Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь - Страница 128

• Предыдущая
• 128/133
• Следующая

— Чай с медом, Кешенька, это для твоей груди — первое дело.

Был на дворе, в день того разговора о пчелах, дождливый, хмурый октябрь 1943 года.

Девятого октября, в субботу, Лидия Павловна рано утром отправилась на базар — продать немного антоновки и прикупить кой-чего, если торговля сладится. Иннокентий Спиридонович еще спал, и супруга решила его не будить — в осенние утра сон самый крепкий.

Торговля антоновкой сладилась, Лидия Павловна возвращалась домой довольная: недорого прикупила кусок свиного сала с красниной («В обед картошечки на нем изжарю») и два кило пшена.

Она застала Иннокентия Спиридоновича на полу возле кровати, в одном исподнем, он лежал на боку, изо рта вытекала струя черной крови. Он, увидев жену, пытался что-то сказать, но кроме булькающего хрипа ничего не получалось.

— Ой! — только и молвила шепотом Лидия Павловна, но тут же подхватилась; побежала к соседям Аронсонам, докторам — он дантист, замечательный мастер своего дела; у него всегда лечила зубы Лидия Павловна; она — по венерическим болезням. А у них телефон.

«Неотложка» приехала быстро и увезла Иннокентия Спиридоновича. И только когда машина с красными крестами сорвалась с места, увозя ее любимого, — она поняла: «Навсегда, навсегда…» Лидия Павловна лишилась чувств.

А когда пришла в себя, долго ничего не могла вспомнить. А вспомнив, спросила шепотом:

— Где он?..

— Поехали, Лида, — строго сказал ей доктор Михаил Самойлович Аронсон. — Поехали, голубушка.

В приемном покое больницы, пропахшей карболкой, к ним вышел молодой врач очень решительного вида, отозвал в сторону Михаила Самойловича. Они недолго пошептались.

— Нет, скажите вы! — в конце их шепота повысил голос доктор Аронсон.

Молодой врач сказал:

— Мы ничего не могли сделать. Поздно. Слишком поздно. Разве можно так запускать? Безобразие, ей-богу! У него рак легких. Поражено все, буквально все! — Врач был очень расстроен и зол. — Он лечился амбулаторно? — Лидия Павловна молчала. — Хоть раз обращался к врачу?

— Он умер? — спросила Лидия Павловна.

— Да. На операционном столе. В половине первого.

— Ну, все! — с непонятным облегчением сказала женщина, голова которой, оказывается, стала в несколько часов совершенно седой. — Теперь и мне не жить. Подожди немного, Кешенька, скоро свидимся.

Лидия Павловна Верховая умерла через двенадцать дней, двадцать первого октября 1943 года. Не умерла — заснула и не проснулась. Ушла. Ушла к своему Иннокентию Спиридоновичу.

Девятого октября 1943 года, в полдень, лама Шао Кунг в Шанхае в роскошном ресторане «Три дракона» вел переговоры с посланцем из Берлина, господином Фердинандом фон Сентом, коммерсантом, оптовиком по закупкам больших партий китайского чая лучших сортов. Тихая беседа, впрочем, была далека от торговли чаем. Их встреча началась в 12.23.

Стол, изысканно сервированный, — только китайская кухня, — обслуживали три официанта. Когда кто-нибудь из них бесшумно подходил с очередным блюдом, беседа прекращалась.

Неожиданно лама Шао Кунг поперхнулся, закашлялся и рухнул головой в тарелку с супом из плавников акулы и кусочков молодого бамбука, заправленным острыми специями. Изо рта ламы — к ужасу и отвращению Фердинанда фон Сента — хлынула струя густой черной крови.

На следующий день в шанхайской полубульварной газете «Самые свежие новости» появилась анонимная заметка «Загадочная смерть»:

Вчера во французский госпиталь был доставлен известный лама Шао Кунг с кровотечением из горла, которое случилось с ним в ресторане «Три дракона». По утверждению врачей, пациент попал к ним в состоянии комы, и спасти его не удалось: Шао Кунг умер на операционном столе. Что же, прискорбно. Но… Все мы умрем.

