Челленджер - Ян Росс - Страница 98
- Предыдущая
- 98/120
- Следующая
– Да, но внутри столько голосов всяческих…
– Во-о-от… и когда на Востоке это засекли, они пригорюнились и сказали: "Блин, что ж такое, эти голоса так мешают…"
– То есть, ты предлагаешь хотя бы дисциплину навести в этом ансамбле песни и пляски имени товарища Ильи Диковского?
– Это они предлагают, а я предлагаю ещё покурить.
Мы закурили; я откинулся назад, подставляя лицо ветру. От ударного расширения сознания голова моя порядком опухла. Мысли были уже не совсем мысли, а какие-то тени обрывков, копошащиеся на илистом дне сознания.
– Кстати, ничего нового я ведь не рассказываю. Та же Библия о том же говорит.
– Библия? Да ладно, ты уже вовсе что попало мне заливаешь.
– Конечно, изначально – Танах[66], а за ним и Евангелие… Просто там это описывается на том пределе искренности, который граничит с пафосом – "Возлюби ближнего своего".
– А каким боком: "Возлюби ближнего"…
– Речь не о техниках и манипуляциях для его достижения, а о самом Намерении. Именно о нём, без культурно-социальных наслоений.
– Погоди, но чудеса, которые Иисус начудил, – это же манипуляция.
– Да, чудеса – довольно пошлая штука. На самом деле всё чудо. Небо, воздух, земля. Ты дышишь – это чудо, дым выдохнул – чудо.
Я проследил за клубящимися завитушками, влекомыми воздушным потоком.
– Между прочим, одна из двух нерешённых проблем физики.
– Что, дым?
– Турбулентное течение. Самолёты летают, а мы до сих пор ни черта толком не понимаем.
– Вот видишь – чудеса повсюду, а никто не замечает.
– Ну да, конечно. Но ты же понимаешь почему…
– Потому что думают не о том.
– Нет.
– А почему? Потому что привыкли?
– Да, потому что, когда сто раз видишь нечто, пусть даже самое расчудесное, оно уже не чудо. Когда ты была маленькой и впервые увидела дерево…
– Поэтому привычка – одна из самых ужасных вещей.
– Ужасно, прям-таки ужасно! Майя, так устроен наш организм: говоря со мной, ты не чувствуешь соприкосновения с камнем, на котором сидишь. Почти во всём, кроме боли, мы замечаем не сами ощущения, а их изменения – градиент. Представь, как бы ты спала, если бы всем телом постоянно чувствовала соприкосновение с матрасом, с пижамой, простынями, одеялом…
– Это защитная реакция разума.
– Это его свойство – вычленять из общего потока информации критичные сегменты. Вот ты легла и почувствовала соприкосновение, замерла – ощущение контакта растаяло, поворочалась, устраиваясь поудобней, – снова почувствовала, прекратила – ощущения исчезли. Сознание в каждый конкретный момент способно фиксироваться исключительно в одной точке, и даже когда ты думаешь о нескольких вещах сразу, на микроуровне, по-любому сосредотачиваешься то на одном, то на другом – поочерёдно.
– Да, именно. Но это свойство разума ограничивает бескрайний, удивительный мир до единственной точки.
– Такова наша природа. Если бы ты всё воспринимала, все тактильные контакты, звуки, запахи, не говоря уж о зрительных впечатлениях, сознание не справлялось бы с таким напором. Его бы мгновенно затопило. Мы и шагу не могли бы ступить – беспрерывно падали.
– Ничего, научились бы ходить заново. Это то же самое. Прекратив быть инженером, евреем, русским, ты не исчезаешь, а становишься всем. Нечего сидеть, уныло вперившись в точку, когда вокруг бесконечно прекрасный мир.
– Это, конечно, красиво, но привычка – свойство организма, и не только на уровне сознания. Это что-то более базисное. Так работают рецепторы. Когда впервые пробуешь горькое, они воют "Ой-ой-ой, нам очень горько", в следующий раз они воют чуть тише, затем постепенно привыкают и прекращают бить тревогу. И так почти со всем, кроме некоторых видов боли, субъективное ощущение которой может со временем усиливаться.
– Верно, но есть моменты… эм… назовём их прозрением, когда впитываешь мир целиком и каждый миг творишь его заново. У тебя ж они были.
– Да, были. Были моменты, когда я видел звёзды, но вот момент прозрения, а в следующий момент зачесалась жопа, идиллия перекосилась, и звёзд уже не видно, хотя они, естественно, никуда не делись.
– Вот и отлично. Это первый шаг, а если уметь видеть звёзды не только урывками, то не окажешься в ситуации, где придётся погибать за "три ну". Погибнуть за "три ну" можно, лишь чрезмерно сосредоточив на них внимание, и позабыв об удивительном мире вокруг. Стоит научиться этого не делать, и тот факт, что чешется жопа, звёздам уже никак не помешает.
– Допустим… но это долгий путь, вероятно, действительно можно насобачиться продлевать эти состояния и со временем произойдёт качественное изменение…
– Это каждый сам выбирает. Можно идти долгим путём, регулярно погибать за "три ну", и только у разбитого корыта, когда выдохся и не способен продолжать метаться, – наконец видеть звёзды. А можно просто открыть глаза. Ничего не мешает сделать это в любой момент. Это твой выбор. Дверь в сказочный сад всегда прямо перед тобой, а ты тупишь, зажмурившись от ужаса. Но иногда даже сквозь плотно закрытые веки каким-то чудом пробивается луч истины,.. проскользнувший сквозь щёлочку скважины.
– "Лучик, проскользнувший сквозь щёлочку" – красиво, но неубедительно.
– Да, так и есть. Ты есть, сад есть, и глаза тоже есть. Дело за малым – осталось их открыть.
– Ага, купи слона.
– Да, купи слона!
Мы погрузились в изматывающий спор о том, есть ли некий духовный путь, или достаточно "просто открыть глаза". Где-то я это уже слышал… Темнота сгустилась, небо заволокло пеленой низких туч. Ветер усилился, окружающие звуки и запахи сделались более резкими.
– …научиться видеть сад без того, чтобы беспрестанно погибать за "три ну", – как ни в чём
- Предыдущая
- 98/120
- Следующая
