Сон №9 - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 31

• Предыдущая
• 31/105
• Следующая

Ах, если бы (проблемы) тоже можно было смыть в унитаз.

В кино люди убегают по крышам. Пытаюсь открыть окно, но оно для этого явно не предназначено, кроме того, я не умею ползать по стенам. Смотрю на людей на замусоренных улицах и завидую каждому из них. Может, устроить пожар? Сирень – и разбрызгиватели? Я следую за пожарными датчиками до конца коридора, только чтобы что-то делать. «В случае пожара дымовая пожарная сигнализация автоматически разблокирует эту дверь». Дядя Асфальт говорит, что отели любви проектируются таким образом, чтобы не допустить побегов,– лифт всегда доставляет вас прямо к администратору. Что еще делают в кино? Смываются через черный ход. Ну, и где этот черный ход? Я пытаюсь искать в другом конце коридора. «Аварийная лестница. Выхода нет». Черный ход всегда идет через кухню. Смутно припоминаю, что Даймон, да сгниют его яйца, говорил мне, где находится кухня. В отелях кухни обычно в цокольном этаже. Выскальзываю за дверь и начинаю спускаться по лестнице. Тупо смотрю вниз через перила. Спасительный выход Аоямы. Иду так быстро и бесшумно, как только могу. Что я скажу, если меня здесь поймают? Что в лифте у меня начинается клаустрофобия. Заткнись. Вот и первый этаж. Большая стеклянная дверь ведет к стойке. За ней стоит огромный администратор мужского пола. Бывший борец сумо. Ждет меня. Лестница спускается вниз еще на один этаж. Я могу молить о пощаде или повысить ставки и продолжить спуск. Администратор щурится, ведя пальцем по гроссбуху. Они с милосердием, уж точно, в одной постели не спят. Проскальзываю мимо стеклянной двери – статуя Атланта своим глобусом загораживает ему обзор – и крадусь вниз по лестнице к двери, на которой написано «Служебный вход». Пожалуйста, пусть она будет открыта. Дверь не открывается. Толкаю изо всех сил. Задрожав, она поддается. Спасибо. За дверью – душный коридор с тянущимися вдоль стен трубами. В конце коридора штабелем сложены половые щетки, за ними – еще одна дверь. Поворачиваю ручку и толкаю. Ничего не происходит. Толкаю изо всех сил. Дверь заперта. Хуже того – я слышу, как открывается стеклянная дверь этажом выше, а я не закрыл за собой «Служебный вход».

– Эй? Там кто-нибудь есть? – Господин Сумо.

От страха меня бросает в жар. Что делать? В отчаянии барабаню в запертую дверь. Туфли господина Сумо шаркают по ступеням. Снова стучу. И вдруг задвижка отодвигается, дверь распахивается, и какой-то повар гневно таращится на меня – позади него стучит и булькает залитая флюоресцентным светом кухня.

– Для тебя же лучше, – рычит он,– чтобы ты…– у него взгляд самого дьявола,– оказался нашим новым муссбоем.

А?

– Скажи мне, что ты наш новый муссбой!

– Господин Сумо почти здесь.

– Да, я ваш новый муссбой.

– Давай сюда!

Он втаскивает меня внутрь, захлопывает дверь и, даруя мне первую передышку за это утро, задвигает задвижку – «Шеф-повар Бонки» – написано у него на колпаке.

– Какого черта ты себе позволяешь, появляясь в свой первый рабочий день с опозданием на сорок пять минут и вырядившись как бродяга? Сними бейсболку, когда находишься в моей кухне!

У него за спиной младшие повара и поварята наблюдают за ходом человеческого жертвоприношения. Я снимаю бейсболку и кланяюсь.

– Прошу прощения.

Сливки, пар, баранина и газ. Не видно ни окон, ни дверей. И как же мне отсюда выбираться? Шеф-повар Бонки рычит:

– Хозяин огорчен. А когда хозяин огорчен, мы все огорчены. Мы плывем в очень-тесной-лодке!

Его голос неожиданно переходит в визг и разрывает в клочья последнее, что осталось от моих нервов.

– А что мы делаем с членами команды, которые раскачивают эту лодку?

Весь кухонный народ хором повторяет, сотрясая воздух:

– К акулам! К акулам! К акулам!

Я начинаю всерьез подумывать, не сдаться ли господину Сумо.

– Иди за мной, муссбой. Хозяин разберется.

Меня тащат мимо сверкающих разделочных столов, полок со сковородками, вертушки для перфокарт. Дверь. Пожалуйста, пусть это будет дверь.

– Вот здесь ты будешь отмечаться, если Хозяин простит тебе твой позорный проступок.

Господин Сумо, должно быть, уже перед дверью с задвижкой. Меня беспокоят эти ножи. Какой-то мальчишка, хлюпая носом, трет пол зубной щеткой – шеф отвешивает ему сильный пинок без всякой очевидной на то причины. Мы заходим в тесный кабинет, где визжит, стучит и скрежещет станок для заточки ножей. В конце кабинета открытая дверь – ступени ведут наверх, во двор, заваленный мешками с мусором. Шеф-повар стучит по косяку и кричит:

– Новый муссбой прибыл для выполнения своих обязанностей, Хозяин!

