Великорусские сказки Пермской губернии - Сборник Сборник - Страница 21

Долетает до этого дерева и сказал Чудовище: «А, это дети мои, дети мои! Я их сейчас ворочу!» — Сел на это дерево, начал цветы рвать. А орел поднялся, тогда петуха этого схватил и под себя; давай его мять и рвать, только пух из его летит. Тогда сказал петух: «Батюшка-зятюшка, отпусти меня! Тогда я не буду никогда больше гоняться за тобой: куды вы знаете, туда и ступайте!» — Орел сказал: «Не проси меня, а проси дочери: велит отпустить, так я не стану тебя больше и рвать». — То петух стал умаливать у дочери: «Милая дочь, отпусти! Не буду я больше вас хититьи догонять!» —  Тоона приказала своему мужу бросить его.

Тораспростились они с родителем. Он отправился домой, также эти пошли к своему отцу. Приводит домой от этого чудовища жену; образовали ее как следует. Приказал повенчаться с ней.

21(55). ИВАН КУПЕЧЕСКИЙ СЫН И ЕГО НЕВЕСТА-ВОЛШЕБНИЦА

Рассказал Е. И. Сигаев

Жил-был купец. У купца ни единого сына не было. Он ездил по ярманкам — не долго и не скоро, года три или четыре. Не замечал он дома, что оставалась жена беременная. Нонешний год отправляется в прочие державы за товаром; тамокапроторговал три года, жена родила сына.

Через три года он отправляется домой. Ехал сухопутьем там много ли, мало ли, досталось ему ехать по морю. День очень был жаркий; захотелось ему почерпнуть воды. Его Сам с ноготь борода с локоть Токман Токманыч морской царь схватил, взял его и говорит, что «отдай, что дома не знаешь!». И он ему отдавал все: сам себя (?) отдавал, и дом отдавал, и все. — «Только меня не топи! Возьми чего хочешь, только меня не шевели!» — «Распишись своей рукой!» — Разрезал свой пальчик, расписался своей кровью. Получил это письмецо. И отправляется своей путей домой.

Подъезжает к своему городу, заезжает в свою улицу. Когда заехал до своего дворца,жена сидела под окошечком на улке со своим сыном. Когда мати увидала своего мужа, кричит своему сыну: «Папаша едет!» — И он кинулся бежать к нему. Мальчишка добегает: «Что это за мальчишка бежит? Кучер, остановись!» — Принял его и до своего дворцадовез. — «Это у нас мальчик родился!» — говорит мать. — Он себя за бородку схватил: «Ну, я отдал единственного сына!»

Своей жене этого ничего не сказал. Письмецо положил в самое наилучшее матерье.

Мальчик вырос лет 17-ти, стал по лавкам ходить, приказчиков проверять. Приезжает из прочих земель купец и говорит: «Подайте-ка мне такого-то матерья!» — Заскакивает приказчик на лавку, выбрасывает штуку и смотрит: в этом матерьи кака-то бумажка. — «Ваня! Вот кака-то бумажка!» — «Ну-ка, я погляжу! Меня тятя отдал Токман Токманычу морскому царю!»

«Мне эттапроживать нечего! Надо идти его разыскивать, где он проживает. Я пойду… Ну, родимый тятенька и родимая мамонька! Напекайте мне придорожнинки:я отправляюсь искать морского царя». — Отец с матерью заревели.

Отправился. Шел, шел, дошел до избушки; стоит избушка на куричьей голяшке, повертывается. Зашел в избушку: лежит в избушке Баба-Яга. — «Фу-фу-фу! Русского духу слыхом не слыхала, а русский дух сам в избу зашел! Куда же ты, Иван купеческий сын, пошел?» — «Напой, накорми, потом вестей расспроси!» — Она… — стол подёрнула… — щей плеснула…потрясла — булок нанесла… Напоила, накормила, стала дело расспрашивать. — «Куда же ты, Иван купеческий сын, пошел?» — «Я, бабушка Ягишна, пошел к Токман Токманычу морскому царю». — «Хо, хо! Ты далеко залезаешь! Айдаподале, есть у меня сестра постаре, так она больше знает!»

Дошел до нее, зашел в избушку. — «Фу-фу-фу! Русский дух сам в избу зашел!»… Напоила, накормила, стала дело расспрашивать.

«Я тебе помогу!» — «Помоги, помоги, бабушка!» — «А вот прилетят ко мне десять голубиц, я их напою-накормлю; потом прилетит Марфа Токмановна, дочь его, и со своей служанкой. Когда ей стану всяко кушанье подавать, последне кушанье — картошки с молоком — и скажу ей, что «вот тебе, Марфа Токмановна, женишка-то!» — Она хотит меня ударить. (Я тебя посажу за печку, ты сиди.) Из-за печки выскакивай и тут ее лови! Если поймаешь, то ты будешь человек, а не поймаешь — погибнешь!»

