Imprimatur - Мональди Рита - Страница 81

• Предыдущая
• 81/151
• Следующая

Я, не отвечая, воззрился на цифры, нацарапанные на бумаге. Это и впрямь было поразительно.

– И это еще не все, – все более воодушевляясь, говорила Клоридия, обмакивая перо в чернила и продолжая подсчет. – Если я сложу день, месяц и год, не разделяя цифры между собой, получится: 21 + 2 + 753 = 776. И затем: 7 + 7 + 6 = 20, тоже число. А 1 + 2 + 1664 = 1667, что в сумме также дает 20. А известно ли тебе, что означает число 20? Это двадцатая карта Старшей Арканы под названием «Суд», означающая: возмещение за понесенный ущерб и справедливый суд потомков.

Ну что за умница моя Клоридия… Уж такая искусница, что я почти ничего и не понял в ее подсчетах, не говоря уж о том, отчего она предалась им с таким пылом. Но мало-помалу мое недоверие улетучилось под натиском ее ловкости. Я был очарован: грация Венеры соперничала в ней с умом Минервы.

– Так, значит, вы явились в Рим за получением возмещения в связи с понесенным ущербом?

– Не перебивай, – резко откликнулась она. – Наука о числах утверждает, что возмещение убытков приведет однажды потомков к необходимости пересмотреть свое суждение. Но не спрашивай меня о конкретном значении этого, я еще и сама толком не разобралась.

– А было ли в цифрах, что вы остановитесь в «Оруженосце»? – поинтересовался я, лелея надежду, что наша встреча также предопределена.

– Нет, в цифрах не было. Но по приезде в Рим я выбрала этот постоялый двор, следуя за virga ardentis, волшебной палочкой или блуждающей лозой, ее еще называют прутиком лозоходца и много как еще. Тебе понятно, что я имею в виду? Тут она встала и вытянула руку вперед на уровне своего живота словно речь шла о какой-то длинной палке.

Мне это напомнило нечто непристойное. Я почувствовал себя униженным и смолчал.

– Но об этом в следующий раз, если у тебя будет желание, – заключила она с улыбкой, показавшейся мне двусмысленной.

Выйдя от Клоридии, я с грустью обошел все комнаты, собирая посуду. Что бы значил вульгарный жест куртизанки? Сладострастный призыв или не дай бог корыстолюбивый намек? Я же не полный дурак: учитывая мое низкое положение, нечего и надеяться, что она станет относиться ко мне иначе, чем к любой другой прислуге. Это-то я понимал. Но неужто ей до сих пор не ясно, что мне нечем платить? Может, она надеется, что я стащу для нее денег у своего хозяина? Я поскорее прогнал от себя эту ужасную мысль. Она упомянула о перенесенном оскорблении, с которым был связан ее возврат в Рим. Нет, невозможно, чтобы она имела в виду нечто непристойное, говоря о таких серьезных вещах. Я наверняка ошибся.

Ох и обрадовался же я тому, что постояльцы явно остались довольны обедом. Когда я постучался к Помпео Дульчибени, он наслаждался уже остывшим кремом, прищелкивая от удовольствия языком.

– Ну присядь, любезный. Прошу прощения, аппетит у меня сегодня несколько запоздал.

Я послушно сел и стал дожидаться, когда он поест, разглядывая от нечего делать вещицы на комоде, и тут мое внимание привлекли три томика с золотыми арабесками по алому переплету. «Какие красивые, – подумал я. – Где-то я уже их видел».

Дульчибени закончил есть и протягивал мне посуду, с удивлением взирая на меня и не понимая, что так привлекло мое внимание. Я же с глупейшей улыбкой схватил протянутую мне вазочку и, опустив глаза, ринулся к двери.

Но вместо того чтобы идти в кухню, бросился с руками, полными грязной посуды, на третий этаж и, задыхаясь, забарабанил в дверь Атто.

– Помпео Дульчибени? – изумился аббат, дослушав до конца мой рассказ.

Накануне я растирал Дульчибени спину, как вдруг он выразил желание взять понюшку табаку и выдвинул ящик комода в поисках своей табакерки из вишневого дерева с инкрустацией. Роясь, достал оттуда несколько книжек в красивом, алом с золотыми арабесками переплете, на которые я обратил внимание. Точно такие же были и в кабинете Тиракорды: это было издание трудов Галена в семи томах, причем трех томов недоставало. Книги в комнате Дульчибени как раз и были теми недостающими томами, на корешке можно было прочесть Galeni opera. Сомнений быть не могло, речь шла об opera omnia [151] Галена в семи томах, четыре из которых стояли в книжном шкафу Тиракорды.

