Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич - Страница 112

• Предыдущая
• 112/142
• Следующая

— Давно сидишь? — вместо приветствия спросил Яшка и, не дожидаясь ответа, шепнул приятелю: — Это тот, кто нам нужен. Тётя Дуся, — обратился он к протиравшей столы женщине, — принеси три стаканчика и чего-нибудь зажрать.

Тётя Дуся протёрла стол и, ни слова не говоря, принесла чисто вымытые стаканы и на подносе три порции горячих сосисок с капустным гарниром, овощной салат и хлеб.

«А в меню нет сосисок, — подумал Вадим. — Вот тебе и Яшка-сблочник — везде блат заимел».

Он не знал, что тётя Дуся была племянницей его матери.

— Сейчас перекусим и за дело, — ворковал Яшка, доставая из нагрудного кармана бутылку водки.

Вадим рассматривал Яшкиного приятеля. Тот откинул капюшон и молча брал с подноса тарелки и расставлял их на липком столе. Был он худощав, лысоват, на лице заметно выпирали скулы. Лет ему было не меньше сорока пяти. Вадим обратил внимание на длинные руки, костлявые, но сильные, с широкой пятёрнёй. Эти руки знали тяжёлую работу. «Вообще-то, — отметил Вадим, — вполне заурядное, ничем не запоминающееся лицо. — Тем лучше, — сказал он сам себе. — Таких сотни мелькают на улице».

Яшка сорвал с горлышка бутылки пробку, налил стаканы до половины, поднял свой.

— Со встречей, — провозгласил он и, не дожидаясь остальных, одним махом вылил водку в широко открытый рот.

— Во, стерва, — подумал Вадим. Одни ухватки чего стоят». Он был без машины и решил поддержать компанию. Поэтому, поморщившись, выпил, шумно выдохнул и подцепил на вилку ломтик огурца.

— Не привык к нашей отечественной, — усмехнулся Яшка, поглядев на Вадима. — Наверное, коньяки пьёшь?

— Бывает, — ответил Вадим.

Несколько минут все трое, уткнувшись в тарелки, усердно закусывали. Очистив тарелку с сосисками, Яшка ладонью вытер сальные губы, поковырял обломком спички в зубпах и, придвинувшись к Вадиму, тихо произнёс:

— Теперь к делу. Корешка моего, — он кивнул на человека в штормовке, — кликают Шплинтом. Маленькая есть такая загогулинка в болте, но очень важная. Он выполняет разные мелкие поручения по заказу. Дело своё делает и ложится на дно. Твою задачу он понял. За неё берётся. Нерешённый вопрос — бабки.

За всё время пребывания в кафе Шплинт не признёс ни слова. Сначала он молча пил, потом молча закусывал. Теперь молча переводил взгляд с одного соседа на другого.

— Так сколько? — вполголоса спросил Вадим, бращаясь к Шплинту.

Но тот молчал, будто воды в рот набрал.

— Он что у тебя — немой? — обернулся кооператор к Яшке.

— Нет, с языком. А цена повсеместная, в наших кругах известная, — нараспев проговорил Яшка. — Гони двадцать кусков и точка.

А ты что — адвокат? — сузил глаза Вадим. — Что за него говоришь, раз он с языком? — Негодование тошнотворным комом поднималось из глубины вадимовой души. Какая-то шушера будет перед ним ломаться, как тульский пряник. Молчаливый Шплинт был ему не по душе. Он не любил молчпаливых. Такие любую пакость могут сотворить. Хоть бы слово сказал. Сидит, как кукла. А потом подумал: «А что это я взвинчиваю себя. Это же падаль, отребье. Я что с ним торговаться буду!?»

— Двадцать, так двадцать, — хмуро ответил он. — Но деньги потом, после всего

— Так задаток давай, — проговорил Яшка.\

— Обойдётся без задатков. — Вадим стал обретать уверенность, которая так некстати покинула его. Чего с этими фрайерами церемонится. — Дело сделаете, плачу полностью.

— А мне за посредничество сейчас, — выдавил сквозь зубы Яшка. — Я своё дело сделал — свёл вас.

Тут впервые за всю беседу Шплинт нарушил молчание. Он разлил всем остатки водки. Обхватив длинными пальцами стакан, прорычал грубым пропитым голосом:

— Аванс не нужен. Так всё сделаю. — Голос был негромким, но чувствовалась в нём внутренняя уверенность и некий, как уловил Вадим, оттенок пренебрежения. — Но, если потом кто курвиться будет, — он сделал паузу и исподлобья посмотрел на Вадима, — на дне моря сыщу.

