Собачья жизнь - Могилевцев Сергей Павлович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/14
- Следующая
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(продолжая зевать). Ах ты, подлец!
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(немного помолчав, нерешительно). Кончила бы ты, что ли, продавать на рынке свою селедку, пошла бы опять в школу, в младшие классы, привносить детишкам хорошее, доброе, вечное; глядишь, Антонида, я бы опять тебя полюбил.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(перестав зевать, в крайней степени возмущения). Ах же ты, старый козел! это от кого несет рыбьим духом, так что не в состоянии исполнять он свои законные супружеские обязательства? это кто должен опять вернуться в нищую школу, на нищенскую зарплату, привносить сопливым детишкам хорошее, доброе, вечное? а ихние мамаши, значит, в это же самое время займут мое место в рыбном ряду? законное, отвоеванное ценой крови и пота? и вместо меня будут людям продавать керченскую селедку, чтобы хоть как-то пополнить свой скромный бюджет, свою семейную прохудившуюся казну; чтобы хоть что-то купить своим сопливым, ни на что не годным оборвышам, чтобы немного их приодеть, да приобуть, да накормить сытным куском, чтобы не были они похожи на тебя, злостного оборванца, да на твою паршивую рыжую суку, с которой ты целыми днями гуляешь вдоль берега моря, словно какой-то драный кобель, себе на посмешище, и мне на погибель?
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(весело). Не бранись, Антонида, я не шатун, и не драный кобель, а свободный философ и наблюдатель природы; и жучка моя не паршивая сука, а великолепная породистая собака, мой верный друг, который один у меня и остался; вот если бы ты, Антонида, вместо того, чтобы под видом керченской сельди продавать на рынке тухлую кильку, которую берешь ты у разных жуликов и перекупщиков, сопровождала меня в моих ежедневных походах вдоль моря, я бы тебя носил на руках!
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(показывая кукиш). А этого, мерзавец, не хочешь?
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(с досадой). Да, куда тебе, порода не та! нет в тебе, Анто-нида, тех благородных и древних кровей, тех жизненных и стремительных соков, которые бурлят в жилах этой собаки; нет в тебе, Антонида, породы, воспитанной тысячами поколений стремительных и отважных созданий, спутников рыцарей в вересковых шотландских холмах, загонщиков кабанов и оленей в заповедных королевских лесах, ловцов волков, зайцев и лис в графских охотах снежной и морозной Руси, – нет в тебе ничего такого, похожего на азарт, на погоню за счастьем, за истиной, за красотой; нет потому, что выродилась ты, Антонида, растеряла свою былую породу, за которую я когда-то и взял тебя в жены; а потому вынужден я один ходить среди своих пустынных брегов, в мучительных поисках единого закона природы и красоты, и никого, кроме моей лохматой подружки, не будет у меня еще долгие годы!
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(в крайней степени возмущения). Это у кого пропала порода? это у кого из керченской сельди превратилась она в тухлую кильку? это у меня превратилась в кильку порода, это я не ловила в королевских лесах медведей, лис и косуль? это меня ты когда-то приветил и полюбил, а теперь, значит, отрекаешься в пользу своей рыжей суки, которая тебе ассистент и жена в поисках истины, и вместе с которой ты в конце концов отыщешь главный закон вселенной? ну погоди же у меня, старый облезлый козел, морская блоха, погонщик медуз, медведей и зайцев, охотник на кабанов, лисиц и слонов, сейчас я до тебя доберусь! сейчас я покажу тебе зеленые вересковые пастбища; сейчас я покажу тебе графские королевские развлечения; сейчас ты узнаешь, как с такими искателями красоты разговаривают у нас в рыбном ряду! (Пытается закинуть ногу на подоконник и выбраться на веранду через окно.)
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(смущенно). Антонида Ильинична, ведь есть для этого дверь! при твоей-то комплекции …
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а скрывается в комнате, слышны звуки опрокидываемой мебели и приглушенные крики: «У нас в рыбном ряду таких искателей истины и красоты…»; «Да ты мне за подобное наглое оскорбление…»; «Это у меня, значит, порода пропала…»; «Это у меня, говоришь, не керченская селедка, а у других, значит…» и пр.
