Человек, который вышел из моря - Монфрейд Анри де - Страница 13
- Предыдущая
- 13/44
- Следующая
Постучав несколько раз в дверь и не получив никакого ответа, господин де ла Уссардьер решил воспользоваться своей отмычкой, но дверь оказалась запертой изнутри на щеколду. Встревожившись теперь не на шутку, он велел взломать дверь.
Каюта была пуста, иллюминатор открыт, а содержимое чемодана в беспорядке валялось на диване.
Должно быть, несчастная выбросилась в море, поскольку дверь была заперта на внутреннюю задвижку. Господин де ла Уссардьер заметил тетрадь, в которой девушка вела личные записи. Он отправил вахтенного за капитаном, а сам принялся судорожно листать дневник, его охватил ужас при мысли, что мадемуазель Вольф могла упомянуть о его неудачном похождении на «Нептуне».
Конечно, он нашел то, что искал, и выдрал из тетради три разоблачительные страницы и вышвырнул их в море как раз в тот момент, когда в каюту должен был войти капитан.
Проведенное тут же расследование показало, что на борту судна находятся все, кроме несчастной обитательницы каюты «люкс». Следовательно, все говорило в пользу самоубийства, тем более что эта версия подтверждалась помешательством девушки. Данное заключение содержалось в рапорте, составленном на борту парохода.
Поскольку я был целиком поглощен своими делами, эта история не возбудила у меня пока никаких подозрений. Мне и в голову не приходило, что она может быть связана с таинственным появлением человека из моря, равно как и с выброшенной дамской сумочкой, обнаруженной на острове Джебель-Зукар.
Впрочем, принятая безоговорочно версия самоубийства пассажирки положила конец всяким комментариям.
У меня не было времени глубже вникнуть в обстоятельства происшествия, так как я торопился попасть в Дыре-Дауа, где меня ждали неотложные дела, связанные с недавно купленным мной у Репичи мукомольным заводом, которым руководил в мое отсутствие некий Марсель Корн – я расскажу о нем в свое время. Мне не терпелось поскорее увидеть, как этот молодой человек справляется со своими обязанностями, и потом моей душой часто овладевала такая тоска по своему саду, когда я глядел на знойные пустыни, обрамляющие Красное море, что я желал хотя бы на короткое время вновь окунуться в его безмятежную атмосферу. К несчастью, экстренное письмо от Горгиса заставило меня прервать мое пребывание там и вернуться в Джибути, чтобы уже не откладывая, заняться получением разрешения на транзит наркотиков, а точнее свидетельства о том, что такой транзит разрешен в Джибути.
Как всегда, я остановился у Мэрилла. «Альтаир» находился в лагуне острова Муша, где я мог его оставить независимо от погодных условий. Там, поставленное на пиллерсы, судно оставалось сухим между двумя большими приливами. Кроме того, стоянка, располагавшаяся посреди пустынного острова, в шести милях от Джибути, избавляла мою команду от соблазна наведаться в кофейню, где нет недостатка в любопытных и болтунах. Впрочем, мои матросы, все люди весьма мало цивилизованные, были вполне довольны пребыванием в этом диком и безлюдном месте, и многие из них даже доставили туда своих коз, которые щипали чахлую травку, показавшуюся из земли после недавних дождей.
Мэрилл сообщил мне между прочим за обедом, что через два дня после того, как я уехал в Дыре-Дауа, Жозеф Эйбу его покинул.
Он нашел место переписчика в Генеральном секретариате, где ему платят гораздо больше, чем в конторе Мэрилла. Отпустил он его охотно, так как имел на примете счетовода-итальянца, который в случае необходимости мог его подменить, что позволяло Мэриллу съездить в отпуск во Францию.
Я не придал особого значения этой перемене, меня нисколько не насторожило исключение, сделанное негру, прием которого на работу в администрацию был своеобразным нарушением закона. Единственное, что меня в тот момент интересовало, действует ли до сих пор закон от июня 1887 года о транзите наркотиков. Как сказал мой компаньон из Египта, мне надлежало представить руководству химического завода официальный документ, удостоверяющий, что упомянутый закон дает право на транзит препаратов через Джибути.
