От Путивля до Карпат - Ковпак Сидор Артемьевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/35
• Следующая

Она провела нас к мосту почти по окраине города. Рядом немцы, вот-вот они могли обнаружить движущуюся [91] в темноте колонну и открыть огонь, а эта смелая женщина шла впереди колонны совершенно спокойно, как будто шла на базар. Я спросил её фамилию, но она ответила, что ее фамилию мне не к чему знать. Настаивал, говорил, что она заслуживает благодарности, но женщина ни за что не хотела назвать себя.

— Я не спрашиваю вашей фамилии, и вы не спрашивайте моей. Придёт время, и может быть встретимся, тогда узнаем друг друга и поблагодарим, — смеясь, сказала она, когда мы прощались с ней у моста, по которому уже переходили на другой берег партизанские батальоны.

У меня осталось впечатление, что эта простая украинская колхозница прошла уже хорошую школу нелегальной работы, что это настоящая подпольщица[1]. И сколько таких безымянных помощников и помощниц нашли мы на своём пути через оккупированные немцами районы Украины!

3–4 ноября наши колонны пересекли Щорсовский район, родину Николая Щорса, чьё прославленное имя носили многие партизанские отряды, действовавшие на Черниговщине. Тогда в народе мало кто знал ещё имя дважды Героя Советского Союза Фёдорова, секретаря Черниговского обкома партии, оставшегося в области на подпольной работе и, как Щорс в своё время, собравшего вокруг себя тысячи черниговских партизан. Неизвестны ещё были и фамилии, таких наследников щорсовской славы, как Герои Советского Союза Збанацкий, Попудренко, Бовкун, Кривец. Местные крестьяне всех партизан называли щорсовцами, а командиров действовавших поблизости отрядов знали только по подпольным кличкам.

Черниговскую область, партизанское соединение прошло без боев. Здесь, так же как и на Сумщине, были целые районы, контролируемые партизанами, партизанские столицы, такие, как Старая Гута, сёла, из которых все жители ушли в леса, заросшие бурьяном пожарища, вроде того, какое мы нашли на месте Гутки.

7 ноября отряды вышли на берег Днепра, к месту впадения в него реки Сож, и остановились в лесу против города Лоева.

Здесь мы услышали по радио приказ товарища Сталина, его поздравление с днём 25-летия победы Великой Октябрьской [92] социалистической революции, его слова: «Недалёк тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!» Эти уверенные слова нашего вождя и отца прозвучали для нас как напутствие, как напоминание, что уже мы на берегу Днепра. В этот день мы вспомнили, конечно, прошлогодние Октябрьские праздники, проведенные в Спадщанском лесу. Год назад нас было полсотни бойцов, а теперь больше полутора тысяч; в Спадщанском лесу мы были счастливы уже только тем, что сумели передать свои координаты в Харьков командованию Красной Армии, а сейчас мы идем на запад как частица Красной Армии, как её разведка, как посланцы Сталина.

Мысль, что мы посланцы Сталина, — под этим лозунгом проходил наш рейд на Правобережье, — так подняла людей в собственных глазах, что некоторых просто узнать нельзя было.

Одним желанием горели все: скорее перейти через Днепр, скорее выйти в районы, куда направил нас Сталин, приступить к выполнению его задания.

Никаких средств переправы, кроме нескольких рыбацких лодок, найденных в прибрежных деревнях, у нас не имелось. Паром стоял на правом берегу, у города. Решено было, как только стемнеет, перебросить на лодках в город роту автоматчиков с тем, чтобы она захватила паром и обеспечила переправу отрядов.

Был у нас боец по кличке Сапёр-водичка. Сапёр — потому, что когда-то служил в армии сапёром, любил говорить «мы — сапёры», а «водичка» — потому, что ни о чём не мог коротко рассказать, увлечётся, расписывая подробности, и не поймёшь у него, в чём существо дела. Командир как-то предупредил его сердито, когда он явился к нему с докладом:

— Только поменьше, сапёр, водички.

С тех пор и пошло: Сапёр-водичка.