Прилетела Марфа Токмановна со своей служанкой и села на заличинкуи кричит старухе: «Выпусти русскую кошку из избы!» — Она ей отвечает, что «Никого же у меня нету!» — «Выпусти!» — «Эх ты, Марфа Токмановна! Ты по воздуху летала, русского духу нахваталась!»

Зашла в избу. Она стала ей подавать кушанье. Последнее кушанье — картошки с молоком. — «Вот бы тебе, Марфа Токмановна, женишка-то!» — Он выскочил из-за печки, хотел ее схватить и не мог ее схватить; одно перо из нее выдернул. Она успела голубком свернуться и вылетела из избы.

«Ну уж, Иван купеческий сын, еще ты умолил! Вот завтрашнего дня будет день ятный,жаркий; она вот на такое-то место прилетает купаться — и ты у ней платьице скради! Прилетят их 12 голубиц, и все они платьица положат вместе; она положит одаль, — ты его и скради!»

Отправляется он на место, сидит, дожидается. 12 голубиц прилетели, начали купаться; раскупались — улетели насреди моря. Он подкрался, платьице и украл. Когда накупались, выходят на берег — все платьица целы, у одной нетука.Оделись, свернулись и улетели; она осталась в воде.

Она говорит в воде: «Кто у меня платьице скрал: если дядюшка — будь мой родимый дядюшка, если тетушка — будь моя тетушка, если девица — будь моя сестрица, если молодец — будь обрученный мой муж». — Он у ней платьице бросил, она снарядилась. Он к ней подходит. Махнула шириночкой, и сделалась перед ним кроватка.

Полюбезничали. Она и говорит ему: «Ну, теперь полетим, Иван купеческий сын, к моему папаше! Я тебя сделаю голубем, сама голубкой. Когда прилетим, бейся об землю, не жалейся! Если пожалеешься, то вечно голубком пролетаешь».

«Когда лее у моего папаши пробудешь, ко мне вечерком приходи: под которым окошечком салфетка вьется, тут я и живу!.. Еще я тебе скажу: когда прилетим, ты скричи громким голосом, молодецким посвистом: «Токман Токманыч, твой верный слуга пришел!» — Он услышит твой голос, бросится на тебя и поведет тебя в покои».

У него было два лакея, и он их загонял, этих лакеев; и они этот день насилу проводили. И они говорят между собой: «Пойдем, товарищ, сходим к Ваське Широкому Лбу в острог! И он какую-нибудь хижинуна него найдет, — он (Токман Т.) его убьет завтра».

Пришли к Ваське Широкому Лбу в острог: «Васька Широкий Лоб, не знаешь ли какую-нибудь хижинунайти на человека? К нам сегодня какой-то человек пришел, и нас сегодня барин загонял!» — «А вот что: если с каждого чина по ведру вина и по пятьдесят рублей денег не пожалеете, я вам скажу!» — «Не жалеем!»

«Вот он хочет это море завалить и спахать и сборонить, чтобы к утру просвира готова была (из новой муки)».

Они пришли к своему барину: «Токман Токманыч! Твой верный слуга сам собой возвышается, тобою выхваляется: вот это море он хочет завалить и спахать и сборонить, чтобы к утру просвира готова была из новой муки!» — Он его призвал к себе: «Что ж ты, мой верный слуга, сам собою возвышаешься, а мною выхваляешься? Ты хотишь вот это море завалить и спахать и сборонить, чтобы к утру просвира готова была из новой муки!» — «Батюшка, Токман Токманыч, у меня сроду сабанув руках не бывало!» — «А вот мой меч, а тебе голова с плеч!»

Он отправляется к своей сударушке. А уж она знает, что ему отец такую службу задал.

Заходит в избу. — «Что ж ты, миленький мой, призадумался?» — «Как же мне не призадуматься? Твой папаша мне службу задал! Завтра, наверно, мне в петлю полезать?» — «Какую же службу?» — «Вот это море завалить и спахать и сборонить, чтобы к утру просвира готова была из новой муки». — «Молись Спасу, ложись спать! Утро мудренее вечерка».

Она вышла на крыльцо и переметнула с руки на руку кольцо — выскочили 33 молодца — лицо в лицо, волос в волос — скричали в один голос: «Что, барыня-сударыня, угодно?» — «Вот что! Сослужите мне службу: вот это море завалить и спахать и сборонить, чтобы к утру просвира готова была из новой муки!» — «Слушаемся!»