Сперва я решил ознакомиться с текстом закона и отправился с этой целью в архив, где хранились подшивки газеты «Журналь оффисьель». Там я увидел Жозефа, в чьи обязанности входила именно работа с архивными материалами. Он встретил меня заверениями в своей благодарности и поспешил найти то, что мне было нужно. Естественно, он догадался, почему я интересуюсь этим законом о наркотиках, и сказал мне доверительным тоном:
– Будьте осторожны, ибо если губернатор сообразит, что этот закон может оказаться для вас полезным, он тут же издаст указ, его отменяющий.
Замечание Эйбу имело под собой почву, и я понял, каким опасностям я себя подвергаю, открыто добиваясь получения нужного для немецкого завода документа. Тогда в голову мне пришла мысль воспользоваться услугами Жозефа, дабы получить письмо через посредника, и я порадовался тому, что пощадил его в тот раз ведь было достаточно одного моего слова, чтобы негр лишился своего места. Я решил испытать на деле его преданность и не колеблясь обратился к нему за содействием. Впрочем, вредить мне вроде бы Жозефу не было никакой выгоды.
– Мне нужно получить официальное письмо с печатью правительства или любой другой отметкой, удостоверяющей его подлинность, – сказал я, – письмо, которое подтверждало бы возможность беспрепятственного транзита наркотиков в соответствии с законом от июня 1887 года.
Он покачал головой, показывая, насколько деликатным представляется ему такое сотрудничество и сколь высока цена за подобные услуги. Поэтому я поспешил добавить:
– Разумеется, если для получения документа при условии сохранения тайны надо подмазать нужных людей, я даю тебе карт-бланш.
– Да, думаю, что без этого не обойтись…
– Но как ты думаешь приняться за это дело?
Он чуть улыбнулся, глядя на меня своим единственным глазом, и я невольно вздрогнул. Предчувствие опасности шевельнулось в моей душе, но я превозмог эту минутную слабость. Надо было действовать быстро, не теряя времени на обдумывание возможных последствий. Сперва следует достичь своей цели, а потом уже можно будет заняться преодолением сложностей, если таковые возникнут.
После паузы Жозеф сказал, продолжая улыбаться:
– Не беспокойтесь, у меня есть два друга в канцелярии губернатора: сенегалец и аннамит. Я могу на них положиться, ибо я оказывал им услуги, а главное, они знают, что я способен причинить им тьму неприятностей.
– Понял – своеобразный обмен любезностями…
Я покинул этого неприятного типа, невольно испытывая отвращение и колеблясь между страхом и желанием добиться поставленной цели.
Вечером, когда я собирался лечь спать, меня кто-то позвал с темноты улицы, я высунулся в окно: это был Жозеф. Он зашел ко мне, на этот раз одетый как туземец, чтобы, как он сказал, никто его не узнал, и его заговорщический вид рассмешил меня какой-то ребяческой несерьезностью.
– Я виделся со своими товарищами, – начал он шепотом, хотя мы находились на последнем этаже пустого дома и поблизости не было никаких соседей. – Они пообещали достать это письмо, но требуют по двести франков на каждого; мне, разумеется, ничего не нужно, я рад возможности оказать вам услугу…
– Договорились, приятель, но мне не хотелось бы остаться в долгу. Если я и тебе кое-что дам? У тебя ведь семья…
– О, да! Если бы вы знали, во что обходятся дети! Из-за того что мы негры, все думают, что мы должны жить задаром или почти так, довольствуясь горстью риса и лепешкой из дурра… А я ведь работаю больше, чем белый…
– Это в самом деле большая несправедливость, и я буду рад хоть как-то ее исправить. Итак, если ты добудешь для меня нужное письмо, я дам тебе тысячу франков. А со своими друзьями разбирайся сам…
На другой день мне снова пришлось наведаться в Дыре-Дауа по делам, связанным с мельницей. Через два дня я получил из Джибути заказное письмо, адресованное мне лично, и узнал почерк Эйбу. Большого размера конверт был довольно тяжелым, в нем, очевидно, находилось пресловутое официальное письмо. Я вскрыл его и обнаружил два чистых бланка из канцелярии губернатора с официальной печатью, проставленной внизу листа. К ним была приложена следующая записка:
- Предыдущая
- 13/44
- Следующая
