Путешествие на «Брендане» - Северин Тим - Страница 26

• Предыдущая
• 26/70
• Следующая

Например:

— А что у вас за балласт?

— Вода.

— Ой-ой. Камни лучше. Камень — он живой. А вода… Плохо. Я не пошел бы вместе с вами.

Или еще:

— А как она идет против ветра?

— По чести говоря, никак, — ответил я. — Хорошо, если получается под прямым углом к ветру.

— Не идет против ветра. Ох, это худо. — Он цыкнул зубом. — Не пошел бы я вместе с вами.

Передразнивая шотландский акцент, за моей спиной вполголоса отозвался Артур:

— Ой-ой, мы все обречены. Обречены, это точно Идэн тоже не пускал уныние на порог. Мы уже были готовы выходить из Сторноуэя, когда он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и с возгласом "Забыл " выскочил на берег и побежал по пристани широким неуклюжим шагом. Мы ждали его около часа, ломая себе голову, что случилось. Наконец он примчался обратно, размахивая на бегу бумажным кульком.

— Что за важная вещь такая? — спросил его Джордж.

— А как же без нее — Тяжело дыша, Идэн прыгнул в лодку. — Немыслимо. Извините, что задержался, но я все обошел, пока не отыскал последнюю во всем Сторноуэе.

— Да что же это? — повторил Джордж.

— Бутылка "Пиммза" — ответил сияющий Идэн. — Что-то ведь нужно было припасти для смеси, чтобы мы могли делать коктейли

Наш Олуша и впрямь засек последнюю в Сторноуэе бутылку джина особого состава. А заодно надумал по секрету выращивать в лотке возле своей койки водяной кресс, чтобы была зелень для закуски. Увы, на второй день он нечаянно опрокинул заветную бутылку, так что ее липкое содержимое очутилось в трюме, а вскоре после того шальная волна захлестнула лоток с крессом, утопив единственную на "Брендане" попытку заняться комнатным садоводством.

Возвращающиеся с лова траулеры Сторноуэя весело проводили гудками "Брендан", когда он вышел из гавани и взял курс на север, и к утру 17 июня мы уже миновали Батт оф Льюис — крайнюю точку Гебридов.

Опять нас было только четверо: домашние обстоятельства вынудили Ролфа срочно вернуться в Норвегию из Сторноуэя. Я поручил Джорджу составить новое расписание вахт, поскольку он сам трудился так усердно, что никто не дерзнул бы выражать недовольство его решением. Вахты регламентировали всю нашу жизнь, они служили необходимым каркасом повседневного бытия. Каждый член экипажа строго соблюдал самодисциплину и заступал на вахту точно по графику. Поступить иначе было бы нечестно, да и мог возникнуть тот самый раздражитель, который в конечном счете рождает бешеную ссору. Все мы сознавали, что живем бок о бок в суровых условиях, как если бы нас заточили в камере размером 2,5X11 метров, причем менее четверти этой площади было защищено от стихий и относительно пригодно для жилья. В принципе возможностей для распрей и вражды было сколько угодно, и малейшее недоразумение можно было раздуть, создавая почву для ненависти. Мы прекрасно понимали, чем это чревато, и сторонний наблюдатель мог бы заметить, как мы без всяких предварительных дискуссий настроились на обязательный для малых судов лад: сам живи и другим не мешай. У каждого был свой мир, и вели мы себя соответственно. Сообща обсуждали усовершенствования в оснастке, вносили предложения технического свойства, но сугубо личных тем не касались, если сам человек о них не заговаривал, а по всем вопросам, касающимся плавания, право на окончательное решение принадлежало шкиперу. Конечно, такая форма самодисциплины может привести к тому, что затаенное недовольство прибавит человеку желчи, однако у всех нас был за плечами достаточный опыт плавания на малых судах, мы умели придерживать язык и держать себя в руках, так что "Брендан", вне сомнения, выходил в Атлантику с эффективным и слаженным экипажем.

