Творцы миров (СИ) - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 59

41. Я наблюдала за ними, полная предчувствий мрачной развязки. Длинный не замечал влюбленную девушку, околдованный Хозяйкой, а она все чаще посматривала на Смуглую с ласковой улыбкой, что не предвещало ничего хорошего.

42. Длинный был очень красив, но, возможно, именно поэтому – заносчив и эгоистичен. Себя он оценивал высоко (основания тому действительно имелись!) и только такая незаурядная женщина, как Хозяйка, была достойна его. Так думал Длинный, а какого мнения придерживалась Хозяйка… Великолепная пара бездушных красавцев… На радость Творцу…

43. Смуглая страдала. Не раз приходилось выслушивать мне ее страстные исповеди, когда мы прятались ото всех в своем тайном убежище под чердачной лестницей. Она мучилась от равнодушия Длинного, не обращая внимания на скрытые угрозы Хозяйки. Я все отчетливей ощущала, как сгущаются тучи над головой Смуглой.

44. В тот день, испытывая очередной приступ хандры, я отправилась в Золотой зал, сама не знаю почему… О нем ходило много жутких легенд и туда, как правило, старались не заглядывать. Золотой зал был первым отделанным помещением Дома. Но отделку Творец так и не завершил, и зал выглядел плачевно, ветшая на глазах. Я созерцала фрески западной стены, лениво прикидывая, что могли означать сложные многофигурные композиции росписи. Скрип

отворяемой двери насторожил меня, в мозгу моментально всплыли страшные истории, коими не один вечер с упоением пугали мы друг друга…

45. Ко мне подошел Длинный. Впервые за все время мы оказались наедине. Приступ мистического ужаса сменился робостью. Я не знала как вести себя с Длинным. Он заговорил. Почему-то я никогда не могла представить, что он заговорит со мной. Длинный поинтересовался тематикой росписи, но что мне было сказать в ответ?! Содержания сюжетов фресок не знала даже сама Хозяйка, только Творец, Я еще больше смутилась, пробормотала нечто невразумительное, успев разозлиться на собственную глупость и стеснительность. Длинный усмехнулся и молча вышел из зала. Самоуверенность этого субъекта могла вывести из себя и святого…

46. О, если бы я знала, что происходило в те минуты в спальне Хозяйки! Если бы я была там, если бы…

47. В зал вбежала, ворвалась как вихрь, еще более уродливая, нежели обычно, Дурнушка. Говорить она не могла, только нелепо размахивала своими лапищами и всхлипывала. Что произошло? Что может произойти в нашем тихом и мрачном мирке, подвластном воле Творца? Какую кару ниспослал он нам?

48. И тут появилась Хозяйка. На ее пушистых ресницах поблескивали слезы, а рука судорожно теребила кружевной платочек. Хозяйка разыгрывала сцену скорби. Она умела

придавать изящество любому своему действию, и в этот жуткий миг, как всегда, была прекрасна.

«Ах, Рыжая (естественно она назвала меня другим именем), произошло ужасное несчастье…» — Хозяйка прижала платок к глазам и умолкла на несколько секунд. Банальная фраза возымела должный эффект – у меня внутри все похолодело. Выдержав паузу, она продолжила. — «Такая нелепая случайность… Как только могло произойти подобное… Проклятый дом, здесь все зыбко и ненадежно…»

Нервы мои не выдержали. Забыв о приличии и этикете, я заорала:

«Что случилось?!»

Хозяйка наверняка испытывала удовлетворение, заставляя меня страдать от неизвестности, и потому не торопилась сообщать суть произошедшего. Дурнушка, наконец, обрела дар речи и прохрипела:

«Смуглая, Смуглая…»

«Постойте, милочка, не устраивайте панику…» — перебила Дурнушку Хозяйка. — «Надеюсь, я все же имею право рассказать произошедшем сама? Наш Дом ненадежен… Люстра в спальне чересчур тяжела для перекрытий – она обрушилась. Я предвидела подобную неприятность. Стоило использовать железные балки, впрочем… Итак, это оказалось бы всего лишь досадным пустяком, если бы… Если бы в тот момент под ней не стояла Смуглая. Нет, нет – она жива! Но ее лицо… Все же

главное – бедная девочка осталась жива. Ужас! Ужас – все произошло на моих глазах… Такое потрясение трудно пережить… Ах…»

49. Хозяйка говорила, говорила, закатывала глаза к золоченому решетчатому потолку, и слезы не уродовали ее лица. Она говорила, а я видела только ее тонкую руку с зажатым батистовым платочком – белую кобру, несущую смерть…

50. Не ведающим законы нашей жизни не постичь глубины трагедии. Я, все мы не сомневались – Творец заберет Смуглую из Дома и скорее всего мы больше никогда не увидим ее. Случившееся хуже смерти… Меня пытались удержать, но, оттолкнув Дурнушку, я побежала к лестнице, ведущей на второй этаж.