Однако смерть Шао Кунга (под этим псевдонимом скрывался европеец, принявший буддизм, и имя его — Требич-Линкольн) сама по себе невероятна: вскрытие показало, что все органы покойного в идеальном состоянии. Они буквально поразили врачей. Ни одна болезнь не коснулась их. И только анализ крови, исторгнутой Шао Кунгом в тарелку с супом, поверг эскулапов буквально в шок: в крови обнаружено все то — мы опускаем медицинские термины, — что характерно для крови, прошедшей через легкие, пораженные раком в последней стадии, когда метастазы проникают и в сопредельные органы.

Провести дальнейшее медицинское исследование, которое бы пролило свет на обстоятельства этой необъяснимой смерти, не удалось: по требованию друзей и близких — их оказалось семеро — в соответствии с буддистским ритуалом, тело Шао Кунга было сожжено на траурном костре вчера поздно вечером.

Из книги Арнольда Шоца

«Экспедиция Николая Рериха в поисках Шабмалы»

…у Гуру нет ни одной общей мысли, все решительно направлено и отдано на служение общему благу.

Е. И. Рерих

Итак, с 1929 года семья Рерихов навсегда поселяется в Индии, в долине Кулу: в окрестностях города Нагар приобретается уединенный дом на крутых горных склонах, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Здесь же будет создан Гималайский институт научных исследований «Урусвати», что в переводе означает: «Свет утренней звезды».

И начинается гигантская работа. Нет, Рерихи не достигли Шамбалы — она отринула их. Но стремление к этой стране махатм останется у них на всю жизнь, перейдя в область легенд, эпоса, который они сами создают, и в этом мифотворчестве Елена Ивановна, действительно наделенная даром медиума — на уровне «тонких материй» постоянно общается с учителями, получая от них, по ее утверждению, указания и напутствия — как служить «общему благу» и просветлению человечества. Но это, по моему глубокому убеждению, происходит лишь в страстных желаниях, настолько сильных и могучих, что и общение с махатмами, и их наставления становятся «реальностью» для самой Елены Ивановны, для Николая Константиновича и, постепенно и неуклонно, — для всех их учеников, последователей, восторженных почитателей, вплоть до наших дней.

И атмосфера жажды Шамбалы, окутывающая дом Рерихов в Кулу, и университет «Урусвати» являются питательной средой, в которой окончательно — сначала теоретически — обосновывается главная цель жизни Рериха, а потом она становится практической деятельностью, осуществляемой с железной волей, упорством и страстью. Речь идет о «Пакте мира» Николая Константиновича. Или о «Державе Рериха», как потом стали называть этот пакт.

В 1929 году, после посещения Америки (где Дела живописца и философа сложны, запутаны, даже драматичны, но это уже другая тема…) художник посещает Европу и излагает тезисы своего «Пакта» (все эти соображения уже известны читателям) доктору политических наук Парижского университета Г. Шкливеру и профессору Жозефу де ла Праделю с просьбой согласовать его с международным правом. Вскоре полный текст «Пакта» с сопроводительным обращением Рериха к правительствам и народам всех стран был опубликован. Смысл «Пакта»: как защитить науку и мировую культуру, ее материальные ценности в условиях войн, революций, вооруженных междоусобиц и т. д. Да, да! Давнишняя идея Рериха еще со времен русско-японской войны и первой русской революции, с десятых годов двадцатого века. Согласитесь: упорен наш многогранный академик.

Вот первый и второй параграфы этого впечатляющего документа:

Образовательные, художественные и научные учреждения, научные миссии, персонал, имущество и коллекции таких учреждений и миссий будут считаться нейтральными и как таковые будут подлежать покровительству и уважаемы воюющими (какой, в сущности, идеализм. Даже, если хотите, инфантилизм! — А. Ш.).

Покровительство и уважение в отношении названных учреждений и миссий во всех местах будет подчинено верховной власти договаривающихся стран безразличия от государственной принадлежности какого-либо отдельного учреждения или миссии. Учреждения, коллекции и миссии, зарегистрированные на основании Пакта Рериха, выставляют отличительный флаг, который дает им право на особое покровительство и уважение со стороны воюющих государств и народов всех договорных стран.

• Предыдущая
• 128/133
• Следующая