Брайтон бич авеню - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 14

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая

– Но мы же его сами… А потом – это же чепе…

– Чепе, – согласился полковник, вдохнув лицемерно.

Дробызгалов тоже вздохнул. Но – от души. Полковник, конечно же, в случае чего оправдается: дескать, полезно зажравшемуся спекулянту Мордашке попариться в зоне – выйдет, большой авторитет иметь будет, да и страха прибавится, покорности. А виновного в провале оперуполномоченного он, полковник, накажет по всей строгости. А может, и не придется стеснительному полковнику никого наказывать: поймет Дробызгалов деликатный намек, и сам черкнет рапорт об увольнении из органов…

– Разрешите идти? – с ненавистью вопросил Дробызгалов.

– Да, пожалуйста. И… проведите с Авериным этим… воспитательную работу.

– В смысле? – искренне удивился Дробызгалов.

– Чтобы… осознал положение…

Шагая по коридору и нащупывая в кармане ключи от кабинета Дробызгалов оценивал сложившуюся ситуацию.

Мямля-иезуит с прокуратурой ссориться не станет, не с руки ему, тем более сам еле на месте держится – пришел в милицию на большой волне, с начальством своим бывшим, да схлынула волна, и висит он теперь между землей и небом, все отчетливее сознавая: чуть что и – предложат ему почетную пенсию. А она, пенсия, хоть и полковничья, да по нынешним временам инфляции – курам на смех. У Мордашки только в неделю на сигареты такая пенсия уходит.

Опустившись в облезлое казенное кресло за своим письменным столом, Дробызгалов перевел мысли на личные перспективы. Итак, предположим, распрощается он с органами. Куда идти? Просто некуда. А с жильем как? Так и застрянет на пятнадцати коммунальных метрах, где, помимо него, еще жена с ребенком? А детсад? Покуда в милиции, обещали подсобить с очередью, а уйти

– ребенка куда?

Выпить бы вот с горя… Тоже – закавыка! Сейчас пойдешь и возьмешь в любое время у тети Шуры из винного, потому как при удостоверении и власти… А завтра? В очередь? Хотя, с другой стороны, шатания по магазинам с черного хода стали небезопасны

– ущемленные обэхээсники принялись в последнее время рьяно защищать монополию на сферы своего влияния. И та же тетя Шура в любое время им настучит: мол, шуганите участковых и уголовку, а то что за дела? – вас кормить не успеваем, а тут еще и они… А там такая сволота в отделе борьбы этом…

Об отделе борьбы Дробызгалов вспомнил некстати, – словно нарочно позвонил по внутреннему телефону полковник, спросил:

– Что у вам нового по Фридману?

– Работаем с ГУБХСС, – промямлил Дробызгалов. – В контакте…

– Результат?

– Ну… будет! Я, кстати, Аверина хотел подключить вплотную. Он ведь имеет выход на него через сестру, я докладывал… А теперь даже не знаю… Если нарушу это… психологическое равновесие, какая работа?

– Аверину пока ничего не говорите… С прокуратурой я свяжусь, арестовывать его не будем до поры… Н-да, звонили из министерства, дело Фридмана из ГУБХСС передано в КГБ…

«Вот оно что!» – понял Евгений.

– Поэтому так: решите задачу – будет… другой поворот отношения к вам, – закончил полковник.

Дробызгалов покосился с ненавистью на пищавшую короткими гудками трубку. Вот так. Результат любой ценой. Как понимать полковника – ясно: раскрутишь дело с Фридманом – поглядим, может, и милость проявим… А может, и нет, твердых обещаний не дается. Мордашке за помощь в данном вопросе тоже милость – до суда сладко пожрать-попить и с девками всласть в простынях покувыркаться. Ну, на Мордашку-то плевать, он заслужил, барыга, а ему, Дробызгалову, за что такой компот кислый? За что?!

Обэхээсникам и комитетчикам плевать и на Дробызгалова, и на Мордашку. Сливки в случае удачи снимут они, уголовный розыск здесь не более чем подспорье, хотя он-то всю задачу и решает.

Задачу сложнейшую, невыполнимую, потому и свалили дело в район, не сумев справиться даже своими, куда более могучими силами.

