От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/165
- Следующая
Итак, чтобы обрести знание отечественной истории (и в том числе истории русского Слова), соответствующее «последнему слову современной науки», необходимо примириться с тем далеко не всегда «легким» способом изложения, которое я предлагаю читателям. Как я убежден, конечный результат при этом будет достаточно весомым и плодотворным.
Говоря о происхождении русского эпоса, нельзя не коснуться чрезвычайно существенной проблемы соотношения эпоса и христианства. В послереволюционное время усиленно насаждалось представление, согласно которому русские былины – это выражение-де чисто языческого бытия и сознания. Между тем в действительности былины, – хотя в них, конечно же, присутствует мощный пласт древнейшего, дохристианского мировосприятия, – все же так или иначе проникнуты и духовным, и «фактическим», предметным (образы церкви, ее ритуалов и т. д.) содержанием христианства. Это проступает даже в считающихся наиболее архаичными и потому, так сказать, чисто языческих былинах – например, в записанной еще в середине XVIII века былине о Волхе Всеславьевиче, где герой отправляется в поход на «Индейского царя» потому, что царь этот …хвалится-похваляится,
Хочет Киев-град за щитом весь взять,
А Божьи церкви на дым спустить.
В опять-таки одной из наиболее архаических былин – о битве Ильи Муромца с «нахвалыщиком» (запись 1840-х годов) – герой восклицает:
Написано было у святых отцев,
Удумано было у апостолов:
«Не бывать Илье в чистом поле убитому…»
Но дело не только в подобных прямых обращениях к христианским понятиям. Когда, например, в записанной полтора века назад былине о «первой поездке» Ильи Муромца его родители, прощаясь с сыном, избравшим богатырский удел, говорят ему:
Поедешь ты путем и дорогою,
Не помысли злом и на татарина, —
в этом, без сомнения, выражается именно православная заповедь.
Однако, настаивая на христианском содержании былин, я вроде бы подвергаю сомнению свою предшествующую систему доказательств раннего (до эпохи Ярослава) происхождения русского эпоса, ибо Крещение Руси свершилось в самом конце X века, и едва ли вероятно, что былины за столь краткий срок могли вобрать в себя дух и «предметность» христианства. На деле же определенная часть населения Руси, – притом именно Южной, собственно Киевской Руси, где и был создан героический эпос, – начала приобщаться христианству гораздо раньше, еще в 860-х годах, то есть за сто двадцать лет до официального, государственного Крещения!
Достаточно полный свод материалов об этом собран в недавно изданном исследовании историка О. М. Рапова «Русская церковь в IX – первой трети XII в. Принятие христианства» (М., 1988). Стоит отметить, что в этом обширном (23 авт. листа) труде половина объема отведена истории христианства на Руси еще до ее официального Крещения, хотя, казалось бы, полуторавековой период после Крещения (с конца X до второй трети XII века) должен был занять в книге значительно большее место. Отмечу сразу же, что некоторые уточнения выводов О. М. Рапова даны в позднейшей работе преподавателя Московской духовной академии иеромонаха Никона (Лысенко) [120] .
Но обратимся к книге О. М. Рапова. Он, в частности, приводит почти забытое, но всецело достоверное византийское свидетельство о том, что уже при императоре Льве VI Мудром, правившем с 886 по 912 год, на Руси существовала христианская митрополия, подчиненная Константинопольскому патриархату (указ. соч., с. 123).
В свете этого столь же достоверным представляется и сообщение Иоакимовской летописи (о ней уже шла речь выше), которое цитирует О. М. Рапов: «Блаженный же Оскольд предан киевляны и убиен бысть, и погребен на горе, иде стояла церковь святого Николая, но Святослав разруши ее»… В «Повести временных лет», – продолжает исследователь, – о том же событии сообщается так: «В лето 6390 (882)… И убиша Асколда… и несоша на гору, и погребоша на горе… иде ныне Олъмин двор, на той могиле поставил Олъма церковь святого Николу…»
«Сопоставив отрывки, – подводит итог О. М. Рапов – мы заметим, что автору первого ничего не известно о восстановлении церкви св. Николая, разрушенной Святославом, в то время как автор «Повести временных лет» прямо указывает, что церковь св. Николая построена вновь его современником Олмой (т. е. где-то на грани XI и XII вв.)… Следовательно, первый текст более древний… Аскольд был похоронен возле церкви… Из этого факта можно сделать вывод, что он был христианином. Спустя два с лишним столетия знатный киевлянин Олма… построил новую церковь св. Николая… над могилой Аскольда… возможно… что церковь, созданная Олмой, представляла собой храм-памятник погибшему князю-христианину» (указ. соч., с. 119).