В обычные дни мы не ощущали никакого напряжения. Главной заботой рулевого было следить за изменениями погоды, особенно ветра, и вести "Брендан" заданным курсом. Но и то большой точности не требовалось. Выполняя штурманские обязанности, я рассчитывал лишь генеральное направление нашего хода, и рулевой закреплял румпель кожаным ремнем так, чтобы отклонения не превышали двадцати градусов. "Брендан" хорошо держался курса, и при таком сносе и частых переменах ветра добиваться большей точности было пустым делом. Облегченный подход к навигации означал также, что резервному вахтенному, в чьи обязанности входило регулировать паруса, не надо было чуть что карабкаться через груды снаряжения в средней части лодки и возиться со шкотами или менять положение шверцев. Я решил, что куда лучше настроиться на средневековый лад, проникнуться терпением и никуда не спешить, позволяя "Брендану" плыть по своему усмотрению. Будет ли наше плавание на неделю другую длиннее или короче, по средневековым меркам не играло никакой роли, а отсутствие гонки было очевидным благом.

Команда вела размеренный образ жизни. Мы с Идэном по очереди стряпали посуду обычно мыли Артур и Джордж в ведре с морской водой. На умывание и бритье времени не тратили — незачем, только зряшная трата пресной воды. Кожаная обшивка и овечьи шкуры пахли куда хуже, чем мы сами, и было слишком холодно, чтобы нас прельщала перспектива омовения в морской воде. Расположение санузла зависело от погоды. Можно было свеситься за борт на корме, рискуя схлопотать холодный шлепок от волны, а при сильном волнении мы пользовались надежно укрепленным в средней части судна ведром, и все же члены команды явно старались подольше терпеть, когда дул сильный ветер и летели соленые брызги, грозя злополучной жертве холодным душем.

Каждый отвечал за свой участок. Джордж систематически проверял все снасти, особенно шкоты и фалы, которые изнашивались довольно быстро. То и дело нам приходилось извлекать на свет ремонтные аптечки, чтобы зашить прореху или заделать концы растрепавшихся тросов. Такелаж постоянно нуждался в регулировке, потому что льняные снасти, высохнув, провисали, а намокнув, делались тугими, словно железный прут. Мы пришли к выводу, что лучше всего натягивать их до предела, когда они сухие, и время от времени спрыскивать водой.

Артур значился специалистом по тросам, следил за тем, чтобы они были аккуратно уложены в удобные для работы бухты, и при нашем обилии тросов ему хватало дел. В промежутках он часами старательно чистил и смазывал камеры, которые запечатлевали жизнь на "Брендане". Артур взял на себя фотосъемку, когда Питер покинул нас из-за травмы, и младший член команды проявил себя первоклассным фотографом. Нежные камеры казались такими отчаянно хрупкими в его кулачищах, однако он обращался с ними очень бережно, и врожденный талант механика помогал ему поддерживать их в рабочем состоянии наперекор морской соли, постоянно грозившей застопорить затворы.

Штурманское дело, киносъемки и радиосвязь входили в мой круг обязанностей. Раз в сутки я включал маленькую — чуть больше портфеля — рацию и пробовал наладить связь с какой-нибудь из береговых станций. Чаще всего мои попытки венчались успехом, и, хотя слышимость была не ахти какая, мы сообщали свои координаты эти сведения затем передавались в Отдел информации лондонского Ллойда, который любезно извещал наших родных. Правда, иногда нам не удавалось связаться с берегом, и в этом не было ничего удивительного, учитывая, что мощность передатчика была сравнима с мощностью электрической лампочки, а роль антенны исполнял штырь, привязанный ремнями к рулевой раме. Даже при слабом волнении гребни волн поднимались выше штыря. Единственным источником питания были два маленьких автомобильных аккумулятора, подзаряжаемые от двух панелей с солнечными элементами, укрепленных на крыше кабины. Емкость этих панелей очень мала, так что мы могли выходить в эфир лишь на короткое время. Если в пределах четырех минут не удавалось наладить связь, я попросту выключал рацию и делал новую попытку на другой день. Успешной связью мы во многом обязаны безотказности нашей маленькой рации, а также терпению и искусству операторов береговых станций, которые составили расписание и слушали на нашей частоте в такие часы, когда эфир не был загружен.

• Предыдущая
• 26/70
• Следующая