Вишенка для Демона - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 23

• Предыдущая
• 23/26
• Следующая

— Не забудь! Я буду ждать твоей эсэмэски. Слышишь, Вишенка? Эсэмэску жду!

Поезд тронулся, и Куколка послала мне воздушный поцелуй. Вот теперь я осталась одна. Совершенно одна.

Прошла в вагон и обомлела — на полу расстелена дорожка. Сиденья удобные, мягкие, стоят далеко друг от друга, и можно вытянуть ноги. Плазменные панели, по которым гоняют какой-то музыкальный канал. Вот это Куколка, вот это подарок! Я поправила рюкзак на плече и посмотрела на свое отражение в стекле — красивая девушка в шикарном поезде — что может быть лучше? Надо пересмотреть свое отношение к длинным юбкам. Мне и короткие очень идут.

Вагон оказался полупустым. Пассажиры сидели так, что совершенно не мешали друг другу. Человек десять всего. Я решила, что остальные подсядут на промежуточных станциях. Таковых оказалось всего две — Бологое и Тверь. Тверь… При упоминании этого города в груди больно защемило. Где ты сейчас, Поэт? Эх, мне бы только до Точки добраться. Уж она-то его найдет. Я так верила в Женьку, что, если бы был жив мой телефон, уже бы обзвонилась ей и потребовала найти Кирилла. А что? Она сможет. Я знаю о нем достаточно. Первое — он студент литературного института и учится на пятом курсе. Второе — он лауреат каких-то там премий для молодых писателей. Сначала я заставлю Женьку проверить все литературные премии (тут я мысленно поблагодарила Бога, маму и папу, что назвали ребенка редким именем Кирилл, а не Никитой, Данилой или Сашей, коих пруд пруди), потом мы поедем к тому самому литературному институту и будем его там караулить. Ярика с собой еще возьму. Хотя зачем мне там Ярик? Она симпатичнее меня, вдруг они найдут общий язык? Нет, мне Регины и Элизабет с Джульеттой за глаза хватило. Ярик перетопчется. Со мной сел какой-то парень. Черт! Вокруг столько свободного места, а он плюхнулся рядом. Шел бы ты отсюда, чучело! Очень хочется распластаться на двух сиденьях, соорудив из них один вполне себе удобный диванчик. Придется пересесть. Не хочу сейчас ничьего общества. Надеюсь, проводница будет не против.

— Разрешите, — поднялась я, снимая с полки рюкзак и куртку, глазами выбирая удобное место подальше отсюда.

Пойду вон туда, в угол. Там и телевизор хорошо видно, и спинка откидывается, и места, кажется, между креслами больше всего. Парень чуть подвинул ноги. Постаралась пролезть, но у него оказались такие длинные конечности, что я чиркнула по лодыжке тяжелым ботинком.

— Извините, — бросила, не глядя. Он поднял лицо.

Я чуть не упала. Точнее, упала.

Взвизгнула, словно мне прищемили хвост, и упала ему на колени.

— Т-с-с-с, — приложил палец к губам. — Люди отдыхают.

Я, потеряв всякий стыд, гордость и стеснение, обхватила его за шею и уткнулась носом в волосы. Он обнял в ответ, прижав к себе так, что я не могла даже выдохнуть.

— А что, классная «собака», мне нравится, — осмотрел Кир наш вагон.

— А главное, всего двум столбам кланяется, — захихикала я.

— Нам чем меньше, тем лучше.

— Ты без билета? — зашептала я, удивленно распахивая глаза.

— Скажем так, я смог договориться. И не спрашивай, чего мне это стоило.

В ответ я обиженно отодвинулась и ядовито прищурилась.

— Боже, ну какая ж ты ревнивая, это нечто! — закатил он глаза, дергая меня за бедра обратно на себя. — Тебе идет такой наряд. Издалека отлично видно.

— А ты меня где заметил? — скромно потупилась я.

— На вокзале у поезда. Ты с подругой стояла.

— Ты искал?

— Нет.

— Врешь. Борис сказал, что искал.

— Я когда-нибудь оторву ему язык, — недовольно прошипел он.

— Искал ведь, — лукаво глянула я из-под чуть опущенных ресниц.

— Нет. Я два дня ловил тебя на вокзале. Сначала решил найти у «Ледового», но вы все были такие одинаковые, черные, страшные, что пришлось ждать на вокзале. Я подумал, что ты не поедешь обратно автостопом, а будешь возвращаться электричками. Все нужные электрички ушли, тебя не было. Я решил пройтись по вокзалу и увидел тебя. Понял, что надо как-то брать эту собаку. Ну… — Он игриво поднял брови и кокетливо закусил нижнюю губу.

