Пленить сердце горца - Монинг Карен Мари - Страница 24

• Предыдущая
• 24/73
• Следующая

— Я не верю в это, Гримм, — категорически заявил Куин. — Ты один из самых логичных, рассудительных людей, мне известных.

Гримм раздраженно взмахнул рукой.

— Отец тоже так сказал в тот вечер, когда я покидал Тулут. Даже если бы я смог относиться к себе терпимо, даже если смог бы убедить себя в том, что я не унаследовал безумия, я все равно остаюсь берсерком. Разве ты не понимаешь, Куин, что, согласно древнему закону, нас, «язычников, поклоняющихся Одину», необходимо изгонять из человеческого общества? Делать париями, изгоями и, по возможности, убивать. Половина страны знает о существовании берсеркрв и стремится нанять нас на службу, а другая половина отказывается признавать, что мы есть, одновременно пытаясь уничтожить нас. Джибролтар, должно быть, был не в своем уме, когда призвал меня, — не мог же он серьезно рассматривать меня в качестве претендента на руку своей дочери! Даже если бы я всем сердцем хотел взять Джиллиан в жены, что мог бы я ей предложить? Такую жизнь? И то, если предположить, что я не безумен от рождения.

— Ты не безумен. Не знаю, откуда у тебя эта нелепая мысль о том, что, если твой отец убил твою мать, с тобой тоже что-то не так. И никто не знает, кто ты на самом деле, кроме меня, Джибролтара и Элизабет, — возразил Куин.

— И Хэтчарда, — напомнил Гримм. — А еще Хока и Эйдриен, — добавил он.

— Значит, шестеро. И никто из нас никогда не предаст тебя. Для всего мира ты Гримм Родерик, легендарный телохранитель короля. Да и вообще, я не вижу никакой проблемы в том, чтобы признаться, кто ты есть на самом деле. Со времен резни в Тулуте многое изменилось. И хотя некоторые все еще опасаются берсерков, большинство их почитает. Вы — самые могучие воины из всех, произведенных на свет Олбани (Древнешотландское королевство, так иногда называют Шотландию.), а тебе известно, как мы, шотландцы, чтим свои легенды. Старейшины Круга говорят, что только чистейший и благороднейший шотландский род может породить берсерка.

— И все же Маккейны охотятся за нами, — сквозь зубы процедил Гримм.

— Маккейны всегда охотились за всеми, в ком подозревали берсерка. Они завистливы, и они проводят все время в обучении воинскому ремеслу, но все равно не могут сравниться с берсерком. Так что разгроми их и покончи с этим. Тебе уже не четырнадцать, и я видел тебя в бою. Собери армию. Я бы и сам пошел сражаться за тебя, черт возьми! И я знаю сотни людей, которые тоже будут сражаться на твоей стороне. Вернись домой и заяви свои законные права…

— На наследственное безумие?

— На звание вождя клана, идиот!

— Тут есть небольшая загвоздка, — горько возразил Гримм. — У моего безумного папаши-убийцы ужасные манеры, — он никак не покинет эту землю.

— Что?

Куин на миг лишился дара речи, он смог лишь помотать головой в ответ. Помолчав, он сказал:

— Господи! Как мог я пребывать все эти годы в полной уверенности, что знаю тебя, когда на самом деле не знаю о тебе и малой доли правды? Ты ведь говорил, что твой отец умер.

Похоже, в последнее время все ближайшие друзья говорили одно и то же, а ведь Гримм никогда не был склонен ко лжи.

— Долгое время я и сам думал, что он мертв.

Гримм нервно провел рукой по волосам.

— Я никогда не вернусь домой, Куин. Я берсерк, и в этом есть кое-что, чего ты не понимаешь. У меня не может быть близких отношений с женщиной, которая не понимает, что я не такой, как все. И что же мне делать? Сообщить счастливице, что я один из тех диких зверей-убийц, заслуживших за все эти века такую дурную славу? Сказать, что, если ей когда-нибудь покажется, что мои глаза запылали, она должна бежать от меня подальше, потому что берсерки, как известно, набрасываются без разбора и на друзей, и на врагов?

— Ты никогда не набрасывался на меня! — резко возразил Куин. — Хотя когда это происходило, я часто был рядом с тобой.

Гримм покачал головой.

— Женись на ней, Куин. Ради всего святого! Женись на ней и освободи меня!

После этого он грубо выругался и уронил голову на шею жеребца.

