Выбери любимый жанр

Блистательный недоносок - Могилевцев Сергей Павлович - Страница 11


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

11

Бросается к с у п р у г а м А н т и п о д о в­ ы м и прижимается к ним, становясь на колени, и покрывая поцелуями ноги С о ф и и А н д р е е в н ы.

Х а р и з м а т и ч е с к и й(в свою очередь вскакивая на ноги). И мне позвольте, и я тоже хочу поучаство­вать!

С о ф и я А н д р е е в н а. Милости просим, для общего дела не пожалею ни рук, ни ног!

С м е х о т в о р н ы й(с колен). Сначала покайся, а потом уж и присоединяйся к товарищам!

Х а р и з м а т и ч е с к и й. А, была – не была, в омут, так в омут! Я, други мои, оттого блистательный не­доносок, что в душе еще больший негодяй, чем все остальные здесь находящиеся. Я тайный человеконе­навистник и подлый доносчик, заложивший за свою долгую жизнь множество невинных людей, хоть и ра­ботаю обыкновенным нотариусом. Я, господа, классический недоносок, и блистаю среди вас, как алмаз первой величины! (Присоединяется к остальн­ым.)

С о ф и я А н д р е е в н а(из-под горы тел). Нет, мои алмазы ярче блистают, но все это в прошлом, я те­перь принадлежу всем вам, и готова отдать всю себя без остатка на общее дело!

Л и м п о п о. И все же, друзья, ваша недоношенность ни в коей мере не может сравниться с моей, ибо вы все дилетанты, хоть и есть среди вас олигархи, а я все же писатель, и изощренность моя не знает границ. Писатели вообще, господа, самые изощренные злодеи и недоноски, без этого и писать вообще было бы не­возможно. (Воодушевленно.) Я ваш, господа, без ос­татка, и готов тоже присоединиться к общему телу и общему делу. Свальный грех, господа, так свальный грех, чего уж ходить вокруг да около, все мы люди, все мы человеки, и во всех нас живут маленькие че­рвячки! (Бросается с разбега на С о ф и ю А н д ­р е е в н у, но попадает на Всетаковского, и застывает, прижавшись ртом к его пухлой щеке.)

Т у р а н д о т о в(в сторону). До чего же иногда дохо­дит народный энтузиазм! До чего же доходит движе­ние снизу! Хотели создать Оргкомитет, а получился Лаокоон, облепленный змеями! Только кто Лаокоон, и кто змеи, – вот в чем вопрос!

С размаху кидается на остальных. Все па­дают на пол.

Звонит телефон. А н т и п о д о в с трудом высовы­вает руку, дотягивается до трубки, слушает, потом говорит радостным голосом.

А н т и п о д о в(радостно и торжественно). Да, Порфирий Савельевич, это я. Да, собрание Оргкомитета но­вой партии Блистательных Недоносков можно считать успешно и блистательно завершенным. Все документы подписаны, и новая партия, рожденная инициативой снизу, наконец-то вышла из подполья на солнце. Бле­стит она, Порфирий Савельевич, блестит и переливается под солнечными лучами. Теперь и о всенародном съезде можно подумать, так и передайте это куда следует. Обязательно передадите? Благодарю, Порфирий Савельевич, а нам самое время выпить шампанско­го! (Кричит.) Зойка, шампанского!

Входит п р и с л у г а с подносом и раздает всем присутствующим, сидящим и лежащим на полу, бокалы с шампанским.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Берег Москва-реки, ночь, редкие фонари. М а р и н а и А р к а д и й.

М а р и н а(бросаясь к А р к а д и ю). Это ты? Но от­куда, и почему так долго? Знаешь, когда ты позвонил мне по телефону, я не поверила, и решила, что меня кто-то разыгрывает. Мне показалось, что это звонок с того света!

А р к а д и й. Это было недалеко от истины, потому что там, куда я спустился, нет солнца и нет жизни, там царят совершенно другие законы, и это вполне можно назвать другим светом. Но там тоже, Марина, есть жизнь, там тоже есть правда, пусть и другая, пусть и отличная от той, к которой привыкли мы, и там тоже живут люди. Живут и умирают, и им так же больно и так же страшно, как нам!

М а р и н а. О чем ты говоришь? Куда ты спускался? Ты бредишь!

А р к а д и й(нетерпеливо, отстраняя ее). Нет, Марина, это не бред, это правда, только другая, и, возмож­но, более чистая и более истинная, чем та правда, к которой привыкли мы. Наберись терпения, и я тебе обо всем расскажу.

М а р и н а. Рассказывай, а то заинтриговал, и столько наговорил, что я и не знаю, о чем думать теперь.

