От Путивля до Карпат - Ковпак Сидор Артемьевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/35
• Следующая

Когда затихли взрывы и потухло пламя, внутри танка оказалось девять обуглившихся трупов. Экипаж обоих танков, проникших в Спадщанский лес, и проводник-предатель сгорели заживо.

Наши военные товарищи, составлявшие отдельную группу, подоспели к месту боя, когда всё уже было закончено. Они не сразу поняли, что здесь такое случилось. То, что они увидели, с трудом укладывалось в их головах, а то, что им рассказывали, ещё того труднее. Одному казалось самым важным втолковать, кто и как первым услышал шум моторов. Другому больше всего понравилось, что я командовал «артиллерия, огонь!», третьему не терпелось рассказать, как здорово вспыхнул подорвавшийся на мине танк, как хлопцы, быстро подскочив к нему, облили его горючей жидкостью. А Коля Шубин уверял всех, что ему нисколько не было страшно.

— Старикам может и страшно, а мне чего бояться, — говорил он. — Танк палит из пушки и пулемётов, а я бегу за ним прямо по дороге.

Это он воображал, что бежал за танком по дороге — бежал он лесом вместе со всеми. Вероятно в таком возбуждении был, что теперь ему действительно казалось, что по дороге бежал. Во всяком случае, мне, как командиру, не приходилось жаловаться на отсутствие боевого задора у людей. Очень радовало и то, что наши военные товарищи теперь должны были уже иначе смотреть на нас, путивлян.

Словом, мы имели полное основание быть довольными днём и возвращались к домику лесника в прекрасном настроении. Жаль только, что домика не было — сгорел дотла. Зато студень, стоявший во дворе, сохранился в полной неприкосновенности. Это очень обрадовало нас, так как всем страшно хотелось есть.

Никогда, кажется, я не ел ничего с таким аппетитом, как этот студень. Впрочем, в этот день все казалось замечательным, даже землянка, в которой мы расположились на ночь, хотя от дождей воды в неё натекло по колено; чтобы ночью не утонуть, пришлось навалить в землянку уйму сена. [22]

Как ни велики были возбуждение, радость, задор, вызванные первым успехом в бою, но мы хорошо понимали, что есл и не хотим немедленно же уходить из леса, то должны быть готовыми к тому, что завтра немецкое командование в Путивле сделает всё возможное, чтобы уничтожить нас. Можно ли было думать, что немцы примирятся с бесследным исчезновением в лесу двух своих танков с экипажами, не заинтересуются их судьбой?

О том, чтобы уйти из Спадщанского леса, перебазироваться где-нибудь подальше от Путивля, и речи не могло быть. Сейчас же после боя с танками мы начали готовиться к обороне. Прежде всего я приказал дополнительно поставить мины на всех лесных дорогах и тщательно проверить ранее поставленные.

С нашими силами строить оборону по опушке леса, тянущегося в одну сторону на восемь километров, а в другую на пять, не представлялось никакой возможности. На опушке были выставлены только дозоры. Оборону решено было занять в глубине леса, на имевшихся здесь высотках, давно облюбованных Базимой.

Интересно, что Базима обратил внимание на эти высотки, может быть, не столько как начальник штаба, сколько как педагог, учитель географии, влюблённый в свой предмет. Песчаная почва и волнообразная форма высоток вызвали у него вопрос о их происхождении. Он завел речь о древних дюнах и очень сожалел, что в мирное время упустил из виду организовать сюда экскурсию школьников, говорил, что обязательно сделает это после войны.

Всё-таки по характеру своему наши люди, несмотря на весь свой боевой задор, были глубоко мирные. Не только Базима — многие из нас, путивлян, в те дни, живя в землянках в глуши леса, думали о том, что не успели сделать до войны и что нужно будет сделать после окончания её в своём районе, городе, колхозе, школе. У меня самого не выходили из головы мысли о начатой мною кампании по ремонту домов в Путивле — уже порядочно было сделано, а сколько ещё предстояло! — и о своём любимом детище — городском парке на берегу Сейма.