Между прочим, у нас были большие мастера по изобретению кличек. Только поступил в отряд новый боец, как, слышишь, его уже окрестили. Давали, конечно, и такие клички, которые приходилось сейчас же запрещать.

На Днепре Сапёр-водичка, отправившийся ночью на лодке с автоматчиками в Лоев, впервые изменил своему прозвищу. Вернувшись спустя два часа, он доложил мне без единого лишнего слова:

— Товарищ командир, переправа готова. [93]

— Паром где? — спросил я, так как усомнился, — услышав такое необычное для него лаконичное донесение.

— Тут, у берега, товарищ командир, пригнали его.

Мне всё-таки не верилось, подозрительно было, что Сапёр-водичка отвечает так коротко и ясно, да и что-то уж очень быстро переправа обеспечена. Послал конных на берег проверить. Прискакали назад, докладывают то же самое:

— Паром пришвартован к левому берегу.

Автоматчики переправились на правый берег в полночь, к двум часам захваченный врасплох гарнизон Лоева был уничтожен, в три часа началась переправа отрядов, и утром на городской пожарной вышке уже развевался красный флаг.

Переправа продолжалась до вечера 10 ноября. Трое суток на Днепре курсировали паром и лодки с бойцами и обозами. Противник, пытаясь сорвать переправу, подбрасывал к Лоеву с разных сторон наскоро собранные отряды из соседних гарнизонов. Одни роты переправлялись, а другие прикрывали переправу, отражая атаки пехоты и бронемашин противника. Бои шли на обоих берегах Днепра. Одна вражеская колонна силой до батальона на подходе к Лоеву была рассеяна огнём нашей артиллерии, переправившейся на правый берег вслед за первыми ротами. В городе всё это время шла раздача населению продовольствия, захваченного на немецких складах, агитаторы проводили беседы с жителями, в штабе происходил приём добровольцев, являвшихся толпами.

10 ноября вечером, отбросив противника от Лоева, наши отряды выступили из города по своему маршруту.

Вслед за нами, на том же пароме, начало переправляться через Днепр партизанское соединение Сабурова.

Наш путь лежал Полесьем в районе Олевска, откуда мы должны были нанести удар по важнейшему на Правобережье железнодорожному узлу — Сарны. Для того чтобы войти в этот район, предстояло переправиться ещё через Припять.

Быстрота продвижения имела сейчас решающее значение. Выход крупной партизанской массы на правый берег Днепра заставил немецких оккупантов забить тревогу. Надо было проскочить через Припять раньше, чем немцы сумеют сосредоточить против нас крупные силы.

Мы вышли к Припяти 18 ноября. По пути взорвали мост на железной дороге Гомель — Калинковичи, уничтожили [94] путевое хозяйство станции Демихи и несколько тысяч метров телефонной связи.

Припять уже замёрзла, но ледяной покров был еще очень неустойчивый, толщиной всего в 5–10 сантиметров. У села Юровичи, куда отряды вышли для переправы, лёд лежал между промоинами полосой от одного берега к другому, как наплавной мост. Местные жители сказали, что пока ещё никто не решался переезжать по нему на тот берег.

Спустили на лёд одну подводу, и проба показала, что если переправа будет происходить в полном порядке с соблюдением дистанции между бойцами и подводами в 10–15 метров, то лёд может выдержать. Но выдержат ли люди, сохранят ли необходимую дистанцию? Это требовало большого хладнокровия, так как противник уже наседал на арьергард.

Путивльский отряд переправился по тонкому колеблющемуся ледяному мосту без каких-либо осложнений. Потом положение ухудшилось — вода выступила из промоин и начала растекаться по льду. К тому же батальон противника, прибывший на автомашинах в район переправы, пошёл в наступление. Немцы атаковали Глуховский отряд, стоявший заставой в посёлке Большие Водовичи. Однако порядок переправы не был нарушен, положенная дистанция попрежнему строго соблюдалась. В то время как часть Глуховского отряда переправлялась, остальные группы огнём из пулемётов и миномётов заставили противника залечь. Кролевецкий отряд, ожидавший своей очереди на переправу, пошёл в контратаку и ударом во фланг обратил врага в бегство.

• Предыдущая
• 24/35
• Следующая