Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич - Страница 125

• Предыдущая
• 125/142
• Следующая

Уже рассветать начинает, а он и глаз не закрывал. Вдруг лёгкий стук в окно. Иван откидывает угол одеяла, приподнимается. За прозрачным стеклом — одним глазом Сёмка Фомин.

— Иван! — Он делает знаки Шмонькину рукой, чтобы подошёл.

— Чего надо? Жену разбудишь, — шёпотом говорит Иван и встаёт. Открывает створку окна, тихо, чтобы не скрипнула.

Сёмка отирает потное лицо, видно, бежал.

— Ярка обезножела, — смотрит он на Ивана.

— Я тут при чём, — говорит Иван хриплым шепотом. — Ветеринару кажи…

— Ива-ан, ветеринар далеко. Да и где… все спят.

Глаза Сёмки полны тревоги и озабоченности. Рубашка впопыхах надета наизнанку, одна штанина засучена, другая — нет, волосы всклокочены.

— Я один. Дома никого нету. Жена у меня за скотиной ходила, а тут уехала к свояченице. А ярка, будь она неладна, ногу сломала, блеет — оторопь берёт. А, Иван?

— Я ж не лекарь.

— Я и не говорю, что лекарь. Но ты всё же… знаешь…

— Ладно. Не шуми! Счас оденусь — прибегу.

ДЕШЁВЫЙ МУЖИК

Акиму Борзову надо было выкопать яму под погреб. Конечно, если бы копать на краю участка, он бы нашёл «Беларусь», и тот ковшом быстро бы перебросал каких-то девять-десять кубов земли. Но надо было копать в глубине, у сараев, где особенно не развернёшься да и не на любой машине проедешь: везде кусты смородины, крыжовника, яблони. Нужен был человек или бригада шабашников в крайнем случае. Но ни человека, ни бригады Борзов не находил. Или заламывали такую цену, что у него голова кружилась, или наотрез отказывались.

Аким отчаялся уже найти кого-либо.

— Во люди, — ругался он, вечером идя по Зелёной улице после очередного отказа. — Как жить стали! Никому неохота лишний рубль заработать. Совсем изленились. Лучше с бутылкой пива пролежат под кустом на речке, чем пойдут деньгу заколачивать. Мало им дают, вишь. Народ…

Аким не стар, плотен, серые глаза чуть навыкате. Походка тяжёлая, редкая. Когда идёт, грузно наступает на каблуки. Поэтому они у него с задков стёсанные на сантиметр-полтора.

— Эй, Борзой! — окликнул его мужик высоченного роста, с длинной кадыкастой шеей.

Он неожиданно вынырнул из переулка и стоял чуть скрытый кустами жёлтой акации, поджидая Акима. Аким остановился, узнав Кольку Пищикова, с которым когда-то после службы в армии начинал слесарить в сборочном цехе. Он хотел было увильнуть от Кольки, но Пищиков преградил дорогу и свернуть было некуда. Борзов недовольно приблизился к нему, думая, что тот, по обыкновению, будет просить копеек тридцать — сорок на выпивку. Но Пищиков просить не стал. Он внимательно оглядел кряжистого Борзова и спросил:

— Ты это… что такой?

— Какой такой? — не понял Аким.

— Такой… будто пыльным мешком тебя огрели?

Пищиков — баламут, озороватый и насмешливый мужик. В молодости частенько подтрунивал над Акимом. Акиму это не нравилось, но он молча сносил его шутки или старался уйти подальше от злого Колькиного языка. Сегодня Колька был на взводе, и когда он выпивал, то становился не таким ехидным и придирчивым, а у Акима настолько накипело на душе, пока он искал шабашников, что он ему рассказал о своих неудачах, не боясь насмешек.

— Слушай, — сказал ему Колька, вдумчиво выслушав историю Акимовых поисков. — Есть с чего расстраиваться. Давно бы пришёл ко мне… Я б тебе помог, как старому другу. Хоть ты тогда… помнишь, умыкнул у меня Настьку, а? Или забыл?

Аким недоверчиво посмотрел на Пищикова и уже приготовился уйти от него, но Колька, надвинувшись, взял его за пуговицу пиджака.

— Да ты не дуйся!.. Я так. Я знаю, чего тебе надо. Тебе машина нужна.

— Машина-а, — Борзов скривил губы. — Человека-то не найдёшь, а то машину.

— Человека не найдёшь, а машину найдём.

