Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай - Страница 26
- Предыдущая
- 26/129
- Следующая
Что же делать в данной ситуации? Сохранять вооруженный нейтралитет, извлекая из него при этом все возможные выгоды и назначая высокую цену за свое участие в конфликте. Свою программу Бисмарк изложил в послании министру-президенту Мантойфелю еще в феврале 1854 года: «Меня пугают попытки найти прибежище против возможного шторма, привязав наш нарядный и крепкий фрегат к источенному червями старому австрийскому галеону. Из нас двоих мы лучше умеем плавать и являемся желательным союзником для любого, если захотим отказаться от своей изоляции и строгого нейтралитета и назвать цену нашей поддержки (…) Большие кризисы создают условия, благоприятные для усиления Пруссии, если мы будем бесстрашно, возможно, даже безоглядно их использовать»[123].
Преимущества сложившейся ситуации Бисмарк видел в первую очередь в том, что Крымская война создала серьезный конфликт между Австрией и Россией, которые совместными усилиями нанесли Пруссии дипломатическое поражение в Ольмюце. В перспективе Вена в своем противостоянии с Берлином уже не сможет рассчитывать на поддержку Петербурга, скорее наоборот. Это значительно увеличивает возможности Пруссии в германском вопросе. Любая поддержка Австрии в настоящий момент возможна только в ответ на далеко идущие уступки с ее стороны, в частности, раздел Германии на сферы влияния, при котором Пруссия окажется гегемоном на территории к северу от Майна. «При обсуждении договора от 20 апреля я рекомендовал королю воспользоваться случаем, чтобы вывести нас и прусскую политику из подчиненного и, как мне казалось, недостойного положения и занять позицию, которая обеспечила бы нам симпатии и руководящее положение среди немецких государств, желавших соблюдать вместе с нами и при нашей поддержке независимый нейтралитет. Я считал это достижимым, если мы, по предъявлении нам австрийского требования выставить войско, изъявим к этому полную дружественную готовность, но выставим свои 66 тысяч человек, а фактически и больше, не у Лиссы, а в Верхней Силезии, чтобы наша армия могла перейти одинаково легко как русскую, так и австрийскую границу, в особенности если мы не постесняемся и выставим негласно гораздо более 100 тысяч человек. Имея в своем распоряжении 200 тысяч человек, Его Величество был бы в тот момент господином всей европейской ситуации, мог бы продиктовать условия мира и занять в Германии положение, вполне достойное Пруссии», – писал Бисмарк много лет спустя в своих воспоминаниях[124]. Естественно, этот план выглядел весьма смело, поэтому прусский король отказался принять его. Тем более неприемлемой для Фридриха Вильгельма была идея Бисмарка о том, что, если Австрия откажется от сотрудничества, можно сделать ее более уступчивой вторжением в Богемию.
Помимо писем и докладных записок, которыми Бисмарк бомбардировал берлинских политиков, он лично старался сделать на своем посту все для того, чтобы Германский союз не пошел в фарватере Австрии. Объективно его усилия соответствовали интересам других германских государств и во многом именно поэтому увенчались успехом. Пиком противостояния стал 1855 год, когда Австрия потребовала мобилизации армии Германского союза, состоявшей из контингентов отдельных государств. По инициативе прусского посланника мобилизация была проведена так, что утратила свою одностороннюю направленность против России. Прусские части, входившие в общегерманские вооруженные силы, были, в частности, сконцентрированы таким образом, что позволяли начать наступление как в восточном направлении, так и в южном, против Австрии. Срывая замыслы Буоля и изолируя своего оппонента в бундестаге, Бисмарк добивался решения и еще одной важной задачи. Общественность и политическая элита средних и малых германских государств постепенно отходили от своей проавстрийской ориентации, не желая быть втянутыми в совершенно чуждый им конфликт из-за балканских амбиций венского двора. Для достижения своих целей Бисмарк не стеснялся сотрудничать с российским посланником Глинкой – естественно, держа это в секрете даже от собственных покровителей в Берлине. Прусский посланник практически открыто говорил о том, что пора разрешить австро-прусское противостояние силой оружия и что Берлин ни в коей мере не может довольствоваться сложившимся в Германии положением. Эти высказывания доходили как до австрийской, так и до прусской столицы, вызывая в обеих негативные эмоции.
