Живём ли мы свой век - Углов Федор Григорьевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/54
- Следующая
Сегодня мне невесело,
Сегодня я грущу...
Николай Демьянович слышал, как две сестры говорили о капитане: «И жить-то всего осталось два месяца, а... поёт». В тот же день капитан, делая очередной обход, выговаривал больным: «Болезни-то у всех... плебейские! Кишки... Грыжа!.. Вот у меня иное дело: «Облитерирующий эндертериит!..»
Вечером к журналисту пришла жена. Капитан подковылял, к ней, сказал: «Вы его встряхните как-нибудь, а то этак-то и не заметим, как в ящик прыгнет».
Несчастная женщина словно очнулась, стала тормошить мужа: «Да ты повернись ко мне, умирать, что ли, собрался! Рано умирать, нам жить да жить надо. Вон весна на дворе, на дачу с тобой поедем, огород будем сажать...»
Потрогала ноги, а они холодные. Схватила полотенце, помочила — стала растирать. И терла до тех пор, пока ноги не потеплели. А пришла домой — позвонила в редакцию, подняла шум: «Да помогите вы человеку, взбодрите его!»
Внимания больному стали оказывать больше. И хирург Чугуев, потерявший было надежду, стал чаще бывать в палате. По его предложению больного начали питать через вены; часами стояла возле него капельница с физиологическим раствором. Потом достали редкое тогда лекарство трассилол. Профессор, навестивший больного, сказал:
— Введем вам львиную дозу трассилола!..
Взгляд больного оживился; он, казалось, поверил в новое лекарство с мудреным названием.
То ли трассилол помог, то ли наступил момент перелома, но больной начал понемногу есть. Он пошёл на поправку. Но ещё долгое время чувствовал себя угнетенным, печальная дума не слетала с его лица, и никто не видел его улыбки. А жена, воодушевившись началом выздоровления, ещё настойчивее стала бороться за жизнь мужа. Приносила ему цветы, соки, фрукты, куриный бульон, растирала тело. Больной заметно постройнел, за месяц потерял двадцать килограммов, но по-прежнему был угнетен и ничему не радовался.
Однажды Чугуев зашёл к журналисту и не узнал его: в глазах играл огонек жизни, на лице улыбка.
— Ну вот, — заговорил доктор, — сегодня вы мне нравитесь. Но скажите: что произошло? Кто подарил вам хорошее настроение?
— Сестричка Оля, студентка из медучилища, она проходит у вас практику. Спрашивает меня: «Что-то вы всё время невеселый?» Я ей говорю: «Мне желчный пузырь вырезали — важный внутренний орган. Какой же я теперь работник?» — «Ну и что — желчный пузырь! — говорит она. — Живут люди и без желчного пузыря. Вон полководец есть знаменитый, герой гражданской воины... — Назвала фамилию. — Так ему ещё в тридцатых годах немецкий хирург желчный пузырь вырезал». — «А почему немецкий хирург?..» — спрашиваю Олю. «Наши-то не умели тогда делать эти операции, только учились...» — «И что же?.. Как он живёт без пузыря?..» — «Так и живёт. Ему уж под восемьдесят, а он жив-здоров и умирать не собирается. У него трактор маленький, так он на тракторе сам ездит, огород пашет». — «А ест чего?.. Без пузыря-то...» — «А ест что угодно. Только вот когда сала свиного покушает да водку выпьет — живот у него болеть начинает. Так он тогда за шашку хватается и кричит: «Где тот немец, что отрезал у меня желчный пузырь?..»
Чугуев смеялся, а вместе с ним смеялся и больной — в первый раз за всё время болезни.
— Так вам и рассказала Оля?
— Так и рассказала! И представьте: я духом воспрянул. Значит, думаю, можно жить без пузыря. И я буду жить. Ведь у меня так много планов.
Больной тронул хирурга за руку и с чувством проговорил:
— Спасибо, доктор, за операцию. Говорят, нелегко она вам досталась. Век буду помнить и, если чем могу быть полезен, всегда буду рад...
И Чугуева осенило:
— Да, вы можете мне помочь. Я, видите ли, научную карьеру начинаю — мне материал нужен, в частности, о холецистомии — то есть о том как раз, что случилось с вами. У вас сейчас есть время — напишите мне подробно: как начиналась ваша болезнь, как протекала. Вы ведь журналист, вам не составит труда...
— Да, конечно, я сделаю с удовольствием. Рад служить науке.
И через несколько дней Пётр Ильич Чугуев имел подробное описание течения болезни. Профессор с разрешения Николая Демьяновича — он и сейчас жив-здоров и чувствует себя хорошо — любезно предоставил эти записки в наше распоряжение. Мы их подсократили, опустили некоторые подробности и в таком виде решили предложить читателю. Печальные уроки одних могут служить назиданием для других, особенно тех, кто мало думает о потребностях нашего организма и наивно полагает, что его возможности безграничны.
