Острова пряностей - Северин Тим - Страница 25

• Предыдущая
• 25/70
• Следующая

Это была единственная райская птица, которую нам удалось увидеть за все время пребывания в заповеднике Баун, хотя еще четыре раза мы подолгу сидели и ждали под «токовальными» деревьями, а также под фруктовыми деревьями, где райские птицы кормились. Увы, мы приехали не в сезон, и нам приходилось довольствоваться наблюдением за другими видами, от великолепных морских орлов до похожих на сов птиц, называемых совиными козодоями. Буди насчитал 87 видов птиц — наверное, не меньше, чем мог насчитать в свое время Уоллес. Но в итоге у меня осталась ощущение неуверенности. По словам нашего проводника-рейнджера, в заповеднике Баун удалось добиться определенного успеха.

Количество райских птиц увеличилось, случаев браконьерства поубавилось, и другие виды птиц и животных водились в изобилии. Меня беспокоило то, что слова рейнджера в точности совпадали с теми, что хотел бы услышать неравнодушный посетитель вроде меня; мне хотелось получить непосредственные доказательства того, что все обстоит настолько благополучно. Судя по состоянию деревни Кобаданга с тремя магазинами и бетонированной главной улицей, заповедник был хорошим источником существования доя местных жителей. Деньги поступали из международных и зарубежных фондов охраны дикой природы, и, очевидно, шли также на улучшение условий жизни в деревне.

Cuscus ornatus (из книги «Малайский архипелаг»)

Пока деньги из фондов будут поступать, скорее всего, система будет продолжать работать. Но у меня сложилось неприятное ощущение, что как только финансирование иссякнет, Кобадангу охватит такое же летаргическое оцепенение и полная безынициативность, которые мы наблюдали среди чиновников Доббо, и охраной леса никто не станет заниматься. Деревня уже начала расширяться, сдвигая границу заповедной территории — плантации маниоки и других деревьев врезались в охраняемую зону. Без строгого соблюдения законодательства эта тенденция приведет к тому, что таким образом будет сведен весь заповедный лес. При отсутствии явно выраженной традиционной структуры, направленной на охрану природы, как на Кай-Бесаре, или энтузиазма местного населения заповедник не сможет существовать. Может быть, мой прогноз слишком пессимистичен, но я предвижу развитие событий по печальному сценарию.

В тот памятный день на Кай-Бесаре, когда Уоллес впервые получил экземпляр райской птицы, он, заглядывая в будущее, опасался за выживание этих прекрасных созданий.

«Я думал о бесчисленных прошедших веках, в течение которых одно за другим поколения этих маленьких созданий осуществляли свой жизненный сценарий: рождались, жили и умирали в темных безлюдных лесах, где некому было ими любоваться — казалось бы, бесцельная трата красоты… С одной стороны, жаль, что такие прекрасные создания должны жить в столь негостеприимных местах, скрытые от глаз людей, которые могли бы насладиться их прелестью; но, с другой стороны, когда этих доселе варварских земель коснется цивилизация, которая принесет с собой культуру, просвещение и технический прогресс, можно быть уверенными, что тонко сбалансированное взаимодействие органической и неорганической природы будет нарушено. И те самые прекрасные птицы, которые словно бы созданы именно для услаждения человеческого глаза, могут навсегда исчезнуть с лица земли».

Через полтораста лет это наблюдение Уоллеса стало самым часто цитируемым отрывком из его трудов, и его следует признать основоположником «экологического просвещения».

Но позиция Уоллеса, очевидно, внутренне противоречива. Королевскую райскую птицу — представительницу того самого прекрасного племени, чье неопределенное будущее вызвало в нем «грустное настроение», — убили по его просьбе. Яркие шкурки больших райских птиц должны были принести самому Уоллесу неплохую сумму. «Я понял их настоящую ценность, когда разглядел как следует плюмажи, — писал он с энтузиазмом своему агенту Сэмюелу Стивенсу. — Надеюсь, еще никто до этого не додумался. Они настолько великолепны, что если установить шкурку и расправить перья правильным образом, это будет замечательным украшением для витрин, и, я уверен, на них будет хороший спрос».