— Ты действительно думаешь, что это освободит тебя? — сердито спросил Куин. — Разве это принесет избавление кому-либо из нас, Гримм?

Джиллиан, вдыхая полной грудью вечерний воздух, прогуливалась по слабо освещенной дорожке, опоясывающей крепостной вал. Смеркалось, близился любимый ею час, время, когда сумерки сгущались в абсолютную темноту, освещаемую лишь серебристой луной и холодными белыми звездами над Кейтнессом. Остановившись, она положила руки на бруствер. Ветерок донес запах роз и жимолости. Джиллиан сделала глубокий вдох, и до нее донесся какой-то другой запах. Она насторожилась, — это был терпкий и пряный запах, запах кожи, мыла и мужчины.

«Гримм!».

Джиллиан медленно повернулась. Да, это он: Гримм стоял за ее спиной, на крыше, в густой тени примыкающих стен, и смотрел на нее непроницаемым взглядом. Как он подошел? Она не слышала ни звука: ни шороха одежды, ни шарканья сапог о камни. Словно он был соткан из ночного воздуха и перенесен в этот укромный уголок ветром.

— Ты выйдешь замуж? — без всякого вступления задал он вопрос.

Джиллиан судорожно вздохнула. Кроме полоски лунного света, освещающей его проницательные глаза, остальные черты его лица скрывала тень. Как долго он стоит здесь? Было ли в конце вопроса недосказанное «за меня»?

— О чем ты спрашиваешь? — задыхаясь, произнесла она. Его ровный голос был ласков.

— Куин был бы тебе прекрасным мужем.

— Куин? — машинально переспросила Джиллиан.

— Да. Он такой же золотой, как ты, девочка. Добрый, мягкий и богатый. Его семья будет тебя лелеять.

— А как насчет твоей?

Невероятно — она осмелилась спросить его об этом!

— Насчет чего?

«Лелеяла бы меня твоя семья?»

— Какая она, твоя семья?

Его взгляд был ледяным.

— У меня нет семьи.

— Совсем? — нахмурилась Джиллиан. Конечно же, где-то у него есть какие-нибудь родственники.

— Ты ничего обо мне не знаешь, девочка, — тихо напомнил Гримм.

— Ну, поскольку ты все время суешь нос в мою жизнь, думаю, у меня есть право задать несколько вопросов.

Джиллиан пристально взглянула на него, но было слишком темно, чтобы можно было что-то рассмотреть. Как ему удается так сливаться с ночью?

— Я перестану совать свой нос. И нос я сую лишь тогда, когда ты, похоже, намереваешься попасть в беду.

— Я не все время попадаю в беду, Гримм.

— Ну, — отмахнулся он нетерпеливо, — и когда ты выйдешь за него замуж?

— За кого? — вскипела Джиллиан, нервно теребя складки платья. Луна спряталась за тучами, и Гримм сразу же пропал из виду.

Его жуткий бестелесный голос прозвучал с мягкой укоризной:

— Попытайся следить за разговором, девочка. За Куина.

— Древком Одина…

— Копьем, — поправил он с тенью удивления в голосе.

— Я не выйду замуж за Куина! — гневно заявила она в темный угол.

— А за Рэмси?

Тембр его голоса опасно понизился.

— Или он так хорошо целовался, что уже уговорил тебя?

Джиллиан сделала глубокий вдох, затем выдохнула и закрыла глаза, моля небо, чтобы оно ниспослало ей выдержку.

— Девочка, тебе придется обвенчаться с одним из них. Этого требует твой отец, — спокойно сказал Гримм.

Джиллиан открыла глаза. Хвала всем святым, облака снесло ветром, и можно было снова различить контуры его фигуры. В тени стен стоял человек из плоти и крови, а не какой-то мифический зверь.

— Ты один из тех, кого вызвал сюда мой отец, так что, полагаю, я могла бы выбрать и тебя, не так ли?

Гримм покачал головой, это движение смазал мрак.

— Не вздумай сделать этого, Джиллиан. Мне нечего предложить тебе, кроме адской жизни.

— Может, это ты так думаешь, но, может быть, ты не прав. Может, если бы ты прекратил себя жалеть, то увидел бы все в другом свете.

— Я себя не жалею…

— Ха! Да ты погряз в этом, Родерик. Улыбке лишь изредка удается украдкой проскользнуть на твое красивое лицо, и, как только ты ее там заметишь, то сразу же гонишь ее прочь. Знаешь, в чем твоя беда?

• Предыдущая
• 24/73
• Следующая