Малышка Рок - де Мопассан Ги - Страница 3

• Предыдущая
• 3/8
• Следующая

Тетка Рок поднялась, повернулась, села, закрыла лицо руками и опять заплакала.

В толпе судили и рядили о случившемся; парни жадными взглядами обшаривали юное нагое тело. Ренарде заметил это, резким движением сбросил полотняный пиджак и прикрыл им девочку, целиком исчезнувшую под его широкими полами.

Любопытные снова потянулись вперед, народу все прибывало, и под тенистой листвой высоких деревьев стоял немолчный гул голосов.

Мэр, без пиджака, с тростью в руке, готов был ринуться в бой. Явно взбешенный назойливостью толпы, он повторял:

— Первому, кто сунется, размозжу башку, как собаке!

Крестьяне старались держаться подальше — Ренарде побаивались. Лабарб, не выпуская изо рта сигары, подсел к тетке Рок и заговорил с ней в надежде ее отвлечь. Старуха отвела руки от лица и ответила причитаниями, изливая горе в многословных жалобах. Она выложила врачу всю свою жизнь: брак, смерть мужа-гуртовщика, которого забодал бык, детство дочери, жалкая доля нищей вдовы с ребенком на руках. Никого-то у ней не было, одна малышка Луиза, так и ту убили здесь, в роще. Ей захотелось еще раз взглянуть на покойницу. Она на коленях подползла к девочке, приподняла край прикрывавшего ее пиджака, потом опустила и снова запричитала. Толпа молча и жадно следила за каждым жестом матери.

Вдруг люди шарахнулись в стороны и загалдели:

— Полиция! Полиция!

Вдалеке показались два конных полицейских, ехавших крупной рысью: они сопровождали своего капитана и человечка в штатском, с рыжими бакенбардами, по-обезьяньи подпрыгивавшего на рослой белой кобыле.

Полевой сторож застал следователя как раз в ту минуту, когда он садился в седло, собираясь на ежедневную прогулку верхом: к великой потехе офицеров, Пютуэн почитал себя первоклассным наездником.

Он спешился вместе с капитаном, пожал руку мэру и доктору и окинул испытующим взглядом полотняный пиджак, взгорбленный над лежащим под ним телом.

Ознакомившись с обстоятельствами дела, он распорядился для начала удалить посторонних, и полицейские вытеснили людей из рощи, но вскоре те опять собрались на лугу, по другую сторону Брендий, и там выросла настоящая живая изгородь из движущихся фигур с возбужденными лицами.

Врач изложил свои соображения, и Ренарде занес их карандашом в записную книжку.

Все подробности были изучены, запротоколированы и обсуждены, но это ничего не дало. Пренсип также вернулся ни с чем: одежда бесследно исчезла.

Эта пропажа поставила всех в тупик: объяснить ее можно было только кражей, но и такая версия отпадала — лохмотья не стоили ломаного гроша.

Следователь, мэр, капитан и доктор сами принялись за поиски и, разбившись на пары, обшарили каждый кустик на берегу, даже самый неприметный.

Ренарде спросил следователя:

— Что же получается? Мерзавец спрятал или унес тряпки, а тело оставил на открытом месте, на самом виду?

Тот с таинственной и многозначительной миной ответил:

— Хе-хе! А если это уловка? Преступление совершил либо просто зверь, либо отпетый негодяй. В любом случае мы до него доберемся.

Послышался стук экипажа, и они обернулись. Прибыли товарищ прокурора, судебный врач и секретарь суда. Поиски возобновились, завязался оживленный разговор.

Неожиданно Ренарде объявил:

— Знаете, я ведь вас без завтрака не отпущу. Все заулыбались, охотно приняли приглашение, и следователь, сочтя, что сегодня уже больше не нужно заниматься маленькой Рок, обратился к мэру:

— Моту я сказать, чтобы тело до вечера перенесли к вам? У вас, наверно, найдется свободная комната?

Мэр растерянно забормотал:

— Да… Нет, нет… По правде сказать, лучше не надо его ко мне из-за.., из-за слуг. Они.., они и так уже болтают о привидениях в башне Ренара… Они все поразбегутся… Нет, я предпочел бы не брать тело к себе.

Следователь улыбнулся:

— Ну что ж! Я прикажу немедленно отправить его в Роюи-ле-Тор на вскрытие.