О том, что князь Руси – а это был, очевидно, Аскольд – крестился в 860-х годах вместе со своими подданными, рассказывает в одном из своих сочинений позднейший византийский император Константин VII, правивший (правда, до 945 года только номинально) с 913 по 959 год (с. 91).
Особенно важно выделить здесь сообщение о том, что в Киеве к 882 году – то есть за сто с лишним лет до официального Крещения – уже имелась церковь и, кстати сказать, во имя как раз того святого, который стал любимейшим на Руси, – Николая Чудотворца.
О. М. Рапов, естественно, приводит и широко известное место из обращенного к церковным иерархам «Окружного послания» Константинопольского патриарха (в 858–867 и 877–886 годах) Фотия, написанного в начале 867 года о «русах»: они «переменили… нечестивое учение, которого держались раньше (т. е. язычество. – В. К.), на чистую и неподдельную христианскую веру и любовно поставили себя в ряду наших подданных (имеется в виду подчиненность русской церкви византийской. – В. К.) и друзей, вместо недавнего грабительства (речь идет о нападении Аскольда на Константинополь в 860 году. – В. К.)… они приняли епископа и пастыря и с великим усердием и ревностью приемлют христианские верования». Патриарху не было никакого смысла обманывать церковных иерархов… Поэтому известию Фотия безусловно можно доверять» (с. 79–80), – заключает О. М. Рапов, который здесь же доказывает, что описанное Фотием первое Крещение Руси произошло «летом или ранней осенью 866 г.» (с. 88).
Иеромонах Никон, опираясь на рассуждения митрополита Макария (Булгакова), датирует это первое Крещение Руси временем, когда в Византии совместно правили императоры Михаил III и начавший новую династию Василий I Македонянин, то есть от 26 мая 866 до 23 сентября 867 года (см. его указ. соч., с. 44). Поэтому впоследствии Константин Багрянородный утверждал, что Русь была крещена при его деде Василии I (а не при Михаиле III) и даже будто бы не Фотием, а сменившим его 25 сентября 867 года патриархом Игнатием (последний, возможно, отправил на Русь новую христианскую миссию).
Во избежание недоразумений отмечу, что в содержательном сочинении иеромонаха Никона есть одна явно неубедительная концепция, восходящая к историкам XIX века Д. И. Иловайскому и Е. Е. Голубинскому. Иеромонах Никон утверждает, что в 860-х годах были крещены не киевские, а «таманские» русы, жившие в дельте Кубани, которые, мол, и напали в 860 году на Константинополь. Но с этим никак невозможно согласиться, ибо непосредственный свидетель и даже участник «обороны» Константинополя патриарх Фотий говорил о нападавших: «Откуда нашла на нас эта северная и страшная гроза?.. Народ вышел из страны северной… племена поднялись от краев земли… народ, где-то далеко от нас живущий…» [121] Про таманских русов патриарх никак не мог говорить подобным образом, ибо Таманский полуостров отстоял от границы тогдашних владений Византии в Крыму (в 833 году там был, между прочим, создан административный военный округ Империи – Херсонская фема, включавшая в себя Южное побережье Крыма [122] ) всего лишь на сотню километров.
Византинист М. В. Левченко со всей убедительностью писал: «Решительный удар предположению о том, что на Византию напала азово-черноморская (то есть именно Таманская. – В. К.) Русь, наносит и патриарх Фотий, который говорит, что «напавшие на нас отделены столькими странами и народоправствами, судоходными реками…» [123] и т. д.
- Предыдущая
- 40/165
- Следующая