Весной 1856 года Крымская война завершилась, вызвав значительные изменения в расстановке сил в Европе. На лидирующие позиции выдвинулась Франция, Австрия оказалась практически в полной изоляции, а Россия на некоторое время ослабила свою внешнеполитическую активность. В апреле 1856 года Бисмарк отправил в Берлин так называемое «Большое послание» («Обзор современного политического положения в свете истории»), в котором изложил свою точку зрения на сложившееся международное положение и внешнюю политику Пруссии. Он вновь призывал встать на позиции здорового прагматизма и поддерживать хорошие отношения с Францией, не связывая в то же время себя какими-либо прочными союзами, держать открытыми все пути. Основным противником для него является Австрия. «Венская политика делает Германию слишком маленькой для нас двоих; пока не достигнуто честное соглашение по поводу сферы влияния каждого из нас, мы обрабатываем один и тот же спорный участок, и Австрия остается единственным государством, которому мы можем проиграть и у которого можем выиграть в долгосрочной перспективе (…) У нас огромное число конфликтующих интересов, от которых ни одна сторона не может отказаться, не отрекшись одновременно от той миссии, которую считает своей (…) Я ни в коем случае не хочу сделать из этих утверждений вывод, что мы должны ориентировать всю свою политику на то, чтобы вызвать решительное столкновение с австрийцами при наиболее благоприятных для нас условиях. Я лишь хочу высказать свою убежденность в том, что в не слишком отдаленной перспективе мы вынуждены будем воевать с Австрией за свое существование, и не в нашей власти избежать этого, поскольку развитие событий в Германии не оставляет иного выхода»[125].
Эта точка зрения во многом расходилась с убеждениями берлинских покровителей Бисмарка. Начиная с середины 1850-х годов прусский посланник все больше попадает в изоляцию. Лидеров «камарильи» особенно возмущали его симпатии к Франции. В Париже в результате революции 1848 года к власти в конечном итоге пришел Наполеон III, племянник знаменитого императора. Консервативные дворы Европы относились к нему как к опасному выскочке, который своим возвышением обязан революции. По мнению Бисмарка, это совершенно не должно было мешать хорошим отношениям с Парижем. В августе 1855 года он впервые посетил французскую столицу, избрав в качестве повода проходившую там Всемирную выставку. Здесь он встретился с императором Наполеоном, к личности и политике которого проявлял живой интерес. Французский монарх «в разговорах на различные темы дал мне тогда понять лишь в общих выражениях о своих желаниях и намерениях в смысле тесного франко-прусского сближения. Он говорил о том, что эти два соседних государства, по своей культуре и внутренним порядкам стоящие во главе цивилизации, нуждаются во взаимной поддержке»[126]. Очевидно, Наполеон тоже посчитал нужным установить контакт с прусским дипломатом.
Интерес к «логову революции» вызвал гневные упреки со стороны Герлаха, и Бисмарку пришлось оправдываться: «Вы упрекаете меня в том, что я побывал в Вавилоне, но Вы не можете требовать от любознательного дипломата политического целомудрия (…). На мой взгляд, я должен лично познакомиться с теми элементами, среди которых я должен вращаться, если мне представляется возможность для этого. Не бойтесь за мое политическое здоровье; в моей природе многое от утки, у которой вода стекает с перьев»[127]. Два года спустя, в апреле 1857 года, Бисмарк снова посетил Париж, найдя для этого первый подвернувшийся повод. Он смог еще более тесно пообщаться с императором, который демонстрировал по отношению к молодому дипломату весьма значительную откровенность. По всей видимости, Наполеон понимал, как к нему относятся при берлинском дворе, и стремился через Бисмарка повлиять на позицию Пруссии. Своему собеседнику он заявил, что собирается в обозримом будущем воевать с Австрией и хотел бы рассчитывать на прусскую поддержку. Бисмарк ответил, что является, по всей видимости, единственным прусским дипломатом, который не станет использовать эту информацию во вред Наполеону. Вполне вероятно, что император и дипломат испытывали друг к другу и личную симпатию, которая, однако, в дальнейшем мало влияла на взаимоотношения их государств.
- Предыдущая
- 26/129
- Следующая