Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/105
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
34
Сон кондора
За Кордильерами, над черною ступенью
Отвесной лестницы, воздвигнутой в верхах,
Над цепью конусов, что прячут в облаках
Кровавокрасных лав привычное кипенье,
Огромный Кондор, вширь раскинувшись, парит,
На всю Америку он смотрит с безразличьем,
И солнца алый диск в зрачке стеклянном птичьем
Угрюмым отсветом безжизненно горит.
Предгорье тени уж в объятья заключили.
Давно померкла степь. Нависшею стеной
С востока темнота охватывает Чили,
Великий Океан и светлый крут земной.
Всё тяжелее мрак. В движеньи торопливом
Ночь ширится, растет, окутывает тьмой
Пустыню, скалы, снег, весь материк немой,
Затапливая их бушующим приливом.
Потоком воздуха над Андами влеком,
Как некий дух, один, он ждет ее прихода.
И Ночь приблизится. И с воем непогода
Его настигнет вмиг и скроет целиком.
Всё оперение на нем тогда восстанет.
И клекот радостный разносится окрест.
И шею лысую он к дальним звездам тянет,
В бездонной пропасти увидев Южный Крест.
И он прощается с ветрами низовыми,
Взмывая вверх от них, он яростно хрипит.
И в мертвой вышине, расправив крылья, спит
Меж темною землей и звездами живыми.
Ехидна
Когда входили в мир Титаны и Герои,
Полурептилией с чешуйчатым хвостом
И полунимфою с сияющим лицом
Ехидна родилась в пещере Каллирои.
Отец ей Крисаор, — и ею в свой черед,
Пятидесятиглав, пытаем вечным гладом,
Рожден был Кербер-пес. За Леты черным хладом
Непогребенных он терзает и грызет.
Ей Гея древняя в ущельях Аримоса
Одну из пропастей цветами заплела.
Там, в глубине ее, Ехидна и жила,
Розовогуба и божественноголоса.
Пылает в вышних свет, и всё озарено:
Стесненье скал и ключ, таинственный и чудный,
Соленый океан и город многолюдный,
В пристанище ж ее всё немо и темно.
Но только лишь Гермес коров погонит алых,
Клубящаяся тьма внезапно оживет,
И, тщательно укрыв пятнистый свой живот,
Она появится в раздвинувшихся скалах.
Пленительная грудь ее обнажена,
По мраморным плечам волос спадают волны,
Ее уста дрожат, искристым смехом полны,
И светоносный лик сияет, как луна.
Она поет — и ночь плывет среди гармоний,
Рычанием из тьмы ей отвечает лев,
И корчатся юнцы, желаньем закипев,
И муки их страстей томительней агоний:
— Придите, юноши! Невинна, молода,
Ехидна славная к себе вас призывает,
Румянец пурпурный ее ланит пылает,
И чернь ее волос сверкает, как слюда.
Из всех счастливее — те, кто любить способны.
Их огненным вином Ехидна напоит,
Оно горчайшую печаль их утолит.
Вкусившие его — навек богоподобны.
Очнетесь посреди небесной синевы,
Там кровь бессмертная наполнит ваши жилы,
Там повстречают вас Олимпа старожилы,
Среди живущих всех блаженнейшие — вы!
Ночная тень бежит сияющего взора,
Лобзаниям моим числа и меры нет.
Вам будет колыбель — неугасимый свет
И сладострастия бездонные озера. —
Так их зовет она, бесчувственна к мольбе,
По брюхо вся в крови, утрюмоогнеока.
А пропасть черная разверзлася глубоко
И поджидает их, уверена в себе.
Ночниц бесчисленных безумно трепетанье,
Когда их полымя манит к себе, губя.
Они кричат: Я бог! И я люблю тебя!
И греет хладную их теплое дыханье.
О тех, кого она в объятья приняла,
Уже потом нигде и слуху не бывало.
Их плоть прекрасное чудовище пожрало
И время кости их оттерло добела.
Fiat nox
Смерть вездесущая похожа на прилив,
Не медля, не спеша, куда ни хватит взора,
Вода всё ширится и требует простора,
Лишь на вершинах скал свой ход остановив.
Надежда счастья нам — столь шаткая опора,
Столь тяжек век тоски и столь нетороплив.
Но счастье и тоску, во мрак святой вступив,
Как странный сон во сне, мы позабудем скоро.
О сердце бедное! Сгораешь ты, любя.
Томимо злобою, ты страждешь и бунтуешь,
Свободы жаждая — оковы ты целуешь!
Гляди! Огромный вал несется на тебя!
Мучений стихнет ад, когда через мгновенье
Нахлынет черное, священное забвенье.
Воющие парии
Горам в туманной мгле не превозмочь дремоты.
В пучину погрузясь, шар знойный отпылал.
Но море буйствует, за валом гонит вал,
И пенные у скал ревут водовороты.
Всё громче слышится протяжный вой в ночи.
В бездонной вышине клубится мрак беззвездный.
Из тучи выскользнув, как некий призрак грозный,
Угрюмая луна льет тусклые лучи.
Запечатленный лик, оскаленный, коварный,
Осколок брошенный, давно погибший свет
В молчаньи мертвенный рассеивает свет
С орбиты ледяной на океан полярный.
А дальше к Северу, в недвижной духоте,
Простерлась Африка в тени, как в благостыне.
Там голодают львы в дымящейся пустыне,
Вблизи озер слоны уснули в темноте.
Средь остовов быков, за линией прибоя
На пляже гнилостном собаки собрались.
Но падали не жрут и морды тянут ввысь,
То жалобно скуля, то заунывно воя.
В безмолвном ужасе застыли тут и там,
Зрачки расширили, дрожат от лихорадки,
Сидят на корточках и бьются как в припадке,
Прижав свои хвосты к облезлым животам.
Морская пена к ним приклеилась клоками,
Все позвонки видны под шкурою худой.
Когда взыгравший вал их обольет водой,
Собаки скалятся и лязгают клыками.
Под светом пепельным блуждающей луны
В уродливых телах что плачут ваши души?
Что жметесь в страхе вы на самой кромке суши?
О чем вы воете? Какой тоской полны?
Не знаю и сейчас! О, дикие собаки!
Пусть много солнц с тех пор утратил небосвод,
Но всё мне слышится: у края черных вод
Сквозь толщу лет былых вы воете во мраке!
34
- Предыдущая
- 34/105
- Следующая
