовала укреплению ее позиций на международной арене. Основным пространством для прусской внешней политики была Германия, и поэтому ее успех во многом зависел от действий посланника в бундестаге.
Бисмарк с самого начала стремился действовать самостоятельно, исходя из собственного понимания принципов и задач германской политики Пруссии. Естественно, что он находился в постоянной переписке с королем, министром иностранных дел и своим покровителем Леопольдом фон Герлахом. Однако это не мешало ему чем дальше, тем в большей степени проводить собственную линию – особенно по мере того, как рос его дипломатический опыт и раскрывались таланты.
Во Франкфурте свежеиспеченный дипломат попал в новую для себя обстановку. «Что за шарлатанство и преувеличенная важность сидят в этой дипломатии!» – писал он жене[100]. Однако он взялся за дело с завидным энтузиазмом. Первый важный вывод, который Бисмарк сделал для себя на новом посту, гласил: никто не ведет здесь политику, основанную на принципах, как того хотят его берлинские покровители. Представители всех государств защищают исключительно свои прагматичные интересы. Соответственно, нет ничего зазорного в том, чтобы также отстаивать государственные интересы Пруссии, а не абстрактные ценности вроде «монархической солидарности» или «общегерманского единения».
В первый год своей работы он продолжал оставаться депутатом нижней палаты ландтага и частенько ездил на поезде в Берлин, чтобы принять участие в ее заседаниях. Это было личным пожеланием короля, который позволил Бисмарку отказаться от мандата лишь осенью 1852 года. К слову сказать, после своего назначения во Франкфурт депутат должен был, сложив полномочия, баллотироваться повторно – и Бисмарк выиграл выборы с большим перевесом. В марте 1852 года он произнес речь, вызвавшую большой резонанс – в ней он в духе своих прежних выступлений заявил, что не следует путать обманутое демагогами население больших городов с прусским народом в целом, и если горожане вновь восстанут, крестьяне вынудят их к покорности. «Я хочу назвать причину, по которой дворяне занимают большинство постов в армии: это занятие почетное, но не такое удобное, как основание фабрик и руководство ими с королевской поддержкой, в качестве благодарности за которую правительство получает нападки. Поскольку предшествующий оратор заявил, что правительство не доверяет народу, я могу ответить ему, что также не доверяю населению больших городов, пока оно позволяет руководить собой честолюбивым и лживым демагогам, однако я не вижу в них прусского народа. Последний, если большие города снова поднимут мятеж, сможет принудить их к покорности, даже если придется для этого стереть их с лица земли»[101].
При этом у прусского посланника оставалось достаточно времени для того, чтобы совершать длительные конные прогулки и путешествия по региону. В октябре 1851 года к нему приехала Иоганна – это был практически первый опыт длительной совместной жизни супругов. Именно во Франкфурте они окончательно приспособились друг к другу и стали одним целым. Здесь окончательно сформировалась та модель отношений между супругами, которая сохранится до конца их жизни. Отто – лидер, который защищает семью от всех внешних опасностей, заботится о жене и старается сделать ее жизнь как можно более комфортной, но слово которого имеет силу закона. Иоганна – хранительница семейного очага, хозяйка дома, любящая и преданная, не интересующаяся политикой и не имеющая собственного мнения, но искренне ненавидящая врагов своего мужа. Жизнь с таким мужем, как Бисмарк, была не самой легкой задачей, и все же она говорила, что не хочет попасть в рай, если там не будет ее Отто. «Время во Франкфурте-на-Майне было приятным, – вспоминал Бисмарк впоследствии. – Молодой супруг, здоровые дети, три месяца отпуска в году. Бундестаг означал во Франкфурте все – но вокруг были Рейн, Оденвальд, Гейдельберг»[102]. Франкфурт, вольный город с 70-тысячным населением, одна из столиц европейской дипломатии, светское общество которого носило отчетливо космополитичный характер, пришелся Бисмарку по нраву.
По приезде во Франкфурт свежеиспеченный дипломат изначально поселился в гостинице «Английский двор», однако уже вскоре арендовал дом с небольшим садом. Всего за восемь неполных лет его деятельности в качестве прусского посланника в бундестаге он сменил три дома. Это были сравнительно небольшие здания, плохо годившиеся для организации балов и приемов, но прекрасно подходившие на роль семейного гнезда. К скромности вынуждало и сравнительно небольшое жалованье в 20 тысяч талеров, не позволявшее жить на широкую ногу. Мотли, побывавший в гостях у Бисмарка летом 1855 года, вспоминал: «Это один из тех домов, где каждый делает то, что считает нужным. Салоны, где проходят официальные встречи, расположены вдоль фасада здания. Жилая часть состоит из гостиной и столовой, которые обращены к саду. Здесь рядом обитают стар и млад, старики и дети и собаки, они едят, пьют, курят, играют на пианино и стреляют в саду из пистолетов, и все это одновременно. Одна из тех квартир, где имеются все земные яства и напитки – портвейн, содовая, пиво, шампанское, бургундское или красное в наличии почти всегда – и каждый курит лучшие гаванские сигары»[103]. Частная жизнь Бисмарка не слишком отличалась от жизни помещика в померанской глубинке. Это импонировало ему самому, а главное – Иоганне, для которой переезд во Франкфурт был связан с радикальным изменением окружающей обстановки. По настоянию мужа ей пришлось учить французский – международный язык дипломатов того времени, – чтобы не выглядеть откровенной провинциалкой в светских кругах космополитичного Франкфурта. Бисмарк старался уделять жене как можно больше внимания, не уставая подчеркивать, что она значит в его жизни. «Она очень дружелюбна, умна, естественна и относится ко мне как к старому другу», – писал Мотли об Иоганне[104]. По-прежнему избегавшая светских мероприятий, супруга прусского посланника могла быть душой небольшой компании и образцово гостеприимной хозяйкой.
- Предыдущая
- 22/129
- Следующая