История Крестовых походов - Мишо Жозеф Франсуа - Страница 36
- Предыдущая
- 36/68
- Следующая
Эту невероятную победу одного человека над целым войском современники считали самым чудесным событием в летописях человеческого героизма. Что же касается сарацин, то они не могли прийти в себя от ужаса и изумления. Брат Саладина, Малек-Адель, и прежде восхищавшийся Ричардом, сразу после битвы отправил ему в подарок двух превосходных скакунов. Когда Саладин стал упрекать своих эмиров, что они в страхе бежали и были побеждены всего одним человеком, в ответ он услышал: «Да разве это человек? Никто не может выдержать его удара, встреча с ним смертельна и все его действия превосходят доступное разуму!»
Подобную репутацию у врага заслужить непросто. Но что толку в этом? Бессмертные подвиги и неувядаемая слава должны были остаться бесплодными в общей судьбе похода. Все распадалось. Герцог Бургундский, терзаемый завистью, удалился в Тир и отказался принимать участие в дальнейших боевых действиях. Немцы под предводительством Леопольда Австрийского покинули Палестину и отбыли в Европу, Ричард заболел и приказал перевезти себя в Птолемаиду; теперь, после столь невероятного подъема, он снова находился в очередном упадке и думал только о том, как возобновить переговоры с Саладином. И христиане, и их враги были равно утомлены войной. Саладин, после неудачи под Яффой покинутый многими союзниками, опасался новых смут в своем государстве. Мир был одинаково желаем для обеих сторон, и неизбежность его становилась очевидной, тем более что приближалась зима, а с ней и трудности навигации.
И все же говорить о мире казалось неудобным. Остановились на перемирии. Его заключили на три года и восемь месяцев. Доступ в Иерусалим для христианских паломников был открыт и сверх того за крестоносцами оставалось все побережье от Яффы до Тира. Аскалон, на который предъявляли одинаковые притязания и христиане, и мусульмане, поделить было невозможно, поэтому его решили снова разрушить. О Животворящем Кресте, на который Ричард неизменно выражал претензию при каждых переговорах, теперь не было сказано ни слова. Главные вожди обеих армий должны были стать гарантами мира. В числе прочих не забыли и князя Антиохийского, который почти не участвовал в военных действиях, и Старца Горы, бывшего врагом как христиан, так и мусульман. Все они поклялись – одни на Евангелии, другие – на Коране – свято соблюдать условия договора. Саладин и Ричард ограничились взаимным честным словом и пожатием рук уполномоченных сторон. Имя Гюи Лусиньяна не было упомянуто в договоре; этот государь имел какое-то значение лишь в короткое время распрей, которые сам же и вызвал; он был всеми забыт сразу же, как только крестоносцы нашли другие сюжеты для раздоров. Лишенный Иерусалимского королевства, он получил взамен нечто более реальное – королевство Кипрское; за него, правда, еще предстояло уплатить тамплиерам, которым Ричард его продал или заложил. Палестина осталась за Анри Шампанским, новым супругом соблазнительной для многих Изабеллы, которая была обещана всем претендентам на иерусалимскую корону и которая, по странности судьбы, дала трем мужьям право царствовать, сама не имея возможности получить престол.
Прежде чем возвратиться в Европу, крестоносцы разделились на несколько групп, чтобы совершить паломничество к святым местам. Несмотря на то что паломники были безоружны, мусульмане Иерусалима приняли их плохо, и Саладину стоило усилий не допустить эксцессов. Ричард в Иерусалим не пошел: он был болен, а главное, считал при данных условиях это унизительным для себя. В Святой город в качестве своего заместителя он направил епископа Солсбери. Отказался от посещения Гроба Господня и герцог Бургундский, а с ним и все французы, пребывавшие в Тире. Поскольку готовясь к отплытию во Францию герцог внезапно умер, англичане утверждали, что это кара Божия за его чванство и интриги.
Ричард, которому больше было нечего делать на Востоке и чьи мысли были уже на Западе, также собирался уходить. Когда он сел на корабль в Птолемаиде, провожающие плакали – они сознавали, что лишаются последней опоры. И он в свою очередь не мог сдержать слез; отплывая, он обратил взор к берегу и воскликнул: «О, Святая земля! Поручаю народ твой Господу Богу, и да позволит Он мне вернуться и помочь тебе!»
