Брайтон бич авеню - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/32
• Следующая

Он здесь случайно. Он вообще не отсюда.

И тут пришла мысль:

«Ты же напортил здесь все, что мог напортить… И эти безысходность и нищета вокруг – дело, к которому и ты приложил руку, да. По-своему, иначе, нежели сановные тираны и идеологи-пустобрехи, но ведь ты паразит сродни им…»

Что же… Тогда прочь отсюда, как с места преступления!

А Марина?…

Его ознобом пробило от воспоминания о ней как о чем-то постыдно-мерзком, грязном… Потом же подумалось: а… так ли все просто? Ну ты, ты поставь себя на ее место! Ты требуешь от нее того, что никогда в тебе не присутствовало, дружок. Вот плюнь на все – на ложь ее, игру, подлость, продажность, и – прости. И руку ей протяни. Ведь единственная она, кого ты способен любить, ведь так, так… Рискни. И дай ей шанс. Потому что не все было для нее игрой, существовало ведь нечто большее, не мог он ошибиться… Или ошибся?

Нет, не мог.

Утром, после ухода клиента, она обычно выключала телефон и, сменив простыни, приняв душ, спала часов до трех.

Последующее время – до семи-восьми вечера – уходило, как правило, на приведение в порядок квартиры, косметику, обед, а после звонила бандерша, направлявшая клиентов; обозначала все виды услуг, плату. Если клиент был проходным – на час, на два —

Марина сама выезжала к бандерше, если же на ночь – готовилась расколоть гостя на предварительное гуляние в ресторане, а после привозила к себе.

Ресторан, да еще с пьющим клиентом – удача. В итоге силы подвыпившего иссякают, и, утолив страсть, он спокойно засыпает, чтобы утром, получив свое пиво либо аспирин, отправиться восвояси в гостиницу.

Эта ночь была кошмаром. Два итальянца, вылакавшие ящик напитков, но ничуть не захмелевшие, после ресторана прибыли сюда, домой, в полночь, а ушли в восемь утра. Ни минуты сна.

Сидя на свалявшихся простынях, она мертво смотрела на лежавшие перед ней купюры, прижатые липкой бутылкой из-под аперитива. Полная окурков пепельница, валяющиеся на ковре рюмки…

Устала… Как она устала! И как опротивело все! Но – не остановиться. Грехи, как бандерша говорит, на старости отмолим, и пока надо работать. Время истечет быстро, пролетит несколько лет, и не будет уже ни клиентов по сто долларов за ночь, ни нарядов дареных, ни аперитивов сладеньких… Вернее, все будет, но уже исключительно за ее счет. И счет этот должен быть не мал, ох как не мал…

Главное – валюта. Доллары, марки, франки, кроны. За них можно купить все. И всех. На тот случай, если не подвернется заветная мечта любой проститутки – богатенький женишок. Да только редкость они – богатые и глупые. У всех семьи, дело, а здесь они – погулять, развеяться… Но – бывает. Правда, иное знакомство тут нужно – не через бандершу; театры, разговоры, ухаживания, прочие ритуальные фигли-мигли… Длинный и часто бесперспективный путь. Сплошная трата времени. А значит, денег.

Был вот Фридман… Ну, не оттуда, не фирма, а чем, собственно, хуже? Даже лучше, что свой. Никаких проблем с языком, жизненные задачи и цели ясны, денег уйма… Сколько же она времени на него извела, сколько лапши навешала, сколько ролей сыграла… А итог? Полный провал. И ведь унизил он ее, страшно унизил, сволочь, хоть и швырнул стольник «гринов», а после с такой рожей, будто в сортир сходил, дверью хлопнул… А она и не шелохнулась даже. Оцепенение нашло, безысходность… А в мозгу равнодушно билась мыслишка: ну и что? Всего полчаса, а та же сотня… А сейчас как вспомнит те минуты – от злобы дрожит. Убила бы его, гада, на куски бы порезала…

Решила уснуть – голова болела, сильно мутило от выпитого накануне, но тут позвонил Мишка, братец. Попросил срочно приехать.

– Сам приезжай, – сказала она. – Дела у меня, звонка жду.

– Нет, ты, – принялся торговаться ближайший родственник, а торговаться он умел как никто. – Не приедешь – пожалеешь. Дело есть – все свои позабудешь!

Она проглотила аспирин, запив его минералкой – тусклой, выдохшейся, из незакупоренной бутылки, оставшейся после вчерашней ночи на заляпанном пятнами журнальном столике.

Морщась от недосыпания, противного привкуса во рту от перегара, таблеток и минералки, принялась наспех одеваться.

Мишка был сосредоточенно-мрачен. Усадил ее в кресло, выдернул из сети шнур звякнувшего телефона, чего не позволял себе никогда, и сказал:

– Вот, сеструха, есть тут хорошее, понимаешь, дело! С Фридманом контакты остались?

– Никаких, – отрезала она.

– М-да, – наклонил голову братец. – Разругались, расклеились… Но по делу-то ему позвонить можешь?

– Чего ты крутишь?! – выдохнула она со злостью. Голова разламывалась, глаза резало, а бодренький Миша своими подходцами к разговору раздражал неимоверно.

– Женишок твой бывший, – продолжал Михаил, – состояние свое вбухал в какие-то фантастические брюлики. Сообщили мне про то компетентные люди. Так вот, давай думать, как брюлики эти у Валеры отнять. Хватит их нам с тобой на всю жизнь.

– Это и есть твое хорошее дело? – произнесла она с презрением. – Да ты с ума сошел… Даже если бы я расписалась с ним, стала бы любимой законной женой, хрен бы мне какие бриллианты и мельком показали…

– А ты думай, думай, – настаивал братец. – Если хочешь закрыть все материальные проблемы своего существования в этом мире. Имею в виду проблемы финансовые… Можешь выдернуть его на свидание?… Но – чтобы без свидетелей и охраны.

– Дурак ты… – сказала она беззлобно. – Ничего он не скажет, ни под какой пыткой. Все равно уйти живым не дадут, какой смысл? Отпустить его – самоубийство, он же понимает…

– Правильно. Но есть сильные медикаменты и сильные специалисты, их я тебе обещаю.

– Не мое, – покачала Марина головой. – Ну… не мое…

– Ага, – поддакнул братец. – Твое – это жизнью рисковать каждый день, всякую мразь ублажать. Это легче, конечно…

– Все?… – Она поднялалась с кресла.

– Все, – сухо отозвался Михаил. – И вот еще тебе напоследок: реализацию камней в твердой валюте я обеспечиваю.

Так что если крупно в жизни сыграть хочешь – единственный, наверное, для тебя шанс. И поторопись. Все решают буквально часы.

Поручение Фридмана было кратким и вразумительным: рейсом «Нью-Йорк – Лондон» отправиться в Великобританию, где сесть на советский океанский лайнер. Далее, совершив двухнедельный круиз по островам и морям, зачитываемый как оплаченный отпуск, вернуться обратно в Лондон, а оттуда соответственно в Америку.

Характерная деталь круиза такова: один человек из экипажа лайнера передаст Бернацкому пакет, в котором ювелирные изделия и отдельные камушки, посланные младшим братом Валерой.

Получив документы из туристического бюро и серый неказистый паспорт проживающего в США беженца с необходимыми визами, Адольф отбыл к терминалу «Бритиш эйр лайнз» аэропорта Кеннеди, где его поджидал неприятный сюрприз: рейс на Лондон задерживался из-за какой-то забастовки тамошних служащих. В справочном обещали, что недоразумение вот-вот утрясется, багаж был уже сдан, и взмокший от волнения Алик то бегал пить дорогое пиво в бар, то звонить о задержке рейса Фридману, однако тот не отвечал, а автосекретарь тоже не отзывался.

Предстояло принимать самостоятельное решение.

Наконец объявили посадку в самолет. Алик буквально впивался глазами в часы, будто таким образом хотел остановить время. По первоначальному плану интервал между прибытием самолета и отбытием корабля из Лондона составлял пять часов, однако теперь данный промежуток сократился до часа.

Поглощая виски, то и дело услужливо подаваемое ему британской стюардессой, Адольф пытался снять нервный стресс. С одной стороны, винить его, конечно, не в чем, но из опыта Алик знал: взгляды начальства на объективность обстоятельств, воспрепятствовавших подчиненным осуществить желания руководства, – эти взгляды всегда необъективны и однозначны: раз нет результата, виноват исполнитель.

• Предыдущая
• 20/32
• Следующая