История Крестовых походов - Мишо Жозеф Франсуа - Страница 22
- Предыдущая
- 22/68
- Следующая
Перед выступлением из Парижа французский король предался молитвам и благочестивым делам. Накануне отъезда он отправился в аббатство Сен-Дени для получения святой хоругви – орифламмы, которую перед боем всегда несли впереди войска. Людовик и сопровождавшие его паладины не без трепета взирали на изображения Готфрида Бульонского, Танкреда, Раймунда Тулузского и на картины битв при Дорилее, Антиохии и Аскалоне, украшавшие хоры базилики. Папа Евгений лично вручил королю знаки его паломничества – посох и котомку. Затем французская армия в составе ста тысяч воинов двинулась в путь. Сделав остановку в Меце, где к ней присоединились отряды из соседних районов Франции, она прошла через Германию и направилась к Константинополю, чтобы соединиться с остальными крестоносцами.
В то же время и император Конрад, увенчав своего сына королевской короной и поручив управление страной мудрости аббата Корвейского, выступил из Регенсбурга, ведя за собой многочисленные батальоны и послав наперед вестников в Константинополь.
Во времена Первого крестового похода турки приводили в трепет византийского императора, и потому были призываемы латиняне; но с тех пор, отогнанные на восток, мусульмане уже не угрожали Константинополю, и греки значительно больше стали бояться другой опасности – тех самых латинян, которых некогда призывали против турок, тем более что существовало подозрение, будто люди Запада замыслили овладеть Константинополем. Подозрение, как показало будущее, не вполне безосновательное.
Внук императора Алексея, современника Первого крестового похода, Мануил Комнин, верный политике деда, но более хитрый и скрытный, сразу же повел линию на то, чтобы погубить немцев, раньше других прибывших к столице Византии. Посылая к ним парламентеров и снабжая провизией, Мануил одновременно заключил союз с турками и укрепил свою столицу. Немцам на марше не раз пришлось отражать внезапные набеги византийцев. А когда, уже под Константинополем, на их лагерь обрушилась беда в виде страшного урагана, принесшего большой ущерб, они видели, как греки не скрывали радости, пророча провал всей западной экспедиции. Мануил и Конрад – оба наследники прежней Римской империи – одинаково притязали на верховную власть; церемониал встречи между ними вызвал продолжительные споры; наконец было решено, что оба императора верхом на конях приблизятся друг к другу, чтобы обменяться братским поцелуем. Ненависть греков после этого не убавилась; она продолжала преследовать немцев на протяжении всего их пути через земли Восточной империи. Повсюду их ожидали засады, прямо на которые вели предатели-проводники. Отставших от армии убивали. К муке, доставляемой по договору, примешивали известь. Расплачивались фальшивыми деньгами, которых обратно не принимали. Воины Конрада ко всему этому относились стоически и не пытались мстить за вероломство.
Французы оказались менее покладистыми, но зато более уважаемыми. Император выслал им навстречу главных сановников двора, которые повалились в ноги Людовику и разговаривали с ним стоя на коленях. Французы были скорее изумлены, чем тронуты, и отвечали на подобное искательство презрительным молчанием. Но великодушный король, жалея встревоженного Мануила, не стал заниматься проблемами этикета, а сам явился к нему во дворец запросто и без свиты. Мануил оценил этот поступок, французские бароны были приняты по высшему разряду и в их честь давались ежедневные празднества. Однако в разгар этих торжеств, когда они принесли присягу Мануилу, французы узнали, что за их спинами император договаривается с султаном Иконийским о совместных действиях против незваных гостей. Негодование баронов и рыцарей было столь велико, что они чуть ли не стали громить все вокруг, а епископ Лангрский выступил с предложением немедленно захватить Константинополь. Этого, впрочем, не произошло. Большинство вскоре одумались. Стали говорить о том, что явились на Восток не для наказания вероломства греков и не для захвата их городов, а для того, чтобы смыть свои грехи и защитить Иерусалим. Вспомним, что Готфрид Бульонский в свое время дал такой же ответ своим баронам на аналогичное предложение; таким образом, святое для французов чувство чести вторично спасло Константинополь и Восточную империю. Однако император Мануил был смертельно напуган сложившейся ситуацией и, чтобы ускорить переправу французов через Босфор, пустил слух, будто немцы одержали большие победы над турками и уже овладели Иконий. Средство оказалось действенным, и армия быстро переправилась в Вифинию.
Армия Людовика VII стала лагерем на берегу Асканского озера, недалеко от Никеи. В это время произошло солнечное затмение, и суеверные воины приняли его как предсказание больших несчастий: то ли новой измены императора Мануила, то ли близкого поражения в бою. Беспокоились они не напрасно: вскоре дошла весть о полном поражении немцев.