Он махом опрокинул стакан в рот и стукнул дном об стол.

— Ты что — рехнулся? — ответил Яшка. — Ты за кого нас принимаешь, — за бесогонов, болтунов?

— Заткнись, Яшка! — Шплинт смерил его презрительным взглядом и обратился к Вадиму: — Покажешь мне… своего… остальное — моя забота. В пятницу встречаемся здесь же сразу после десяти утра. Деньги принесёшь сам. — Шплинт сдвинул брови к переносице: — Без разных посредников.

— Ну, что ты, корешок! — обиделся Яшка, поняв, о чём подумал Шплинт. — У нас такого в жизни не было, чтоб…

— Это я так, на всякий случай, — ответил Шплинт.

— В пятницу, так в пятницу, — сказал Вадим. — Чем быстрее, тем лучше.

— Тебя Вадимом зовут? — обратился к нему Шплинт.

— Да, а что?

— Слетай за бутылкой! Обмоем это дело.

Вадим встал со стула, но Яшка его вновь усадил.

— Не надо ходить, сиди! Тётя Дуся, — позвал он уборщицу.

Та мигом подошла.

— Давай деньги, — протянул Яшка руку к Вадиму.\

Тот протянул десятку.

— Возьми, — втиснул Яшка красную бумажку в руку уборщицы. — Припасы у тебя, надеюсь, есть, — он подмигнул ей. — Неси давай, сдачи не надо. Только сама знаешь — поаккуратнее.

В конце этого дня Вадим издали показал Шплинту Виктора Степановича, когда тот выносил мусорное ведро, чтобы высыпать в машину.

11.

Утром князь Даниил встал рано. Из серебряного рукомоя ополоснул лицо, вытерся расшитым полотенцем, надел лёгкую рубаху и вышел на волю.

Над Радонежским поднималось горячее летнее солнце. От пруда, вырытого недалеко от боярских хором, тянуло утренней прохладой, запахом ряски и ещё чем-то болотным. Трава стояла налитая, тугая и зелёная, ждавшая недальнего своего часа, когда ляжет под косу, а потом запах свежевысушенного сена будет долго гулять по округе и будоражить селян сладким благоуханием. А пока луга вдоль Пажи звенели. Этот звук, происходивший от движения крыльев множества насекомых, говорил, что лето в самом разгаре, самая пора благодати для души человеческой.

— После лёгкого завтрака — князь не любил утром обременять желудок лишним — Даниил Александрович потребовал привести к нему волхва.

Находившийся рядом Иероним ответил:

- Утёк волхв. Разворошил на амбаре солому и утёк.

— Удрал! — вспылил князь. — Кто его предупредил?

Иероним молчал. Боясь навлечь на себя гнев князя, он не сказал ему о том, что ночью волхв был пойман и посажен в амбар. Он прикусил губу, когда проговорился, что убежал волхв из амбара, однако князь этого не заметил.

— Кто его предупредил? — продолжал горячиться князь.

— Это он, пёс, — сказал Иероним, указывая на боярина Никифора, молча стоявшего у порога, — распустил язычников. Это он своим слабоволием не позволяет укрепиться вере христовой в Радонежском.

Никифор продолжал неподвижно стоять, теребя кисти на поясе рубахи, что говорило о его волнении, хотя лицо было спокойным

— Твой отец, княже, — обратился он к Даниилу, — Александр Ярославич, был твёрд в решениях своих и мудр. Не помыслив здраво, он никогда не поспешал.

— Правду говоришь, боярин. Батюшка не делал опрометчивых шагов. — И, обращаясь к Иерониму, князь насмешливо сказал: — А ведь не гоже в гостях хулить хозяина, а?

Иероним отвернулся к окну и ничего не ответил. Видно было из-за спины, как вздрагивала его борода.

— Седлайте коней! — вскочил с лавки Даниил Александрович. — Едем на требише.

— Я тоже, — сказал Иероним, оборачиваясь. — Едем на поганое. Божницу идолопоклонников надо сравнять с землёй, развеять, сжечь!

Иероним был зол на волхвов. Воспитанный в духе слепого повиновения христианской вере, он не терпел инакомыслия. Всё, что было против христовой веры, должно было быть уничтожено, потому что не имело права на существование. Князь же, хоть и молод был, но разумен и понимал, что крутыми мерами веру предков не истребишь, а народ озлобишь, да и надо ли князю кровью истреблять старинные обычаи, когда естьдругие пути.

— Веди нас, Никифор, в рощу! — вскричал князь и сел в седло.

• Предыдущая
• 112/142
• Следующая