ИММАНУЭЛЬ РИМСКИЙ (МАНОЭЛЛО ДЖУДЕО){109} (1261? - 1332?)
Похвала супруге
Спросили, как я стал мужам державным
Подобен славой мудрости толикой.
Друзья, благодаря прекрасноликой
Я всё, что сокровенно, сделал явным.
Подумал я: не как неблагонравным,
Во власти похотливой страсти дикой —
Моей жене к лицу супруг великий!
И, мудрость накопив, я стал преславным.
Чтоб не сказали про меня: колода,
Лицом как человек, а ум — бараний,
Взял в жены лань, чья прелесть безгранична,
Но чтоб сказали: солнце небосвода
Соединилось с Аш, звездою ранней,
Что паче всех светил ему прилична.
«Коль рок слепой, а мы — его сыны…»
Коль рок слепой, а мы — его сыны,
То будем же и мы — подобье рока,
Ведь из-за доброты мрачится око
И щеки справедливого — бледны.
Богаты злые, добрые — бедны,
Так, поневоле встав на путь порока,
Быть может, мы поднимемся высоко,
Ведь щедростью во прах мы сведены.
О щедрость! Я твое поставил слово
Перед собой, и я не позабыл
И не нарушил твоего завета,
Но день настал — не чаял я такого,
Что было мерзко мне — я возлюбил,
А что любил — мне стало чуждо это.
«Сказали лани грозной небеса…»
Сказали лани грозной небеса:
О, полно тебе, полной благодати,
Очами затмевать небесны рати,
Ведь посрамила нас твоя краса,
И горних звезд мы слышим голоса:
«Мы алчем в сей сокровищной палате
Блистать!» Не зря ваятель этой стати
Творил усердно эти очеса!
И возроптали светочи денницы,
Рекли Кассиль, Кима и Аш: «О, как
Хотим сиять мы на лице юницы!
Ведь сей удел и сладостен, и благ!
А небо зря величием хвалится:
Лишь днем сиянье в нем, а ночью — мрак».
Бесприданница
Из шестнадцатой тетради
…И ответствовал я, и сказал: С нею и с отцом ее я знаком, | и знаю ее дом. | И слышал я, как в доме своем | она оплакивала младость и рыдала о том, | что трех старших сестер ей судьба дала, | и о каждой из них несется хвала, | и каждая прекрасна и мила. | И оне — сладость для мужчин, | могли бы быть супругами глав общин; | да вот беда: не имеют приданого сестрицы, | лишь прекрасные лица, | да сверкающие зеницы, | прямо в сердце мечущие зарницы, | с белизною их плеч лишь лилия сравнится,| а уста их — багряница, | в них же нектар таится. | Но пуста их светлица | и весьма бедны сии девицы. | И в один из дней, вышел я на прогулку, | и через рынок прошел, и вышел к переулку, | и шла моя дорога | мимо их порога. | И увидел я вдруг красавицу-лань, и сияние ее лица | поражает взоры и пленяет сердца. | И сидит она молча, и тихо рыдает, | и в сердце своем горько страдает. | И лютня в ее руке, | чтобы игрою утешиться в тоске. | И вопросил я ее, чем душа ее полна, | и отчего заплакана она, | и сидит молчаливо одна, | так несчастна и грустна. | И сказала она: Да будет тебе от Господа благодать. | А мне как не страдать, | горьких слез не лить и не рыдать? | Ведь нас четыре сестры, и мы бедны | и из чаши горечи пьяны. | Доколе нам скитаться у стад чужих | и завидовать подругам в счастьи их? | И я последней родилась на свет. | Сегодня мне — осьмнадцать лет. | И мой черед выйти замуж — последний. И счастья нет. | А я — стена, и башни сосцов на ней, | и страсть во мне разгорается всё сильней. | А если я девицей умру, тогда | двойною будет моя беда, | ибо слышала я слова мудрецов | и поучения отцов, | что буде женщина умрет девицей, | к миру душ она не причастится. | Итак, приложу к тетиве стрелу напева | и оплачу горькую участь девы. |
Полны сосцы и волос мой возрос,
И сяду обнаженною, срамною,
И женихи все минут стороною,
И скорбь я изолью в потоке слез.
Такую долю кто бы перенес?
Приданого с серебряной казною
За нами не дают. А предо мною —
Сестрицы три. И сердце извелось.
Иссохну ль я в неутоленном пыле,
Иль пощадит меня коварный рок?
Летят года, уносятся, как птицы…
И обо мне мудрейшие твердили,
Что в райский не впускается чертог
И в царство душ не принята девица.
«Речам внимаю я день ото дня…»
Речам внимаю я день ото дня:
В аду огонь, злодеев пожирая,
Пылает, и проказников карая,
И ангел не спасет их от огня.
Мой дух, что отвлекаешь ты меня
Соблазном сладкой суеты от рая?
Но в колесницу блага и добра я,
Исполнясь страха, запрягу коня.
Кто может уберечь меня пред роком?
Великий человек и малый с ним
В свой день прешли, сменились, их не стало.
Ужели суету мне пить потоком,
Не разумея, как зверям лесным
В пустых жилищах разума пристало?
Сатира на врачей
Спеши, о сердце, взять себе в фиале
Иль чудотворной манны полный омер,
Иль гилеадского бальзама хомер,
Чтобы недуг упорный мой прогнали.
С клюкой расставшись, я б не знал печали,
Я был бы словно царь Кедарлаомер:
Он что желал — имел, и старым помер.
Меня же спасшим — слава и так дале.
Но вы, врачи, да сгинете в мученьи!
Лекарства ваши — ложь, и только чтобы
Страдал я больше — ваше попеченье,
Да чтобы ублажить свои утробы.
Обжоры, пьяницы, вкусил леченья
Уже довольно я и пьян от злобы!