Позже мы осознали, что здесь нет сильного противоречия и что в данном случае пословица «райская птица в руках стоит двух в небе» оправдана самым буквальным образом: хотя Уоллес и был причиной гибели какого-то количества экземпляров, но без этого он не мог бы сделать того, что сделал, для сохранения популяций райских птиц в целом.

В Кобаданге мы расстались наконец с нашим неизбежным сопровождающим из лесного департамента. Я заплатил ему, к его огромному удовольствию, наличными и даже выдал денег на проезд обратно в Доббо. В ожидании попутной моторной лодки, которая доставила бы его обратно в офис в Доббо по морскому каналу, он мог провести в Кобаданге и день, и целую неделю, но для него это не имело никакого значения. Мы же продолжили путь в противоположном направлении, вдоль побережья Ару.

Нашей целью был морской заповедник Юго-Восточный Ару, в 50 километрах к югу. На карте он выглядел замечательно: пунктирная линия охватывала лабиринт из коралловых рифов, лагун и небольших островов, простирающийся с юго-восточной оконечности главного острова. Этот район должен был стать прибежищем для охраняемых морских животных, прежде всего для морских черепах и дюгоней. Когда-то этих крупных млекопитающих, которые питаются растущими на морском дне водорослями и чем-то напоминают моржей без бивней, было здесь очень много. Принятое властями в Джакарте природоохранное законодательство запрещает их ловить или убивать, тем не менее дюгони часто попадают в рыбацкие сети и погибают. Пожалуй, только этим обстоятельством можно оправдать продажу дюгоньих зубов (их иногда называют также бивнями) торговцами из Доббо. Когда мы поинтересовались этим у инспектора в Кобаданге, выяснилось, что он несет ответственность и за патрулирование, и за охрану морского заповедника. Он утверждал, что ездит туда ежегодно по шесть-семь раз с целью проверить, все ли в порядке. Мне стало интересно, как он умудрялся это делать: ведь под его присмотром также 13 тысяч гектаров на острове Баун, кроме того, добраться до морского заповедника можно только на лодке. Мы уже обратили внимание на жалкое состояние находящегося на пляже патрульного катера лесного департамента: очевидно, что им давно не пользовались. И запасного катера, по всей видимости, тоже не было. Я снова — в который уже раз! — поймал себя на мысли, что нам преподносят некое подобие правды с целью произвести благоприятное впечатление.

Мы отплыли на рассвете 21 марта, воспользовавшись отливом, который вынес «Альфреда Уоллеса» в море, на юг, сквозь вереницу невысоких островов, обрамляющих побережье. Море здесь было очень мелкое, карт здешних вод не имелось, поэтому нам приходилось тщательно следить за кривыми кольями, которые местные рыбаки втыкали в кораллы в качестве вешек, обозначающих проход. Главным объектом морского заповедника был остров Эню — самое большое гнездовье морских черепах в Ару, а также место, где дюгони были распространены до шестидесятых годов XX столетия. Инспектор Кобаданги, который остался в своей деревне, заверил нас, что мы сможем найти там множество черепашьих гнезд. Но дюгони, по его словам, сейчас встречаются очень редко; если они даже и существуют, то увидеть мы их, скорее всего, сможем только возле единственной на Эню якорной стоянки, которая называлась Дюгонь-Крик.

Эню с воды выглядел как типичный небольшой островок в южных морях. Не имеющий ни обрывов, ни холмов, он всего на несколько метров возвышался над уровнем моря, и его коралловая сердцевина была покрыта густым строем невысоких деревьев, мангровых зарослей и кустарника. С нашей стороны острова находилась главная достопримечательность — состоящий из белого песка пляж километровой длины. Когда мы проплывали вдоль пляжа, выбирая место для стоянки, Янис пришел в состояние крайнего возбуждения. Он вскочил на крышу каюты и изо всей силы вцепился в мачту, жадно уставясь на остров. По его словам, этот остров был ему хорошо знаком, поскольку он ловил рыбу в этих местах лет десять назад, когда работал на тайваньском траулере. Команда частенько наведывалась на берег Эню, чтобы набрать черепашьих яиц. Когда мы были метрах в двухстах от берега, Янис уже облизывался, предвкушая пиршество. «Яйца! Яйца! Яйца!» — восклицал он, показывая на следы и вмятины на песке.

• Предыдущая
• 25/70
• Следующая