И, повернувшись к товарищу прокурора, осведомился:

— Вы разрешите воспользоваться вашим экипажем?

— Да, разумеется.

Все возвратились к трупу. Тетка Рок сидела теперь рядом с дочерью, держа ее руку в своей и уставившись вдаль тупым, бессмысленным взглядом.

Врачи попытались вдвоем увести ее — ей не следовало видеть, как унесут ребенка, но она мгновенно догадалась, что сейчас произойдет, упала на тело, обхватила его и, лежа на нем, завыла:

— Не отдам! Она моя, еще моя! Убили ее, так хоть тело мне оставьте! Не отдам!

Мужчины сконфуженно и нерешительно переминались вокруг. Ренарде опустился рядом с ней на колени и начал уговаривать:

— Послушайте, матушка Рок, так надо, иначе нам не узнать, кто убийца. А мы обязаны найти виновного и наказать. Вот поймаем его и вернем девочку, обещаю вам.

Довод подействовал: женщина заколебалась, и в затравленных ее глазах вспыхнула ненависть.

— Значит, поймают его? — спросила она.

— Обещаю вам.

Она было совсем покорилась, но тут капитан брякнул: “Странно все-таки, что одежду никак не найти”, — и у старухи мелькнула мысль, не приходившая до того в ее крестьянскую голову. Она потребовала:

— А где одежа? Она моя. Отдайте ее! Куда ее девали?

Ей пытались втолковать, что одежда пропала, но она с упорством отчаяния стояла на своем и причитала:

— Она моя! Отдайте ее! Где она? Отдайте! Чем больше ее урезонивали, тем громче и упрямей она рыдала. Движимая, вероятно, как материнским чувством, так в равной мере и безотчетной жадностью нищего человека, для которого серебряная монетка — целое состояние, она уже не просила вернуть тело — ей нужны были только вещи, вещи ее дочки.

Когда трупик, завернутый в одеяла — за ними послали домой к Ренарде,

— положили в экипаж, тетка Рок, стоя под деревьями между мэром и капитаном, которые поддерживали ее, заголосила:

— Ничего-то у меня на свете не осталось, совсем ничего, даже чепчика ее — и того нет! Ничего у меня не осталось, ровно ничего!

Появился кюре, молодой, но уже раздобревший. Он вызвался проводить мать погибшей до дому, и они вдвоем побрели к деревне. Медоточивые речи служителя церкви, сулившего несчастной всяческие награды за гробом, несколько смягчили ее скорбь, но она без устали повторяла:

— Будь у меня хоть ее чепчик… Эта навязчивая мысль, видимо, вытеснила у нее из головы все остальные.

Ренарде крикнул вдогонку:

— Приходите завтракать, господин аббат! Через час!

Священник, повернув голову, отозвался:

— С удовольствием, господин мэр. В двенадцать буду у вас.

Все двинулись к дому, серая масса которого с высокой башней на берегу Брендий проглядывала сквозь ветви деревьев.

Завтрак затянулся, разговор вертелся вокруг преступления. Собравшиеся были единодушны: злодейство совершил какой-нибудь бродяга, случайно проходивший мимо, когда девочка купалась.

Затем власти отбыли в Роюи, обещав вернуться рано утром; врач и кюре разошлись по домам, а Ренарде долго бродил лугами, оттуда направился в рощу и дотемна медленным шагом разгуливал там, заложив руки за спину.

Лег он рано и еще спал, когда утром к нему вошел следователь и, с довольным видом потирая руки, сказал:

— Все спите? А у нас новости, дорогой мой! Мэр сел на постели:

— Какие же?

— Престранные! Помните, мать вчера просила что-нибудь на память о дочери, особенно чепчик? Так вот, открывает она утром дверь, а на пороге — дочкины сабо. Это доказывает, что преступление совершил кто-то из здешних: недаром ему стало жаль старуху. Кроме того, почтальон Медерик принес мне наперсток, игольник и ножичек жертвы. Они, без сомнения, выпали из кармана, когда убийца уносил одежду, чтобы спрятать. Для меня лично важнее всего история с обувью: она свидетельство известного нравственного развития — преступник не чужд сострадания. Давайте переберем наиболее заметных местных жителей.

Мэр встал, позвонил, чтобы принесли горячей воды для бритья, потом ответил:

— Извольте. Но это потребует времени, поэтому лучше начнем, не откладывая.

• Предыдущая
• 3/8
• Следующая