Валерий Фридман в свое время был причастен к деятельности цеховиков – севших, но его не выдавших. Ничего, кроме оперативных данных, на Фридмана не имелось, а судя по оперданным, являлся он как бы банкиром тех, кто ныне находился за решеткой или уже отбыл в мир иной, не увидев свободы.

Предполагалось финансирование Фридманом крупных преступных группировок, организация всяческой контрабанды, в том числе и промышленной, но доказательств тому не имелось никаких. Потому ставилась простая по сути задача: выявить тайники, где хранятся ценности.

Но попробуй выяви! В уголовной среде Фридман пользовался немалым авторитетом, созданным ему воротилами теневой экономики, кровно заинтересованными в неприкосновенности своего банкира от домоганий рэкета, а что касалось каких-либо милицейских провокаций, тут бы нашлись заступники из высоких административных сфер – в том числе и правоохранительных, связи у Фридмана были мощные.

Вероятно, как Евгений догадывался, заступники эти быстро бы аннулировали все сегодняшние усилия органов в отношении Фридмана, если бы сам он не нарушил застойную оперативную ситуацию вокруг себя, пожелав эмигрировать из страны.

Желание удовлетворили, одновременно приняв решение: вплотную заняться материальной базой кандидата в американские граждане.

Воплотить это решение в арест Фридмана и изъятие у него ценностей надлежало обэхээсникам и Дробызгалову.

Однако люди из ГУБХСС, сознавая недосягаемость цели, от работы под всякими благовидными предлогами отлынивали, и основной груз лег на плечи Евгения, в свою очередь также не ведавшего, каким образом осуществить намеченное руководством.

Хотя в лени и оперативной несостоятельности упрекнуть себя Дробызгалов не мог. Квартиру Фридмана он исследовал до пылинки, затем – дачу, жилища всех близких «теневику» людей, трясясь при этом от страха, что застанут при незаконном производстве обыска, да ладно застанут – убьют! – однако ни одного тайника не обнаружил. В квартире, правда, нашел за шкафом около тридцати тысяч в бумажном засаленном пакете, но что это? – крохи! И просто снился Евгению тот сладостный миг, когда берет он в руки заветную кубышку, целует ее страстно, а после мчится за постановлением о проведении обыска. А затем входит с понятыми, следует к заветному месту под гневные комментарии хозяина и – захлопывается рот Фридмана, а вернее, открывается в изумлении… А он, Дробызгалов, невозмутимо корректен и загадочен – мол, знай наших, все насквозь видим!

Существовал, однако, вопрос: а вдруг да уплыли уже за рубеж искомые ценности? Но визу Фридман получил недавно, с получением ее находился под контролем, а до этого момента, целиком завися от произвола властей, вряд ли стал бы предпринимать безоглядный маневр с капиталом… Хотя относительно эффективности контроля Дробызгалов весьма сомневался. Фридмана круглосуточно охранял едва ли не взвод боевых ребят спортивного сложения, имелись у него свои посыльные и связные, мощная автотранспортная база и личная радиосвязь; кроме того, Фридман как представитель фирмы США, владельцем которой являлся его старший брат, встречался с приезжими коммерсантами, крутил дела с совместными предприятиями, и уследить за всей кутерьмой его контактов было задачей невероятной. Конечно, кое-что подслушивалось, записывалось, фирмачей проверяли таможенники, доверенных лиц Фридмана порой задерживали и обрабатывали, но – толку?

– Дробызгалов? Ко мне, срочно! – потребовал полковник по селектору.

Матюкнувшись, Евгений подчинился.

– Звонили из КГБ, – сказал начальник. – По их данным, все деньги вложены Фридманом в очень серьезную партию бриллиантов старинной огранки. Вещи уникальные, дореволюционные. Готовится контрабанда, поняли? Если предотвратите…

– Будем стараться, – откликнулся Евгений не без издевки в интонации, подумав при этом не без удивления, что кого-то, видимо, из ближайшего окружения Фридмана удалось завербовать всерьез и прочно. Работать гэбэ умеет, не перевелись там таланты неумолимого сыска, машина проржавела, но мощь сохранила… Хотя, с другой стороны, на что-либо конкретное комитетчики все равно не вышли. Так, общая информашка…

• Предыдущая
• 14/32
• Следующая