Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 65
- Предыдущая
- 65/105
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
65
ДЖОН КЛЭР{183} (1793–1864)
К облакам
О облака! Прелестницы, красотки,
Как вы резвы, как любите покой,
Охотничьей не лишены походки,
В прозрачнейшей накидке шерстяной;
Иль в трауре, как черная — рекой —
Вода и глубь, что медленнее лодки,
Вселяющая ужас, Боже мой,
Твоим величьем в чей-то разум кроткий,
Что с восхищением глядит на грозы;
А я люблю ваш видеть сон, такой
Разнообразный, как метаморфозы
Небесных зорь над горною страной,
Когда встает над рощею весной
Рассвет, и в дреме вы на окоеме,
И, как скрывают истину порой,
Вы Око дня скрываете; в истоме
Так я смотрел на озеро с игрой
Небесной, вверх стремясь, где б можно было
Сорвать покровы с мягкой пеленой,
Обставшей ум, когда луна — могила,
Чтоб взгляд Того поймать, в Ком блеск и сила,
Кто царствовать велел вам надо мной.
Я жив еще…
Я жив еще, хотя им дела нет —
Друзьям, оставившим меня, забывшим,
Что в одиночку против стольких бед
Уже в минувшем я, как призрак, в бывшем,
Где призраки любви, чаду кошмара,
И всё же я живу, в частицах пара
В ничто переходя — в небытие,
Как в океан недремлющих, как войны,
Снов — сновидений, где лежат на дне
Останки жизни некогда достойной,
А те, кого я больше всех любил,
Мне дальше всех и холодней могил.
Мне хочется нехоженых дорог,
Где женщина не плачет, не смеется,
Где я сам-друг с Творцом, где Бог не строг,
Где спать легко, как в детстве, удается,
Спокойный бестревожный сон иной
Ниже травы — и небо надо мной.
АЛЕКСЕЙ РАШБА{184}
ГОТФРИД БЕНН{185} (1886–1956)
Кокаин
Прозрение и сладость Я-распада
ты даришь мне: гортань воспалена,
звучанием неведомого лада
в мой темный низ спадает пелена.
Где, выхвачен из материнских ножен,
гулял, бряцая сталью, ятаган,
опущенный, дубровами обложен,
лишенный форм, колышется курган.
За тишью гладь, чуть ряби, да и только —
предчувствий выдох, собранный в кулак,
минувшим сотрясаемый без толка,
стечений созерцатель и мозгляк.
Я взорвано — в отяжелевших водах,
развеян жар — мед прорванных запруд,
так истекай, стекай — в кровавых родах,
в разбитых формах отлитый сосуд.
Большевик
Закат закатов, армии теней
пылящий гейзер, тучные телеги,
размашистым вращеньем эмпирей
Гепта-мерона вялые побеги
во все углы и пустоту морей —
За розою ветров чужих Атласов
вкруг полюса по азимуту вспять,
из плоского звучания саргассов
надутых щек тритонов трубных гласов
широким шагом в трутневую падь —
Всё это степь: в развитии глумясь
извечно ввысь! Подъём! многоязыка
безудых трупов голи, горемыка
всей норостью заглохшего арыка
всей яростью к истомному стремясь.
Good by, Митропа, неофитов племя
от поздних берегов летейских гряд
глумливо омерзительное семя
во все рассветы и в речное стремя,
моря и ночи с леностью плеяд —
всё вниз и вниз, уходят Стиксом тени
вращая тирсы трутневых притвор,
темнеет, во главах, на все ступени
из глубины руин кипень сирени
как будто «эй» в ночи и «nevermore».
Ночь
Ночь. От моря до неба
крики последних мод,
голодно, вместо хлеба
опустошений свод.
Сумрачные константы
туч, а в просветах желто, —
всё это — корибанты,
апофеоз Ничто.
Осыпь каменной кладки,
усыханье морей,
вечно остатки,
вечно крик Ниобей,
на зачумленные очи
тяжкие веки легли —
слышишь фиалку ночи
в запахах вод и земли.
Сгрудились страны сарматов,
голода санный конвой,
трупы, язвы стигматов,
волчий за Доном вой,
с рыб в волосах, со ступнями,
мокнущих на юру,
смоет весною дождями
вызревшую икру.
Щерь от уха до уха,
звёзды и ночь дразня,
вздутое треснет брюхо
в свете судного дня;
хищник, пламя урона,
участь твари любой,
рвет материнское лоно
пуповину с тобой.
О! — Эоны забвенья!
маковый сон лугов,
прочь Ахеронта теченье
сносит дыханье миров,
носит летейская пряность
орфический апофеоз,
чудную безымянность
гимна роящихся ос.
65
- Предыдущая
- 65/105
- Следующая