Станок смолкает.

– Finale mente[64],– говорит Хозяин, не оборачиваясь.– Заводите этого негодяя сюда.

Его голос слишком высок для его внушительной комплекции. Шеф-повар отступает, подталкивая меня вперед. Хозяин поворачивается. На нем маска сварщика, из-под которой виден маленький рот. В руках он держит мясницкий нож, такой острый, что им можно кастрировать быка.

– Оставьте нас, шеф-повар Бонки. Повесьте на дверь табличку.

Дверь кабинета захлопывается. Хозяин пробует лезвие на язык.

– Будешь и дальше ломать комедию?

– Господин?

– Ты не тот муссбой, который с таким рвением прислуживал мне в заведении Иеремии Булфрога, так?

Придумай что-нибудь, быстро!

– Э-э, верно. Я его брат. Он заболел. Но он не хотел подвести команду, поэтому прислал меня.

Неплохо.

– Какая невероятная самоотверженность!

Хозяин делает шаг вперед. Это не предвещает ничего хорошего.

Я упираюсь спиной в дверь.

– Мне очень приятно,– произношу я.

Там какой-то шум или мне послышалось?

– Мне приятно. Мне, и запомни это. Потрогай его. Мусс упругий.

Смотрю на отражение своего лица в черном стекле его маски и теряюсь в догадках, что именно должен делать муссбой.

– Вы – лучший в этом деле. Хозяин.

В кухне вдруг началась суматоха. Пробежать мимо него к двери, ведущей во двор,– пустая затея. Хозяин тяжело дышит, распространяя вокруг запах печеночного паштета.

– Отщипни его. Мусс восхитителен. Отрежь кусочек. О, да. Мусс нежен. Так нежен. Понюхай его. Мусс уступит. О, да. Мусс уступит.

Четыре жирных пальца тянутся к моему лицу.

Чей-то вскрик:

– Ой!

– Досадно, досадно.

Хозяин приподнимает крохотную шторку рядом с моей головой, за которой скрывается глазок. Его рот сжимается. Он хватает свой тесак, отшвыривает меня в сторону, распахивает дверь и врывается в кухню.

– Гнида бордельная! – орет он.– Тебя предупреждали!

Краем глаза я вижу, как господин Сумо перекидывает помощников повара через разделочные столы.

– Тебя предупреждали! – кричит Хозяин.– Тебя предупреждали, что ожидает грязных сводников, которые носят сюда герпес и сифилис и оскверняют чистоту моего корабля!

Он метнул тесак. Нет смысла болтаться здесь и смотреть, кому какой нанесен урон,– я вылетаю за дверь, бегу вверх по ступенькам, перепрыгиваю через пластиковые мешки с мусором; разгоняя ворон, мчусь через задний двор, выбегаю в переулок и до половины восьмого все оглядываюсь, выписывая разнообразные зигзаги.

В семь сорок я вдруг понимаю, где нахожусь. Авеню Омэкайдо. Этот небоскреб из циркония – «Пан-оптикон». Прохожу еще немного по направлению к Синдзюку и выхожу на перекресток с улицей Кита. Кафе «Юпитер». Утро в разгаре. Смотрю, сколько у меня денег. Если пройтись пешком до Уэно, хватит на подводную лодку, чтобы доехать до Кита-Сэндзю, и на легкий завтрак. Такой легкий, что улетит, если чихнуть.

Кондиционер наполняет кафе «Юпитер» влажной прохладой. Я покупаю кофе и булочку с ананасом, сажусь у окна и рассматриваю свое мутное отражение в стекле витрины: двадцатилетний Эйдзи Миякэ – волосы свалялись от пота, весь провонял наркотой и низкопробным сексом, а по всему кадыку – о, ужас! – засос размером с Африку. Цвет лица завершил превращение из загара, покрывающего лица жителей Кюсю, в белила, покрывающие лица трутней. Официантка с прекрасной шеей сегодня утром не работает – попадись я ей на глаза в таком виде, я бы взвыл, постарел веков на девять и усох, превратившись в кучку перхоти и ногтевых пластинок. Единственный, кроме меня, посетитель – женщина, изучающая палитру макияжа в модном журнале. Я даю себе клятву больше никогда не прикасаться к женщинам, даже в мыслях. Наслаждаюсь своей ананасовой булочкой и разглядываю телеэкран на здании Эн-эйч-кей. Последствия запуска ракет, города, охваченные огнем. Новая модель сотового телефона «Нокиа». Министр иностранных дел заявляет, что мнимые зверства в Нанкине во время Второй мировой – это измышления левых с целью подорвать патриотизм. Зиззи Хикару моет волосы шампунем «Перл-ривер». Скелеты в развевающихся балахонах шествуют по улицам какого-то африканского города. «Нинтендо» с гордостью представляет «Универсальных солдат». Подросток, который угнал междугородный автобус и перерезал горло трем пассажирам, говорит, что сделал это, чтобы выделиться. Я смотрю на несущийся мимо поток машин и вдруг слышу сухой кашель. Я и не заметил, как появился Лао-Цзы. Он достает пачку «Парламента», но зажигалку, по всей видимости, потерял.

• Предыдущая
• 31/105
• Следующая