У начала времен (сборник) - Янг Роберт Франклин - Страница 3

• Предыдущая
• 3/117
• Следующая

Он находился сейчас примерно в девятистах семидесяти футах от земли, и дерево уже уменьшалось до размеров стройной американской сосны.

Стронг прицепил к концу шнура с кольцом древощипцы. Покончив с этим, он огляделся, отыскивая глазами подходящую для седла развилку. Он нашел ее почти сразу. Она находилась над ним в пятнадцати футах, и ее положение обещало ему удобный доступ к интересующей его сейчас части дерева — к последним девяносто футам.

Забросив веревку, он поймал другой ее конец, змеей скользнувший вниз, и сплел седло.

Стронг сел в седло не сразу. Он устроил себе десятиминутную передышку. Откинувшись назад в развилке, через которую проходил шнур, он закрыл глаза; но сквозь веки все равно проникало солнце; солнце, и листья, и цветы, и ярко–голубые кусочки неба.

С расположенной выше развилки, слегка колыхаясь в порывах утреннего ветерка, точно серебристая лиана, свивала длинная седельная веревка. Развилка находилась на двадцать футов ниже самой верхней точки дерева и более, чем в тысяче футов от земли.

Эта цифра не укладывалась в сознании. Ему не раз приходилось подниматься на высокие деревья; некоторые из них достигали даже пятисот футов. Но по сравнению с этим они казались пигмеями. Это возвышалось над землей более, чем на тысячу.

Тысяча футов.

Седельная веревка приобрела новое значение. Он потянулся к ней и коснулся рукой ее неровной поверхности. Проследовал глазами вдоль ее двух серебристых полосок. И, еще до конца не осознав, что он делает, полез вверх. Переполнявший его восторг умножил силы; горячими волнами разливалась по телу кровь; пело все его существо. Поднимался он неторопливо и уверенно. Добравшись до развилки, он влез на ветку и глянул вверх.

До последнего разветвления осталось каких–нибудь десять футов. Нажав маленькие кнопки, он освободил вмонтированные в подошвы древоботинок стальные шипы и, распрямившись, приложил ладони к темно–серой коре. На этой высоте диаметр ствола был меньше фута, и поверхность его была гладкой, как шея женщины. Стронг поднял левую ногу и опустил ее под углом к стволу. Надавил. Шипы глубоко вонзились в дерево. Он перенес тяжесть на левую ногу, наступил правой.

И полез вверх.

Даже закрыв глаза, вы безошибочно можете определить, что приближаетесь к вершине дерева. Любого дерева. Чем выше вы поднимаетесь, тем сильнее раскачивается ствол, который под вашими руками становится все тоньше; по мере ого как вокруг редеет листва, все ярче светит солнце; все быстрее и быстрее бьется ваше сердце…

Добравшись до последней развилки, Стронг уселся верхом на ветку и посмотрел вниз, на раскинувшийся перед ним мир.

Отсюда листва еще больше напоминала зеленое облако — огромное зеленое облако, которое скрывало почти всю деревню. За его кружевными краями были видны только самые дальние домики. А за ними бесшумно катилось к горизонту Великое Пшеничное Море, как он мысленно называл поля.

Хотя более уместным здесь было бы слово «архипелаг». Потому что, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду виднелись острова. Острова сгнивших деревень; одни — увенчанные зловещими серыми маяками мертвых деревьев, другие — заваленные серыми обломками упавших. Острова контейнеров с отбросами из прочной стальной фольги, острова ангаров из того же материала, в которых стояли сеялки–геликоптеры и облегченные комбайны, взятые колонистами в аренду у Департамента Галактических Земель.

Вблизи деревни виднелись острова поменьше: завод по обеззараживанию сточных вод, мусоросжигательная печь, крематорий. И наконец, еще один, новенький, с иголочки, остров — лесопильный завод, на котором колонисты собирались обработать древесину этого дерева.

В некотором смысле дерево уподоблялось урожаю, потому что на Омикроне Сети–18 высоко ценилась древесина — почти также, как на Земле. Но даром они ее не получат, подумал Стронг; им таки придется раскошелится и отвалить компании «Убийцы деревьев, инкорпорейтел» кругленькую сумму.