С. В. Руднев и С. А. Ковпак

С уходом в лес не так уж всё изменилось у каждого из нас, как это можно было подумать, глядя со стороны. Внешне всё в жизни пошло совсем по-другому, и человек [23] как будто стал другим, но внутри, в душе, он остался тем, кем был до войны, только ещё больше любви стало у него к тому делу, к которому его пристроила советская жизнь. Конечно, появились совсем новые заботы. К примеру, сколько раньше положил я труда, чтобы в районе были хорошие дороги, мосты, а теперь я разрушаю их, но когда я делал это, меня не оставляла мысль, что дорога здесь грунтовая, а местность болотистая — осенью на машине трудно проехать и пора бы поставить вопрос о шоссе, что грузоподъёмность этого моста уже недостаточна, нужно будет её увеличить. Иной раз у меня бывало такое чувство, что я попрежнему председатель горсовета, что штабная землянка в лесу — это мой временный кабинет.

Как я уже говорил, с первого же дня жизни в лесу мы стали устанавливать связь с окружающими колхозами. Нам это было легко, потому что народ в сёлах нас знал, особенно трёх дедов, как называли меня, Базиму и Корнева. Бывало только приедешь в село на какую-нибудь кампанию или чтобы выступить с докладом на собрании, ребятишки уже бегут, кричат:

— Дед приехал.

В Спадщину я и при немцах смело мог ходить один, хотя бы там было полно полицейских. В первой же хате от леса, жила хорошо меня знавшая колхозница-активистка Пелагея Соловьёва. За содействие партизанам немцы вешали, а вот эта женщина, получая от нас задания, и виду не показывала, что ей угрожает, как будто и немцев нет, и речь идёт о самом обыкновенном задании сельсовета. Часто в лесу раздавался вдруг днём голос женщины, громко звавшей заблудившуюся корову. Партизаны уже знали, что это идёт со Спадщины Пелагея с подарками от колхозников и новостями, — кличка её коровы была паролем. Через Соловьёву мы установили связь с другими колхозницами, которые тоже стали нашими помощницами — выпекали хлеб, заготовляли сухари, ходили в город, передавали письма, добывали нужные сведения, помогали нам, переправляя через фронт военнослужащих, оставшихся в окружении.

Много помощников нашли партизаны среди сельских медицинских работников. В селе Воргол у нас был свой врач — Надежда Казимировна Маевская, в селе Новая Слобода по нашим заданиям работали фельдшерицы Галина Михайловна Борисенко и Матрёна Павловна Бобина. Вскоре эти смелые девушки пришли в Спадщанский лес, вступили в отряд. Так организовалась у нас санчасть. [24]

Очень активно помогали нам и сельские учителя, особенно те, которых Базима лично знал по совместной педагогической или общественной работе, а таких было очень много. Мы провели с ними несколько совещаний. Одно из них было посвящено преподаванию истории.

Путивляне издавна гордятся тем, что их город упомянут в «Слове о полку Игореве». Городской вал, сохранившийся со времён знаменитого похода Игоря Святославича, — излюбленное путивльской молодёжью место прогулок. В городском музее много собранных жителями Путивля экспонатов, воскрешающих историю нашего города, напоминающих о славном прошлом края, о совместной героической борьбе русского и украинского народов за родную землю.

Немцы хотели стереть эту память, заставить народ забыть о своём героическом прошлом, и они начали с того, что запретили в школах преподавание истории. Мы потолковали с учителями, попросили их подумать, как бы восстановить этот предмет в программе. Дело было очень рискованное, но учителя обещали подумать.

В селе Яцыно, неподалеку от Спадщанского леса, за Новой Шарповкой, в школе работала молодая учительница Вера Силина. Эта смелая девушка жаждала патриотического дела. Надо было только подсказать ей, за что взяться. Наше предложение воодушевило её. Подумав, она решила, что лучше всего будет связать преподавание истории с уроком грамматики. Она дала ученикам для грамматического разбора предложение, в которое входили слова «Союз Советских Социалистических Республик».

• Предыдущая
• 5/35
• Следующая