– Возможно, Дульчибени и Тиракорда в последний раз встречались перед началом карантина, – принялся рассуждать аббат. – Должно быть, тогда-то Тиракорда и одолжил ему эти книги. И все же мы оба свидетели того, что один из лечащих врачей папы глубокой ночью принимал у себя кого-то. Что и говорить, странный час для визитов! И это еще не все. Тиракорда и его посетитель условились о свидании на следующий день в тот же час. Загадочный гость расхаживал по городу именно в то время суток, когда только и мы могли выйти из «Оруженосца». Отсюда следует, что Помпео Дульчибени и гость Тиракорды – одно лицо.

– Но откуда они знают друг друга?

– Ты мне задаешь этот вопрос оттого, что кое-чего не знаешь. Тиракорда – уроженец Марша.

– Как и Дульчибени!

– Скажу тебе больше: Дульчибени родился в Фермо, и, сдается мне, Тиракорда из того же города.

– Так они земляки, – удивленно протянул я.

– Вот именно. В Риме всегда практиковало большое количество прославленных врачей из этого старинного города. Оттуда и личный медик королевы Кристины Шведской – Ромоло Специоли, оттуда и старший врач Джован-Баттиста Бенчи, и если мне не изменяет память, оттуда же Чезаре Макьяти, как и Тиракорда, бывший врачом конклава. Уроженцы Фермо почти все селятся в одном квартале вокруг церкви Сан-Сальваторе-ин-Лауро, там же располагается и их братство.

– Но Тиракорда живет в нескольких каннах от «Оруженосца» – возразил я, – и наверняка знает, что мы закрыты на карантин. Как же он не боится заразиться через Дульчибени?

– Судя по всему, не боится. Видно, Дульчибени рассказал ему, что Кристофано не подтверждает чуму, умолчал о болезни Бедфорда и о странном состоянии, в которое впал после непонятного происшествия твой хозяин.

– В таком случае похититель ключей не кто иной, как Помпео Дульчибени! И это при том, что он так строг!

– Внешность обманчива. Пеллегрино наверняка научил его, как пользоваться подземным ходом.

– А я-то никогда ничего не замечал. Невероятно…

– пропел Атто жеманным голоском, явно подтрунивая надо мной. – Очнись, мой мальчик! И помни: тайны для того и существуют, чтобы их продавать. Пеллегрино наверняка ввел его в суть дела в обмен на кругленькую сумму. А затем в самом начале карантина слег. Дульчибени позаимствовал у него связку ключей, чтобы заказать дубликат ключа от чулана у мастерового с улицы Кьявари, где, по выражению Угонио, попечатывает Комарек.

– А при чем здесь Комарек?

– В том-то и дело, что ни при чем, ведь я тебе уже говорил, помнишь? Стечение обстоятельств, которое ввело нас в заблуждение.

– Ах да, – проговорил я, встревоженный тем, что мне уже не удается уследить за калейдоскопом догадок, интуитивных озарений, ложных выводов, словом, всего, что произошло за последние дни. – Но почему бы Пеллегрино было просто не отдать ключи Дульчибени?

– А потому, что, как я тебе уже сказал, твоему хозяину отстегивает всякий, кто желает воспользоваться подземным ходом. И ключи как бы общие.

– Тогда откуда они у Стилоне Приазо?

– Ты забыл, что он останавливался в «Оруженосце» еще во времена госпожи Луиджии, у которой он либо их потребовал либо стащил.

– Но как объяснить, что он еще и мои жемчужины прихватил? Он ведь не бедный.

– Есть кое-что посложнее. Если Дульчибени – тот самый таинственный похититель, которого мы преследуем, как ему удается всякий раз быть во сто крат быстрее нас и заметать следы?

– Видать, он неплохо изучил подземные ходы. Но теперь, я думаю, ему уже не бегать так быстро, как прежде. Вот уже два дня, как он страдает от ломоты в бедрах. Кристофано предупредил его, что приступ продлится несколько дней.

• Предыдущая
• 81/151
• Следующая