51. Смуглая лежала на кровати, лицо ее было прикрыто еще одним платочком Хозяйки. Тут же, на полу, возвышалась чудовищная громада из бронзы и хрусталя… Хрусталики скрипели под ногами как снег.

52. Я шептала пустые слова утешения. Голос Смуглой звучал спокойно. В спасение она не верила. А я продолжала твердить, доказывая скорее себе, а не ей, что Творец все исправит, ничего страшного не произойдет и очень скоро она вернется в Дом. Смуглая довольно долго выслушивала мои сумбурные речи, а потом резко сдернула с лица платок…

53. То, что осталось от милого и красивого личика Смуглой, я никогда не сумею описать – рука не поднимется. Страх вызывает покалеченное, изуродованное, противоестественное. Изначально безобразное не пугает, лишь вызывает брезгливость. Мы привыкли к определенной форме, но если она рушится, тогда подступает ужас.

54. Девушка была обречена. Творец не станет возиться, исправляя покалеченное создание – он никогда не возвращается к содеянному еще раз. Только вперед, вперед, вперед… Мне кажется, Творец терял интерес к каждому из нас, стоило ему завершить работу. У Смуглой не было ни единого шанса.

55. Вечером того же дня Творец, раздосадованный случившимся, долго возился с проклятой люстрой, укрепляя ее на потолке и меняя разбитые хрусталики, а потом, завершив работу, взял, как ненужную вещь, Смуглую и, стараясь не задеть портьеры, канделябры и прочие безделушки, осторожно вынес ее из Дома.

56. Вскоре к моим ногам упало платье Смуглой и ее бирюзовые серьги.

57. Я испытывала то же, что и каждый человек, потерявший кого-то из близких. Людские чувства сходны и неоригинальны. Разные характеры и привычки, разные жизни, но приходит настоящее горе – и страданье, равное для всех, начинает терзать душу. Только проявление этих мук различно.

58. Удивительно, как могу я столь отрешенно рассуждать о сущности человеческой! Могу – ибо с того дня минула бездна времени, боль притупилась, и разум вновь вступил в свои права. Я привыкла к горю. Это был первый удар, но не последний… Жгучий, терзающий мозг огонь, подернулся пеплом, но не погас. Он погаснет только вместе с моей жизнью.

59. Это – траур или бальное одеяние? Хозяйка делает вид, что траур. Бархат черен, как ночь, а тюль белоснежен… То ли морозный узор, то ли побеги диковинных трав, вышитые жемчугом и хрусталем, полоса серебряной парчи, окаймляющая разрез узкой юбки от пола до бедра, пена кружев, вырвавшаяся из него. Траур? Судите сами. Хозяйка считала – легкая грусть ей к лицу, как впрочем, и черный цвет. Она права. Хозяйка не забывала утешать меня, а я пыталась всеми способами избегать встречи с ней. Я боялась Хозяйку.

60. Очень много думаю о Творце. Кто он? Он дал нам жизнь. Он окружил нас роскошью. Но любит ли он нас? Но любим ли мы его? Мы должны любить Творца, ибо мы его дети. Хозяйка твердила не раз – люби Творца, люби… Но… Почему тогда он столь чудовищно несправедлив? Почему, дав нам жизнь, он же и отнимает ее? Почему обрекает на муки? Или мы – нелюбимые дети Творца? Но, значит, где-то есть любимые… Или их нет? Нет в мире добра и любви? Тогда зачем, зачем все это?

61. Пора заканчивать. Осталось совсем немного – только рассказать о самом непонятном в моей жизни. О том, что зовут

любовью. Порой мне кажется – моя душа слилась с душою Смуглой, и лишь потому вспыхнуло это чувство. Оно принадлежит ей, не мне. Потому оно необъяснимо.

62. Я пыталась уйти от этой любви, изжить ее – тщетно. Неведомая могучая сила толкала в омут, и я не могла противостоять ей. Я убеждала себя, что иду в Золотой зал просто так, от скуки, от нечего делать, но подспудно знала, хотя и пыталась инстинктивно отдалить от себя это знание – там я встречу Длинного. И я встретила его.