Так закончился этот Крестовый поход, в котором весь вооруженный Запад только и смог, что завоевать Птолемаиду и разрушить Аскалон. Германия бесславно потеряла в нем величайшего из императоров и лучшую из армий, Франция и Англия – цвет своей военной знати. Европа имела тем больше оснований оплакивать понесенный урон, что в военном отношении поход этот был продуманнее и организованнее предыдущих: вместо уголовников и авантюристов под знаменем Креста шли люди наиболее прославленные и преданные идее. Они были лучше вооружены и обмундированы. Стрелки обзавелись арбалетом; их латы и щиты, обтянутые грубой кожей, не пропускали вражеских стрел. Воины глубже усвоили фортификацию и боевой строй, а три года кровавых битв закалили их и подчинили своим командирам, чего совершенно не знал феодальный Запад.
Но и враги христиан не теряли времени даром и имели ряд существенных преимуществ перед крестоносцами. Они уже не представляли той беспорядочной толпы, с которой встретились участники Первого крестового похода. Кроме сабли теперь они взяли на вооружение пику; их кавалерия была многочисленнее и лучше европейской. Они превосходили франков в искусстве атаки и защиты крепостей. Однако главное их преимущество, которое не изменилось по сравнению с прошлым и должно было сохраниться в будущем, обеспечивая им конечную победу, состояло в том, что они были у себя дома, под своим небом, в привычном климате, среди единоверцев, обладавших одним языком и сходными обычаями.
Несмотря на неудачный финал, Третий крестовый поход не возбудил такого ропота в Европе, как предыдущий, поскольку воспоминание о нем было связано с рассказами о небывалых подвигах, столь любезных рыцарскому обществу. Но хотя в этом походе прославилось столько рыцарей, лишь два монарха приобрели бессмертную славу: один – безрассудной храбростью, удивительной силой и другими качествами, более блистательными, чем прочными; другой – стойкими успехами и добродетелями, которые могли бы служить примером и для его противников – христиан.
Имя Ричарда было на протяжении столетия ужасом Востока; даже много лет спустя после Крестовых походов мусульмане употребляли имя его в поговорках как символ зла. Монарх этот не был чужд литературе, и в качестве поэта занял место среди трубадуров. Но искусство не смягчило его характера; его свирепость, равно как и неустрашимость, дали ему прозвище Львиное Сердце, сохраненное историей. Непостоянный в своих наклонностях, он был подвержен частой смене страстей, намерений и правил, мог насмехаться над религией и жертвовать собой ради ее. То суеверный, то скептик, без границ в своей ненависти, как и дружбе, он был неумерен во всем и любил только войну. Страсти, кипевшие в нем, редко позволяли его честолюбию иметь одну цель, один определенный предмет; он не был способен управлять людьми, поскольку не мог управлять собой. Его безрассудство, тщеславие, сбивчивость замыслов лишили его плода собственных подвигов. Одним словом, герой этого похода был более способен изумлять, чем внушать уважение, и, по сути дела, должен принадлежать скорее рыцарским романам, нежели истории.
С меньшей дерзостью и мужеством, чем у Ричарда, Саладин имел характер более ровный и более подходивший к ведению священной войны. Он управлял своими намерениями и, владея собой, лучше умел командовать другими. Он не был рожден для трона и сел на него ценою преступления; но, добившись верховной власти, он распоряжался ею достойно и имел только две страсти: царствовать и добиваться торжества Корана. Во всем же остальном сын Аюба показывал благоразумную умеренность. Среди неистовств войны он дал пример миролюбия и добродетели. «Он осенил народы крылами своего правосудия, – говорит восточный летописец, – и подобно облаку низводил свои щедроты на города, ему подвластные». Мусульмане дивились строгости его веры, постоянству в труде, расчетливости в войне. Его великодушие, милосердие, уважение к данному слову часто были восхваляемы христианами, которых он довел до таких бедствий своими победами, целиком уничтожив их могущество в Азии.
- Предыдущая
- 36/68
- Следующая
