Собака Павлова - Мисилюк Валерий Олегович - Страница 1

• 1/3
• Следующая

– Да, давненько я уже никого не убивал! – задумчиво произнес Иван Петрович Павлов.

– А ты знаешь, почему у настоящих врачей, хирургов там, травматологов, анестезиологов, в общем, всех, кто экстренные полутрупы в норму приводит, такие экзотические хобби? Ты посмотри: кто на мотоцикле гоняет, кто карате занимается, а уж охота – просто повальное увлечение! Вот говорят: – великий хирург произвел рискованную операцию и спас больного. Так он же, бравируя и рискуя, на самом деле играет со смертью других людей. Не собой рискует! Ведь в случае смерти пациента, при правильно написанной истории болезни, хирург рискует разве что выговор получить, даже зарплата не уменьшится. Поэтому самые совестливые из нас пытаются подсознательно это исправить. Выбирают хобби, где можно рисковать своей жизнью. Или пить начинают. Вот мы, например, с тобой охотники – чем не риск! Охотник – это же чистый диверсант. Куда его ни забрось, везде выживет, кого хошь убьет и себя прокормит! – говорил Коля Веденеев, анестезиолог первой городской больницы.

Они сидели на кухне у Вани Павлова и наслаждались пивом. На столе лежала на газетке растерзанная вяленая плотва и стояла дюжина бутылок пива (все разного сорта). Коля, с видом эксперта международного класса, проводил его сравнительный анализ. В большинстве случаев он выражался одним коротким словом: «Говно!».

– Несколько сортов, которые мне нравятся, это наши северные сорта. Это ж основы фитотерапии: для человека в определенной климатической зоне наиболее эффективны только те природные лекарства, и растворенные в такой воде, которая находится рядом с ним. Женьшень, например полезен для китайцев, а для нас золотой корень….

Иван Павлов, травматолог той же больницы, давно привык к словоблудию своего коллеги и друга, и слушал в пол уха, основное внимание уделяя пиву. Зато Койра, Ванина собака, сидела рядом и внимательно слушала Колю, прямо в рот ему смотрела. За это она надеялась получить маленькие кусочки вяленой рыбки. Собеседники периодически ее угощали.

Эта рыжая сучка была чистопородной карело-финской лайкой. Ваня, не слишком задумываясь, назвал ее просто собака (по-фински) и в прошлые годы часто брал на охоту. Но вот уже больше полугода Иван пахал на две ставки, и бедная Койра могла рассчитывать лишь на одну получасовую прогулку в день. Все остальное время она ела, спала и терпеливо дожидалась возможности хотя бы справить естественные надобности. В результате – раздобрела и сейчас напоминала рыжий меховой пуфик средних размеров.

Отпив пару хороших глотков, Коля бросил Койре рыбью голову.

– Лайке можно, она все переварит, это домашние собачки от рыбьих костей дохнут!

Собака поблагодарила Николая взглядом и начала исполнять сложный ритуальный танец. Она изображала, как носом закапывает землей рыбью голову. Роль земли исполнял воздух. Прятала на черный день. Не лезло в нее больше, а все равно просила. Взгляд Ивана скользнул по собаке:

– Вот сука, разжирела до безобразия. На охоту ее надо.

– Да и мы с тобой обленились! А помнишь, как неделями из леса не вылезали? Давай плюнем на все и, как раньше, рванем в тайгу, по избушкам жить будем, диким мясом питаться. Покажем всем, какие мы крутые охотники. И Койра жир сгонит.

Оба загорелись идеей, как дети.

За окном ложилось спать ласковое октябрьское солнышко. Был один из тех дней, когда жизнь, кажется, не предвещает ничего плохого. Она нежно шепчет наивным людишкам:

– Дальше будет еще лучше и интереснее! Ну, что интереснее – тут не поспоришь.

На работе договорились быстро, и уже на следующий день, в пять утра в Ванину дверь раздался звонок. Койра радостно залаяла. На пороге стоял рейнджер Коля. Высокий плотный тип в пятнистой униформе с закатанными до локтей рукавами. По старой врачебной присказке – хирург работает, засучив рукава, терапевт – спустя рукава. Поэтому все врачи – хирурги со студенчества привыкают к закатанным рукавам – все равно по много раз в день нужно мыться в операционную. Опущенные рукава раздражают даже вне больницы. В военной ушанке старого образца с красной звездой во лбу. Опоясанный патронташем. На боку висит полуметровый тесак (вместо ножа и топора одновременно). За плечами небольшой рюкзачок, в руках зачехленное пока ружье. На лице – счастливая детская улыбка, которую несколько портят два дополнительных «вампирских» клыка, выросшие неизвестно зачем.