Стронг расхохотался. Он не очень–то симпатизировал колонистам. Как и Блюскиз, он отлично понимал, что они творят с почвой и как будет выглядеть Омикрон Сети–18 через пятьдесят лет. Временами он их ненавидел…

Но не сейчас. Сейчас, когда утренний ветерок вздувал его древорубашку и утреннее солнце касалось его лица, когда над его головой распростерлось необъятное небо, а у ног раскинулся весь мир, в его душе не было места для ненависти.

Он зажег и выкурил сигарету. На вершине мира под чужым ветром и солнцем, она показалась ему особенно приятной. Он докурил ее до основания, пока она не обожгла ему пальцы, потом загасил окурок о подошву ботинка.

Когда он поднял руку, на его указательном и большом пальцах была кровь.

Сперва он решил, что порезался, но, когда стер кровь, на руке не оказалось ни малейшего пореза, ни царапины. Он нахмурился. Быть может, он поранил себе ногу? Он наклонился… и увидел окровавленную подошву ботинка и кровь, каплями стекавшую с шипов. Он наклонился еще ниже… и увидел кровавый след, оставленный шипами на гладкой серой поверхности ствола. Наконец он понял в чем дело. Кровь была не его. Это была кровь дерева.

* * *

Искрилась на солнце дрожавшая под ветром листва, и лениво раскачивался из стороны в сторону ствол. Из стороны в сторону. Из стороны в сторону…

Сок!

Ему уже началось казаться, что этому слову никогда не отстоять своих прав и что его сознанием навеки завладел его ложный синоним — кровь.

Сок…

Ведь ему совсем не обязательно быть прозрачным. При наличии соответствующих пигментов он мог быть любого цвета, любого цвета под солнцем. Пурпурного. Зеленого. Коричневого. Красного…

Кроваво–красного…

Ведь из того, что обычные деревья обладали определенными особенностями, вовсе не следовало, что те же особенности должны быть свойственны и этому дереву. Нет такого закона, по которому сок дерева обязательно должен быть бесцветным.

Ему стало немного легче. Красный сок, подумал он. Надо поскорее сообщить Райту!

Но когда через минуту Райт связался с ним, он не сказал ему об этом ни слова.

— Вы готовы? — спросил Райт.

— Нет… не совсем. Произвожу небольшую разведку.

— Как я погляжу, это сегодня ваше любимое занятие.

— Отчасти.

— Ладно, раз уж вы решили оставить дриад себе, не буду вам мешать. Тем более что вы слишком высоко, и такому немолодому древорубу, как я, взобраться к вам не под силу. Я хотел только сказать вам, что мы собираемся устроить перерыв и немного перекусить. Советую вам сделать тоже самое.

— Слушаюсь, — сказал Стронг.

Но есть он не стал. Лежавший у него в кармане древорацион не возбуждал аппетита. Посидев еще немного на развилке, он выкурил вторую сигарету и спустился по стволу до ветви, через которую проходила седельная веревка. Руки его обагрились кровью, и ему пришлось вытереть их носовым платком.

Убрав шипы, он обвил ногами веревку и слетел вниз на развилку, через которую проходил шнур. Пробыв там ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы сесть в седло, он молниеносно спустился к концу шнура и прикрепил к поясу щипцы. Первая стофутовая ветвь находилась под ним футах в двадцати. Увлекая за собой шнур, он в секунду преодолел это расстояние и встал на ветвь. Пройдя две трети ее длины, он приладил к ветви щипцы таким образом, чтобы, когда шнур натянется, они глубоко вгрызлись в дерево. Эта работа подействовала на него успокаивающе, и, включив языком передатчик, он машинально заговорил в том шутливо–официальном тоне, в котором они с Райтом иногда беседовали по линии «земля—дерево».

— Теперь дело за вами. Мистер Райт. Я готов.

Молчание. И наконец:

— Вас, мистер Стронг, не очень–то устраивают длинные обеденные перерывы, а?

— Во всяком случае не тогда, когда у меня под носом маячит такое огромное дерево.

— Включаю лебедку. Дайте знать, когда шнур затянется.

— Слушаюсь, мистер Райт.

Заработала лебедка, шнур приподнялся и повис дугой… дуга начала сглаживаться… превратилась в прямую линию. Ветвь вздрогнула, затрещала…

• Предыдущая
• 3/117
• Следующая