Отряды императора Конрада III, выступив из Никеи, обманутые греками, запаслись продовольствием не больше как на неделю: их уверили, что этого времени будет достаточно, чтобы дойти до Иконии. Но через неделю запасы иссякли, а вместо того чтобы дойти до столицы богатой Ликаонии, немцы оказались затерянными среди пустынной местности, не зная, куда идти дальше. Так, спеша опередить французов, они попали в ловушку, ибо турки, предупрежденные греками, уже их поджидали. Султан Иконийский, стянув в одно место все свои силы, ринулся на изнуренных голодом и усталостью христиан. Немцы пытались сопротивляться, с боем отходя обратно к Никее. Но вскоре этот отход превратился в беспорядочное бегство, и враг стал их добивать, захватив при этом весь обоз, включая женщин и детей. Конрад, едва сохранивший десятую часть своей армии, сам пробитый двумя стрелами, лишь чудом ускользнул от преследования сарацин.
Людовик VII поспешил выехать навстречу императору и вместе с ним оплакал горькую участь немецких крестоносцев. Оба монарха дали клятву идти в Палестину вместе, но император, то ли страшась справедливых упреков за излишнюю доверчивость к грекам, то ли стыдясь того, что остался без армии, вскоре расстался с королем, якобы решив идти в Иерусалим морем; но в действительности он вернулся обратно в Константинополь, где, поскольку уже не представлял опасности, был радушно принят Мануилом.
1148 г.
Между тем французская армия продолжала свой путь и, перейдя через горную цепь, спустилась во Фригию. Крестоносцы прошли Пергам, Эфес и многие другие некогда знаменитые города, ныне лежавшие в руинах. Наступление зимы с ее проливными дождями и снегом сделало дороги непроходимыми. Сельские жители при появлении христиан разбегались, угоняя свои стада, а города запирались и отказывали в продовольствии. Мануил через своих вестников уведомил короля, что турки готовятся разбить его на марше, и предлагал укрыться в принадлежавших ему крепостях. Но подобное предложение, приправленное угрозами, казалось Людовику новой ловушкой, и атаки сарацин он предпочел гостеприимству греков. Пересекши Фригию, армия подошла к берегам Меандра. На переправе ее уже поджидали турки. Меандр вздулся от дождей; переправа была трудной и опасной. Но король не побоялся опасности. Под градом вражеских стрел французы перешли реку, смяли ряды турок и преследовали их до подножия гор. Эта победа воодушевила крестоносцев и сделала их врагов более осторожными: не смея больше атаковать открыто, они ждали случая, чтобы напасть врасплох. Случай вскоре представился.
Покинув Лаодикею, крестоносцы держались горного хребта, отделяющего Фригию от Писидии. Армия была разделена на два корпуса, один из которых шел попеременно в авангарде. Однажды, когда пришлось перебираться через самый трудный из хребтов, король приказал авангарду остановиться на высотах и дожидаться остальной армии, чтобы на следующий день всем вместе в боевом порядке спуститься в долину. Командующий авангардом пришел рано к назначенному для ночлега месту. Поскольку оно было голым и малоудобным, а внизу лежала пространная долина, брат короля, королева Алиенора и дамы ее свиты уговорили командира сойти в долину. Но едва они спустились, как турки заняли оставленные ими высоты и построились в боевом порядке. Тем временем арьергард, возглавляемый королем, ни о чем не ведая, подвигался вперед. Завидев ряды войск, французы приняли их за своих, приветствуя радостными криками. Турки молча ожидали, пока французы войдут в ущелье, а затем с диким воем бросились на них. Ошеломленные христиане, не имея времени подготовиться, очутились на узкой дороге между скалами и пропастью. Люди и кони полетели вниз. Вопли раненых и умирающих мешались с шумом потоков и грохотом камней, катившихся со скал. В общей сумятице солдаты не могли уже ни бежать, ни сражаться. Но группа храбрецов собралась вокруг короля и стала продираться к вершине горы. Тридцать баронов, охранявших Людовика, погибли возле него, дорого продав свою жизнь. Король, оставшись почти в одиночестве, прислонясь спиной к дереву, отбивался от сотни врагов, которым так и не удалось его осилить: приняв Людовика за простого солдата и жалея время, сарацины бросили его и побежали грабить обозы. Воспользовавшись этим, король вскочил на чьего-то покинутого коня и сквозь тысячу опасностей прорвался в долину к авангарду, где уже оплакивали его смерть. Слух об этом поражении и гибели короля распространился по всему Востоку и дошел до Европы, наполнив христиан смятением и печалью; они сокрушались, что Господь, всегда милостивый к своим сыновьям, вдруг оставил их и дал погибнуть стольким героям.
- Предыдущая
- 22/68
- Следующая