Явление второе
Открывается окно в квартире К о з а д о е в ы х, и из него показывается взлох-маченная со сна голова П о л и– н ы М а т в е е в н ы. Она возбуждена словесной перепалкой соседей, радостно оглядывается по сторонам, предвкушая, очевидно, скорое продолжение.
П о л и н а М а т в е в н а(радостно). Что за шум, а драки нет? по случаю чего, дорогие соседи, кричите вы так сильно, что муж мой, заслуженный моряк Козадо-ев, вообразил себя вновь капитаном дальнего плавания, и вместо того, чтобы спать до обеда, и видеть сны о бурях и штилях, вот-вот появится здесь следом за мной? что не поделили вы между собой, отчего, дорогая соседка Антонида Ильи-нична, так сильно бранишь ты Иосифа Францевича?
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(выходя на веранду, все так же раздраженно). Да как же не бранить мне его, дорогая соседка и товарка Полина Матвеевна, если этот неотесанный и несносный болван утверждает, что моя керченская селедка, которой торгую я в рыбном ряду, на самом деле не селедка, а килька; купленная якобы у скупщиков-перекупщиков, которые вместе со мной травят ни в чем не повинных людей! Да как же могу я мириться со столь наглыми утверждениями; как могу не возмущаться, не пытаться помешать наглым речам?
П о л и н а М а т в е е в н а. Твоя правда, Антонида Ильинична, – назвать керченскую селедку поддельною килькой, которой травишь ты ни в чем неповинных людей – это значит застрелить тебя в самое сердце; это значит рассказать о столь страшном секрете, про который никому, кроме нас, бедных торговок рыбой, да еще некоторых скупщиков-перекупщиков, у которых мы покупаем эту самую тухлую кильку, решительно неизвестно.
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а. Неизвестно, Полина Матвеевна, совсем неизвестно!
П о л и н а М а т в е е в н а(продолжает). Да ведь и то сказать – чем бы жили мы, бедные и несчастные торговые женщины, сидящие с утра и до вечера на местном вонючем базаре, ворочающие тяжелые рыбные бочки, мокнущие под дождем, изнывающие под знойным июньским солнцем, терпящие обвинения дотошных, не в меру любопытных клиентов, – чем бы жили мы в это подлое время, если бы не шли на этот обман; если бы действительно под видом селедки не продавали тухлую и лежалую кильку, от которой отказались даже голодные, вечно недовольные чайки? от которой, если уж честно сказать, за версту воняет так сильно, что только лишь мы, закаленные в различных баталиях воины, можем переносить эти стойкие местные ароматы; которые, по прошествии времени, становятся для нас столь же привычными, как запах французских духов для некоторых столичных кокоток? и кто после этого может нас упрекнуть, может сказать, что наш невинный и такой беззлобный обман достоин осуждения и наказания? кто может бросить в нас камень? кто он, этот злодей и клеветник, покажите мне его, я хочу на него посмотреть; я хочу сама швырнуть в него камень! (Замахивается воображаемым камнем в сторону с л у ш а т е л е й.)
А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(истошно вопит, показывает пальцем на мужа). Вот он, вот он, подлый и наглый предатель, возводящий напраслину на жену и на ее достойных и верных подруг, с утра и до вечера вкалывающих, как волы, приносящих в дом жалкую, в муках и крови выношенную копейку! вот он, злодей, рассказывающий всем посторонним главный секрет нашего рыбного ряда; вот он, злобный и безответственный негодяй, посмевший сказать вслух такое, что другие люди не говорят никогда, потому что за раскрытие этой тайны можно больно и дорого поплатиться.
И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(весело). Да, я раскрыл всем вашу страшную тайну, – тайну вашего вонючего рыбного ряда: вы торгуете килькой под видом керченской сельди; вы превращаете мартышек в слонов, – вы, самодовольные и непроби-ваемые местные фокусники, над которыми я, как художник и наблюдатель природы, искренне и от всей души хохочу! (Начинает смеяться.)
- Предыдущая
- 2/14
- Следующая