— Да у меня на участке не развернёшься с машиной. Везде посадки…

— Молчи! — строго сказал Пищиков. — Не надо будет разворачиваться. Без разворотов обойдёмся. Я знаю, что говорю, понял? Заяц трепаться не любит. Есть такая машина. Её давно уже изобрели, а называется она «Крот». Такая неказистая машинка, а роет, скажу я тебе!.. Ну-у! У нас на улице Кутузова только ей и работают. Вон в прошлое лето надо было водопровод прокладывать на посёлке. Так её взяли. Работала за милую душу… Шустрая! Знаешь, как идёт? Жиу, жиу, — он показал волнообразным движением руки, как идёт машина. — А до чего умна! Ты не представляешь, Борзой, как умна! Камень, к примеру, на пути ей встретился или корень — ей раз плюнуть — обойдёт. Вот такая машина! — заключил Пищиков и помахал указательным пальцем перед носом Акима.

— А большая она? — спросил Борзов. Он что-то слыхал о «Кроте», но очень давно и помнил плохо.

— Да не больше тебя. Места мало занимает. Главное, самоходная. Куда скажешь, туда и придёт.

— Где ж её раздобыть? — снова спросил начавший приходить в себя Борзов. Он внимательно уставился на Пищикова.

— Ставь бутылку, и я дам тебе адресок.

Акиму неохота было так с бухты-барахты выкладывать пять рублей невесть за что — Пищиков мог и обмануть, — и он замолчал.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Пищиков. — Да не надо мне ничего. Знаю, что ты жмот несусветный. Так сделаю. Ах, если бы ты знал, до чего хороша машинка. Жалко даже тебе и отдавать. Зашибает, правда, часто. А зовут её Мишка Сержуков.

— Тьфу, чёрт! — выругался Борзов. — Я его серьёзно, а он…

— Чудак ты, Борзой! Неужто я с тобой шутки играю. Стар я стал для шуток. Есть же такой мужик. Как это ты только не слыхал. Дешёвый мужик. Как раз для тебя. Живёт на Школьной, здесь в жилдомах, дом номер шесть, а вот квартиру забыл… Его Дешёвым так и зовут. Берёт недорого — вот кличку к нему и присобачили. Так что сходи. Если не подрядился к кому — пойдёт к тебе. Только не обидь его выпивкой, — посмеялся Колька и, похлопав Борзова по плечу увесистой рукой, пошёл своей дорогой.

Борзов не знал: смеётся или говорит правду Пищиков. Однако раздумывать не было времени, и он свернул на Школьную улицу и разыскал Сержукова. Пищиков говорил правду. Мишка жил в шестом доме в тридцать третьей квартире. Ему было около пятидесяти. Не высок, рыжеват, жилист и подобран. Лицо худое, в рыже-седом волосе, руки мозолистые, шишкастые. Вышел он на звонок к Акиму в расстёгнутой рубашке, пропустил гостя в квартиру. Сержуков был свободен, и они вместе, не откладывая дел в долгий ящик, пошли осматривать предстоящий фронт работ.

Мишка посмотрел, где копать, сколько копать, определил сроки работы, и они подрядились. Мишка копает Борзову яму в двенадцать кубов и за куб берёт по десять рублей.

Аким был рад такой сходной цене и не стал торговаться. Договорились, что Мишка начнёт работу в первую же субботу.

Аким за день до прихода Мишки вбил колышки, очертил границы ямы и стал поджидать Сержукова, прикидывая в уме, что обойдётся он ему намного дешевле, чем он предполагал ранее.

Как и договаривались, Мишка пришёл в субботу чуть свет с лопатой. Утро было свежее, росное. Сапоги шабашника были влажными и блестели как лакированные. Сняв помятую рабочую шляпу, он присел на нижнюю ступеньку крыльца, посмотрел на солнышко, как оно улыбчиво двигалось по небу позади клёнов и сирени, закурил.

Вышел Борзов. В пижаме, в тапочках со смятыми задниками. Почесал пятерней белую, незагорелую грудь, позевал вслух.

— Всегда так рано ходишь? — спросил он Сержукова.

Мишка дёрнул плечами, сощурился, пустил вверх синюю струю дыма.

— Мне бабка моя, царство ей небесное, всегда говорила: «Михайла, запомни, — ранняя птичка песни поёт, а поздняя слёзки льёт». Я вот и помню бабкины слова. — Он посмотрел на хозяина: — Хочется побыстрее сделать. Да и утро… до чего же хорошо. Проспать грех такую красоту.

Сержуков задрал голову, оглядел вершины лип на улице, раскидистые кроны старых вётел.

— Обыкновенный день… Какая красота, — сказал Борзов и кинул взгляд на Мишкино имущество: лопату в засохшей глине с отполированным до блеска черенком, ржавый подпилок, торчавший из смятого кармана пиджака.

• Предыдущая
• 125/142
• Следующая