А р к а д и й. Хорошо, хорошо. Все дело в том, что я, Марина, был бомжем. Я решил провести собственное журналистское расследование и выяснить, кто же он, этот таинственный Блистательный Недоносок, о кото­ром написал я в своей дурацкой статье.

М а р и н а(резонно). Не забывай, что это я помогла тебе ее напечатать!

А р к а д и й(так же нетерпеливо). Да, да, я это знаю! Мою первую, совершенно невообразимую и дурацкую статью, которая так меня напугала, что я решил бе­жать куда угодно от вполне справедливого гнева редактора и читателей, и ухватился за это журналист­ское расследование, как за соломинку, которую бро­сила мне судьба.

М а р и н а. Ты ухватился за расследование, как за со­ломинку?

А р к а д и й. Да! и эта соломинка заставила меня на время изменить мою внешность и мой образ жизни, отправив в такие места, о которых я раньше и не подозревал!

М а р и н а. И что же это за места?

А р к а д и й. Это места, в которых живут отверженные: бродяги, бомжи, воры, проститутки, сонмы беспризо­рных детей, которых, кажется, не меньше, чем детей, живущих с родителями, уроды, убийцы и наркоманы, проходимцы разных мастей, – одним словом, Марина, отверженные, которым нет места в нормальном мире.

М а р и н а. Отверженные?

А р к а д и й. Да, отверженные, ютящиеся на вокзалах, в заброшенных домах, на чердаках, в подвалах, в под­земных катакомбах, и вообще на задворках общества, которое отвергло их и высокомерно не замечает. Но это люди, Марина, которые живут и дышат, так же, как мы, и которые страстно желают вновь стать нор­мальными и свободными.

М а р и н а. Нормальными и свободными?

А р к а д и й. Да, хотя я и не уверен теперь, где боль­ше нормальности и свободы: здесь, у нас, или там, под землей, где я жил последнее время.

М а р и н а. Ты жил под землей?

А р к а д и й. Да, я жил под землей, в катакомбах, в за­брошенных шахтах метро, в душных сырых тупиках, и видел, как погибают люди, которые лучше и чище, чем многие, живущие наверху!

М а р и н а. Неужели такое возможно?

А р к а д и й. Возможно, Марина, возможно! О, ты не по­веришь, но там, глубоко под землей, я познакомился с замечательным человеком, поэтом, который издал свою первую поэтическую книгу, и испугался этого точно так же, как я, напечатав свою первую в жизни статью!

М а р и н а. Он испугался своей первой поэтической кни­ги?

А р к а д и й. Да, Марина, да, но он не чета мне, он настоящий поэт, я по сравнению с ним пустое ничто­жество! Вот, слушай, слушай, это его стихи, кото­рые теперь стали моими! (Читает навзрыд.)

Урод и Слепая составили чудную пару,
Урод и Слепая на маленьких скрипках играли,
А после, забывшись, терзали большую гитару,
И пели про гурий, живущих в восточном серале.
Урод и Слепая, обнявшись, встречали рассветы,
Урод и Слепая не знали, что были безумны,
И виделись им нисходящие в бездну кометы,
И слышались им голоса и сладчайшие струны.
Они проходили по жизни, как светская пара,
Они посещали приемы, банкеты, собранья,
И даже Войтыла, святой католический папа,
Одобрил их вечный союз, как венец мирозданья.
Им было плевать на безумье, на зло, на картины
Паденья и чванства живущих в подлунных столицах,
Они открывали друг в друге такие глубины,
Что, кажется, были едины в отверженных лицах
Но все это кончилось вмиг, как кончаются реки,
Которые падают вниз, в бесконечное море, —
Они вдруг прозрели, и стали, как те человеки,
Которых постигло большое и тяжкое горе.
Урод вдруг очнулся, Слепая ж открыла глазницы,
И все происшедшее стало им страшно и тяжко,
И долго глядели на вечность их бледные лица,
И долго сердца трепетали под тонкой рубашкой.
А после Урод застрелился, не выдержав пытки,
Слепая же, ставшая зрячей, разрезала вены,
И тихо стонали от горя столетние скрипки,
И пели про кровь, и про то, что грядут перемены.
Так кончился этот союз двух безумных созданий,
Так кончился этот визит на ристалища мира,
И долго еще утонченные пальцы латаний
Плели им венок, и рыдала скорбящая лира.
А следом иные безумцы пришли им на смену,
Но долго еще, повторяясь в бесчисленных масках,
Урод и Слепая не раз выходили на сцену,
И зрители плакали, веря свершившейся сказке.
11
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело