Легенды народного сказителя - Кукуллу Амалдан - Страница 3

• Предыдущая
• 3/48
• Следующая

Если в зарождении других видов бытовых сказок немаловажная роль отводится жизненному материалу, то в сказках-побрехушках (махсерегьо) бытовые подробности почти никакого значения не имеют. Здесь главное то, что основываются они на веселых выдумках во время какого-нибудь увеселения (кайфа). Цель данных сказок не в назидании, не в критике, а в желании развеселить, рассмешить собравшихся. Чтобы эффект был больше, рассказчик в качестве действующего лица использует общего знакомого или всем хорошо известного персонажа, например жившего в военные и послевоенные годы в Хасавюрте (Дагестан) Малахима-арбечи... По своему размеру эти сказки небольшие. Они напоминают анекдоты и были-небылицы; некоторые истории и вправду могли бы иметь место, но превращаются сказителем в фейерверк смешных казусов. Увеселительная сила этого вида бытовых сказок не столько в сюжетной ткани произведения и факте повествования, сколько в интонации, своеобразно интерпретирующей текст и придающей ему юмористическое звучание.

Даром овсунечи махсерегьо обладал Папа Алхазов – человек невысокого, если не сказать совсем низкого роста, полный, чем-то похожий на Колобка из русской волшебной сказки, с большими толстыми губами и голубыми-голубыми, совсем неподходящими его внешности и комплекции глазами, которые таили в себе и лукавство, и одновременно человеческое достоинство. Стоило только ему начать рассказывать свои сказки, как мы – все присутствующие – превращались в единый хохочущий, доселе не придуманный музыкальный инструмент. Нужно было видеть, как этот низкорослый, пучеглазый человек превращался в живой смешной моноспектакль, рассказывая нам такие случаи из жизни, в которые можно и верить, и не верить. Но смеяться до слез, до коликов в животе становилось сутью нашего присутствия.

В горско-еврейский сказочный фонд входят и сказки о животных. Уже само название определяет, что персонажами в этих сказках выступают не богатыри и чудовища, не реальные или вымышленные люди, а звери, птицы, животные, насекомые и т.п. Каждый предстает перед нами не в различных ролях, как это свойственно человеку, а в сугубо характерных повадках – как отрицательных, так и положительных. Тысячелетиями изучали люди особенности поведения животных, доверяли познанное друг другу, суммировали все накопленное и, наконец, закрепляли за каждым только то, что присуще именно данному виду. Нельзя сказать, что люди замечали только отрицательные качества, – это было бы нелепо. «В каждом плохом человеке есть что-то хорошее», – гласит горско-еврейская поговорка. Так и в сказках про животных -их качества раскрываются, когда персонажи соприкасаются друг с другом, когда одни из них хотят обмануть или сделать своей жертвой других, т.е. во время разыгрывания жизненных сцен.

Вот почему лиса предстает то хитрой, то ловкой, то коварной, то находчивой, а по отношению к человеку зачастую как помощница, правда, в неудачных начинаниях. А вот заяц – трусливый зазнайка, брехун и пустозвон. Его образ отождествляется в народе с покорностью, хвастливостью, болтливостью и обманом. «Харии эн гъхуян (харагъуш) эз гъуш ю мэгэмули, гизбоию – эз дум» (буквально «Глупость зайца по ушам видна, трусость – по хвосту»), – так говорят люди. Нужно отметить, что образу лисы, обитательницы кавказских лесов, горско-еврейским народом посвящено больше половины всех сюжетов сказок о животных. Опыт народа, его мудрость и зоркая наблюдательность породили множество пословиц и поговорок, которые одним штрихом раскрывают различные повадки лисы, а если взять во внимание нарицательную сторону этого образа, то и людей. Например: «Туьлки не сохугьо кор нибу» («Лиса на все проделки способна»); «Наз эн туьлки – э дум юни, убурию – э чум юри» («Кокетство лисы в ее хвосте, хитрость – в глазах») и т.д. Волк бывает жадным, деспотичным, глупым; медведь – неуклюжим и доверчивым; лев – сильным, мужественным, то злым, то добрым. В образе льва народ иногда показывает падишахов как хороших, так и плохих, а чаще – мужественных богатырей, которым, как и своим детям-мальчикам, горские евреи дают имена этих сильных животных, например, Аслан (Лев), Коплан (Тигр) и др.

Весьма характерны образы домашних животных: лошадь – сильная, находчивая, сметливая, верный и очень редко упрямый друг; осел – глупый крикун, но часто верный помощник; буйвол – неуклюжий, неповоротливый, даже лживый, но сметливый и мудрый; коза – сильная, драчливая, упрямая, но и находчивая; свинья – обычно глупая невежда, неряха и подхалимка. Птицы: соловей – смекалистый, мудрый, искусный, но доверчивый и беспомощный певец; воробей – непоседливый, упрямый, дерзкий, глупый и назойливый, однако смышленый; дикий петух (куропатка) – глупый, доверчивый, но смекалистый, мстительный и злопамятный; ворона – упрямая и вредная нищенка, наглая и безжалостная; петух – лгун, но и верный рыцарь, добрый и верный товарищ и т.д.

Кроме перечисленных и не упомянутых в горско-еврейских сказках о животных «живут» и различные насекомые, змеи, лягушки. Муха, например, вредная, упрямая, но добрая; комар – безжалостный и назойливый; пчела – добрая и щедрая, но только в том случае, когда к ней относятся так же; змеи – злые, хитрые, изворотливые и вредные; лягушки – глупые, крикливые неряхи, болтушки и сплетницы.

В настоящее время этот исчезающий жанр сказок чаще исполняется охотниками и чабанами. Они с большим желанием и темпераментом рассказывают другим или друг другу о своих приключениях. Наблюдательность и фантазия – вот что побуждает этих людей домысливать и сочинять встречи на охотничьих или чабанских тропах. Конечно, рассказывая, они «к одной правде» прибавляют еще две неправды и все выдают за реальность. Мастером на такое сочинительство в военные и послевоенные годы среди горских евреев города Хасавюрта считался овчи (охотник) Яшке Шубаев – брат моей матери, урожденной Шубаевой (Пустиниго), т.е. кожевники и портные по пошиву шуб, откуда и пошла фамилия рода Шубаевых. Многие его сказки о животных перешагнули порог «сказочного домика» и ушли в народ.

Так и я, заканчивая свой небольшой рассказ об особенностях горско-еврейских сказок, позволю себе напомнить, с чего начинается Агада – книга, которой более двух тысяч лет: «Не относитесь к притче пренебрежительно. Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается оброненный золотой или жемчужина, так с помощью притчи познается истина...»

Амалдан Кукуллу

поэт, сказочник, фольклорист

Жили когда-то в одном горном ауле муж и жена, и было у них трое детей: мальчик и две девочки. В заботе друг о друге и о своих детях родители находили радость душевную. Мать их очень любила, а дети дорожили ее постоянной нежной заботой и ласковым отношением. На радость родителям они никогда не ссорились, не делали друг другу зла, были дружными и добрыми детьми. Каждый прожитый год оставлял им частицу жизненной мудрости родителей.

Когда сыну исполнилось четырнадцать лет, одной девочке – одиннадцать, а другой – девять, в их дом пришло страшное, гнетущее горе. Умерла их горячо любимая мать. Оплакали они это несчастье горячими, из самой глубины души льющимися слезами, похоронили ее, а сами остались в тяжкой печали и трауре о столь ранней кончине любимой матери. Недаром говорят в народе: «Горе объединяет людей больше, чем радость». Так и случилось: еще дружнее стала жить их осиротевшая семья.

А отец раньше солнца просыпался и уходил в город на работу с болью в сердце и не оставляющими его думами о том, что дети его одни и нет за ними присмотра.

Заботясь о них, через некоторое время отец привел в дом из другого аула новую жену, а детям наказал слушаться ее. Злой и коварной оказалась мачеха: не по душе пришлись ей чужие дети. Стала она их заставлять делать всякую трудную и тяжелую работу. Бывало, скажет она мальчику:

– Натаскай в котел воды из реки!

А сестры возьмут ведра и брату своему помогают воду таскать.

Бывало и так. Злая мачеха смешает рис и пшено с золой и заставит девочек целыми днями перебирать крупу. А брат сделает свою работу и тоже с девочками перебирает, сестрам помогает. Дружба детей всегда оказывалась сильнее, чем козни злой мачехи.

• Предыдущая
• 3/48
• Следующая