...Моя болезнь? Да, конечно, она подкрадывалась постепенно, исподволь, и я, совершенный невежда в делах медицины, не подозревал о грозившей мне катастрофе. Напомню вам, доктор, имя своё — Николай Демьянович, возраст 45 лет. Как и многие люди моего поколения, в детстве испытывал нужду, недоедал, в годы войны был на фронте, тоже питался кое-как, а уж после войны, когда жизнь наладилась и я стал хорошо зарабатывать, тут, что называется, дорвался: старался поесть вволю, и побольше сладкого, жирного да жареного — как раз всего того, чего недоставало в прошлом и что, как я узнал от вас, было вредно для моего некрепкого желудочно-кишечного тракта.
Мне не было ещё и тридцати, а болезнь уже давала о себе знать. Особенно после обильных застолий. Бывало, придешь к другу, а у него на столе полный гастроном: салаты, бифштексы, остро-пряные соусы. Из спиртного любил коньяк и шампанское — тоже, как вы сказали, яд для печеночных слабаков. Ну, так вот: напьешься, наешься до отвала, а потом идешь домой и за живот держишься. Стянет тебе все внутренности словно горячим обручем — и жжет и давит. Знать бы, как сейчас, аллохолу выпил, боржоми, так нет же, ничего этого не знал; маялся, сердечный, пока само не проходило.
Потом за границей от газеты работал: там много ездил, питался без порядка... Всё чаще живот схватывало, и дольше боли держались. Мне бы с месяц на диете посидеть... и к вам бы под нож не угодил, так нет же, ничего я про свой организм не знал. Ездил, писал статьи, чему только не учил людей, какие проблемы не затрагивал, а вот главная проблема... то есть наша собтвенная суть, основа всей жизни... организм человеческий... Такую проблему не знал. Внутри болело, а мне и горя мало. Отпустит малость, снова пить-есть, и ем-то сметану, шашлыки, острый соус, селедку.
В сорок лет при росте сто семьдесят сантиметров я имел вес девяносто шесть килограммов: полтора пуда лишнего на себе таскал.
Однако же и силен наш организм, велики в нем, как вы говорите, компенсаторные возможности. Его насилуют, а он поболит-поболит, да снова наберет силу. Случалось, по неделе знать о себе не давал. Вот только в Донбасс меня послали собственным корреспондентом от центральной газеты, тут у меня всякий распорядок совсем нарушился. Спустишься в шахту, целый день лазаешь по забоям — там люди интересные, тут новая техника... К вечеру поднимешься на-гора, ну и конечно... начальник шахты обедом угостит.
В колхоз поедешь — та же история! День-деньской по полям мотаешься, а вечером тебе и обед и ужин — всё вместе!.. Народ в Донбассе гостеприимный!.. Ну так вот: вернулся в Москву совсем больной. И однажды после обеда в нашем редакционном буфете почувствовал сильную боль в животе. А когда домой пришёл, мне плохо стало. Скорчился от болей, сознание потерял. К вам в клинику доставили в бессознательном состоянии.
И, право, жаль, очень жаль, что мне в своё время никто не внушил такую простую и такую важную для каждого человека мысль: здоровье, как и честь, нужно беречь смолоду, с самых ранних юношеских и даже с детских лет...
Организм человека, как было уже сказано, обладает большими защитными и компенсаторными приспособлениями, которые охраняют его от неблагоприятных факторов, в том числе и в вопросах питания. Однако возможности организма небеспредельны, и испытывать их без конца нельзя. Человек не обладает утонченным обонянием, каким наделены многие наши «младшие братья» — животные, и в частности собаки. Не обладая утонченными органами чувств, человек должен разумом дополнять их и строго следить за тем, чтобы в его пищу не попадались недоброкачественные продукты. Между тем стоит только попасть в пищу даже маленькому кусочку испорченного продукта, особенно мяса или жира, у человека может развиться острый гастрит (воспаление желудка), сопровождающийся тошнотой, рвотой, интоксикацией, расстройством желудка и т. д. При повторном отравлении или при неполном излечении острого гастрита он легко может перейти в хронический, который занимает одну из центральных мест в желудочной патологии и нередко приводит к образованию язвы и рака. Причинами, способствующими возникновению гастрита и образованию язвы, являются прежде всего нарушения режима, ритма питания. Существует такой афоризм: «Неважно, что съесть и сколько съесть — важно, когда съесть». Желудок быстро «привыкает» ко времени и легко его «запоминает». Одному из нас было предписано четырехразовое питание, и он ввел для себя второй завтрак в 12 часов. Вскоре во время работы он вдруг стал ощущать потребность поесть. Взглянет на часы — там ровно двенадцать. Желудок точно сигнализирует своё время, не считаясь с занятостью хозяина. Но если пренебречь «голосом» желудка и не поесть в назначенное время? Что произойдёт? Желудочный сок выделится и будет находиться в желудке. Не имея пищи для переваривания, он, что называется, начнет переваривать слизистую самого желудка. При повторных подобных нарушениях режима легко возникает упорный гастрит и даже язва желудка.
- Предыдущая
- 17/54
- Следующая