Мы сидели молча, разглядывая друг друга. Надо же, я так по нему соскучилась. Он такой замечательный, такой красивый! Убрала со лба непослушную челку.

— Я слышала твою песню. Борис пел и играл. Почему ты соврал, что не пишешь стихи?

— Я не пишу их уже год. Не могу. Ни строчки. — Он отвел взгляд и нахмурился.

— Со мной так было однажды. Я на картах гадаю. А потом что-то случилось, я ни расклад не могла сделать, путалась все время, ни значения карт не понимала. Смотрю и не вижу. Отпусти свою Джульетту. Пусть идет.

Кирилл смотрел мне в глаза. Губы чуть тронуты улыбкой. Щеки гладкие, выбритые. Волосы блестящие, пушистые. Врет ведь, что два дня на вокзале провел. Глянул мне через плечо. Потом рывком прижал к себе и поцеловал. Губы посасывают мои, зубы покусывают, оттягивают несильно. Легкое касание уголка губ. Еле ощутимый укус за подбородок. Отстранился. Глаза блестят. Я глупо сижу у него на коленях и не знаю, что надо говорить после поцелуя, надо ли это обсуждать и как вообще вести себя дальше? Значит ли это, что теперь он мой парень? И если да, то ему-то двадцать два, а мне пятнадцать. И как быть с этим?

— Борис странный, — зачем-то ляпнула я. Провела рукой по голове. Чистые волосы рассыпались по плечам. — Вы обманули меня, да? Ты был там? Поэтому он не дал мне твой телефон? Вы хотели посмотреть на мою реакцию?

Кир снисходительно вздохнул. И мне это не понравилось. Губы на губах. Хочется вырваться, хочется закричать. Но у него такие нежные губы… Руки крепко держат — не отпрянуть. Пытаюсь сопротивляться. Он лишь ухмыляется и прижимает меня к себе сильнее. Целует с такой любовью, что злость куда-то уходит, испаряется, исчезает.

— Я просил позвонить, если ты появишься, — шепчет. — А мой телефон он никому не дает. Вообще никому. У нас уговор.

— Почему?

— Так надо.

— Я не понимаю.

— Юлькин ухажер очень хотел со мной пообщаться. Пришлось сменить квартиры, телефоны, пароли, явки. У Бориса много всякого народу пасется. Кто-то слил, где я. Юлька начала доставать конкретно, со старым уродом ей, видите ли, скучно, романтики хотелось. Я как между двух огней оказался. Этот обещает закопать по частям на трассе Москва — Питер. Эта рыдает, что жить без меня не может. А я, правда, ее безумно любил, готов был в огонь и воду: и все без скафандра. Я условие ей поставил — или со мной, или с ним. Был уверен, что со мной останется. И ошибся. Меня после этого ломало страшно. Борис помог, не дал уйти. Мы тогда и договорились, что кроме него, никто из нашей тусовки не будет знать моего телефона.

Я не знала, что ответить. Просто прижалась к нему, положив голову на плечо, слушала его сердце и дыхание. Кир гладил меня по спине. Спокойно с ним, уютно. Так бы и сидела оставшиеся четыре часа дороги. И он, кажется, совсем не возражает.

— Знаешь, а я ведь в Твери тебе не только классику читал, — улыбнулся Поэт. — Была парочка и моих стихов. Из раннего, так сказать.

— Почитай, а. — Я ласково смотрела ему в глаза. — Пожалуйста.

— Хм… Попробую.

Кирилл мечтательно уставился на потолок, словно там было содержание из сборника его поэзии. Выдохнул шумно и тихо заговорил:

И я восходил через рваные посвисты плети,

И я продирался сквозь пестрые дебри знамен,

Присягою верности, данною спутнице-смерти,

Был проклят навеки, и ей же навек был сожжен…

А в каждом бою оставался кусочек души,

Смывался слезою из медленно гаснущих глаз

И плачущей болью — но смертный обет нерушим,

Горящее небо — мой вечный безмолвный указ.

Уставший от бегства сквозь тысячи собственных лиц,

Боясь отражений, что пляшут средь снятых зеркал,

Пытался укрыться среди пожелтевших страниц,

Но мир моих грез оказался опять слишком мал.

За новою спутницей снова встают те же тени,

• Предыдущая
• 23/26
• Следующая