– Что это ты рюкзак взял? Ведь договаривались – только одни патроны!

– Для мяса! Да перца с лаврушкой немного, мясо без них – не вкусное.

– Я Койре корм не беру. Будет нашими объедками питаться!

– Как же! Напитаешься вашими объедками, самой что-то придумывать придется! – подумала собачка, но благоразумно промолчала.

Погрузились в Павловскую «копейку». Ваня долго пытался защелкнуть ремень безопасности, но того не хватало, и он его просто набросил на раздувшийся живот.

– Между прочим, плотный живот (так он его вежливо назвал) – это рабочий инструмент травматолога. Мы на нем лодыжки правим.

– А чего ты, Ваня, свой жировик на щеке не удалишь? – У Павлова на правой щеке, под кожей, действительно была довольно большая липома, сантиметра три в диаметре.

– А, как подумаю, что кто-то во мне ковыряться будет! Никому довериться не могу. Коллеги, конечно, ребята хорошие, но кто-то пьет – с бодуна руки дрожат, еще лицевой нерв пересечет, кто-то из патологоанатомов пришел, – трупы раньше резал, противно, третий на профессорском обходе яйца чешет, четвертый в носу ковыряется и козявки ест. Хуже нет, когда своего будущего хирурга хорошо знаешь. Обязательно осложнения будут. А женщины меня и таким любят.

Покатили в самый дальний район – уж если испытывать себя на прочность, так в экстремальных условиях. В самой дальней деревне оставили машину, переночевали и утром пошли пешком, налегке.

Предстояло одолеть тридцать километров по глухой тайге. Погодка была по-летнему теплая, градусов десять выше нуля. Природа сияла всеми мыслимыми красками. Лайка рыскала по кустам, вспугивая дичь. Но в отдалении. Под выстрел пока никто не выскочил. Ружья наготове, кровь играет, воздух пьянит чистотой. По-армейски, после каждых пятидесяти минут хода делали десятиминутный привал. Валялись во мху и бездумно смотрели в бездонное небо. На обед Коля пятью лихими выстрелами сбил с вершины березы огромный нарост – чагу.

Заварили в маленьком котелке густой, тягучий отвар – тем и пообедали. К вечеру доперли до одной из многочисленных охотничье – рыбацких избушек. Здесь их зовут будками. Их никто не закрывает, часто оставляют там запасы еды, дров, спичек, керосина. Есть кое-какая посуда. Некоторые имеют даже имена:

– Будка скобаря, будка карела.

Покидая их, по неписаным правилам, восполняешь припасы. У будки их ждала лодка. Строили такие избушки и городские, в основном москвичи. Но от жадности часто навешивали замок. Такие будки часто сжигали:

– Я ночью чуть живой, мокрый приду и что – на улице замерзать! – говорили местные.

Но чаще выстрел пулей в замок открывал его, и будка становилась общественной. Вот к такой заветной цели подбрели наши путники уже в сумерках.

Коля открыл дверь и обалдел от чудного видения: на полочке, над общими нарами, он увидел огромную белую булку с изюмом! Марш-бросок на пустой желудок вызвал у него такой дикий приступ голода, что Николай прыгнул к полке и жадно вгрызся в булку зубами. Дикий крик потряс окрестности. Булочка лежала на полке с начала лета, и стала уже железобетонной. Коля с ужасом вынул изо рта сначала один, потом второй знаменитый вампирский зуб. Они оказались без корней!

– А я и не знал, что они молочные. Давно бы сам удалил! – грустно заметил он.

– Ты и так их сам удалил, стоматолог ты наш! – сказал Павлов. Они с большим трудом размочили в горячей воде эту булку и поужинали образовавшейся кашей. Улеглись спать относительно сытыми. Койра, совсем как лиса, ловила по дороге мышей и ела их с видимым удовольствием. Тоже не жаловалась.

• 1/3
• Следующая