Король терний - Лоуренс Марк - Страница 42

— Где Коддин, черт возьми?

— Там, внизу. — Хоббз, начальник Дозора, показал на долину. Седовласый дозорный делал зарисовку неровной передовой линии войск Стрелы.

— Нужно было его в замке оставить, Йорг, — сказал Макин, тяжело дыша. — Он слишком старый, чтобы бегать по горам.

Я сплюнул.

— Кеппену сто лет, если не больше, и он побыстрее тебя бегает по этим горам, сэр Макин.

— Ему, должно быть, шестьдесят, — сказал Макин. — И он старше Коддина, тут я с тобой соглашусь.

Начальник Дозора Хоббз вместе с капитаном Стоддом, чья белая борода странно контрастировала с его красным лицом, присоединились к нам на гребне горы.

— Ну что тут? — спросил Хоббз.

Я внимательно посмотрел на него.

— Сир, — добавил он.

В горах легко потерять доверие, но и обрести его тоже легко. Все становится другим, если ты находишься на несколько тысяч футов ближе к Богу.

Но, по правде говоря, у Хоббза были причины для недоверия. В одном месте долина сужалась и представляла собой проход между двумя отвесными скалами — уязвимое место, где трем сотням солдат придется серьезно сбавить шаг, а у солдат Стрелы появится возможность наконец-то после долгого преследования пустить в ход мечи. Выше — снеговая линия и долгий подъем к перевалу Голубой Луны, в это время года непроходимому. Ниже — армия противника, в десять раз превосходящая нас численностью, выстилала долину живым, непрерывно движущимся ковром, сверкала на солнце шлемами, щитами, мечами и пиками.

— Давайте дождемся Коддина, — сказал я. В горах даже авторитет Коддина нуждался в подтверждении.

— Сир. — Хоббз склонил голову, он держал в руке лук и ждал, тяжело дыша. Хороший человек. Если не хороший, то надежный уж точно. Отец перевел его из королевской гвардии в Лесной Дозор не в наказание, а для поощрения Дозора.

Я перевел взгляд с копошащейся массы людей на горные пики в снежных шапках, погруженные в вечный покой. Снеговая линия располагалась недалеко от нас, чуть выше опасного места. Ветер закручивал небольшие снежные вихри, но мы не чувствовали холода. Пробежка по горам огнем горела в ногах, заставляя их дрожать мелкой дрожью. На западе вздымался к небу Перст Всевышнего. Сегодняшняя усталость не шла ни в какое сравнение с той, что я испытывал, поднявшись на его вершину. Я лежал там, полумертвый, под голубым небом несколько часов, в конце концов поднялся, сгибаясь под сильным ветром, и обнажил меч.

Для восхождения ты не берешь с собой ничего, кроме самого необходимого. Я взял меч, закрепив его на спине. Сталь меча умеет петь. Но вершине Перста Всевышнего эта песня слышалась особенно явственно. Я лез на скалу, чтобы вырвать из памяти музыку моей матери, но скала спела мне другую песню. Возможно, небеса здесь были ближе, возможно, ветер ее принес. Как бы там ни было, в тот день я услышал песню своего меча и сделал ката: рассекал мечом ветер с вращением, с поворотом, наносил удары, высоко подняв меч, опустив низко. На вершине скалы так я танцевал под песню меча час или более. Дикая пляска с риском сорваться и разбиться насмерть. И пока не село солнце, я оставил меч на вершине в дар стихиям природы и начал спуск.

Стоя на вершине Перста Всевышнего, я впервые понял, что заставляет людей ожесточенно драться за какой-то клочок земли, за горы и реки, не особенно беспокоясь, кто провозгласил себя там королем. Сила места. Это чувство вернулось ко мне вновь, когда я смотрел на долину, где кишели полчища принца Стрелы.

— Эй, Коддин, — негромко крикнул я, когда мой камергер, пошатываясь, подошел к нам. — На вид ты чуть живой.

Он ничего не сказал, едва переводя дыхание.

— То, что я дал, с тобой? — спросил я. В тот момент, когда я давал ему эту вещицу, я не знал, зачем, просто знал, что должен так сделать.

Все еще с трудом переводя дыхание, Коддин скинул с плеча мешок и запустил в него руку.

— Скажи спасибо, что я не выбросил его, чтобы бегать было полегче и враги не догнали, — сказал он.

Я взял у него свисток, длиной не больше фута, с кожаным пистоном, такими в Высокогорье пользуются пастухи коз.

— Я не сомневался, что ты его вернешь, Коддин, — сказал я, хотя еще один был у Макина, а третий у Кеппена. Доверие — отличная вещь, но на нем не надо строить планы.

— Мы не из этих мест, — обратился я к своим капитанам, повышая голос, чтобы слышали дозорные, начавшие собираться вокруг нас. — А ты здешний. — Я ткнул пальцем в парня из второй шеренги. — Большинство из нас родилось и выросло в Анкрате.

Подошел последний из дозорных, солдаты Стрелы в паре сотен ярдов от нас медленно тащились по щебню.

— Вы здесь со мной, солдаты Анкрата, потому что вы — самые лучшие воины, потому что вы научились сражаться за земли, которые очень трудно защищать и которые упорно хотят отнять. Земля Высокогорья — наша земля, ее легко защищать, так как здесь ничего нет, кроме щебня и коз. — Раздались редкие смешки. В некоторых из дозорных жил только дух войны.

— Сегодня, — продолжал я, — мы все станем жителями Высокогорья.

Я взял в руки свисток и, высоко держа, всунул пистон, но не слишком далеко, чтобы не испортить звук. Постоянное давление обеспечивает наилучший результат.

В горах свисток слышно за несколько миль. Он устроен так, что его звук ветер подхватывает и уносит, звук летит, резонируя то от одной скалы, то от другой. Один длинный свист может долететь до Логова, достигнуть ушей каждого жителя Высокогорья, которого я спрятал на высоких склонах наблюдать за нашей тропой сверху. Не просто жителя, а тех людей, которые из поколения в поколение жили на этих самых склонах. Людей, которые, подобно их отцам и дедам, берут камни на прогулку. Они крепко хранят свои секреты, эти люди Ренара, и все это открылось мне в тот день на вершине Перста Всевышнего. Потребовалось семь труб, чтобы разрушить стены Иерихона, а их строили не для того, чтобы они пали. Один свисток приведет в движение Высокогорье Ренара. По обоим склонам долины, по всей их протяженности, дюжины осыпей и обвалов. Жители Высокогорья знают все изгибы этих склонов, как любовники знают все изгибы тел друг друга. Большие камни, готовые в любой момент скатиться, валуны, которые без труда поддадутся рычагу и ринутся вниз, сталкиваясь и увлекая за собой все больше и больше камней. Мы почувствовали, как задрожала земля у нас под ногами. И шум, словно заработали жернова, перемалывающие камни, словно заклацали зубы о край кружки. В мгновение ока вся долина пришла в движение, и тысячи воинов Стрелы исчезли в поднявшихся клубах пыли, и камни превращали плоть в кровавое месиво.

— Спасибо, Коддин, услужил, — я вернул ему свисток. — Хоббз, — окликнул я, — как только пыль осядет, стреляйте по тем, кто остался на ногах.

— Пресвятой Боже, — произнес Макин, вглядываясь в клубы пыли. — Как…

— Топология, — перебил я его. — Это своего рода волшебство.

— И что дальше, король Йорг? — спросил Коддин, доказавший свою преданность, но все еще обеспокоенный численностью противника, хотя наши шансы улучшились. Теперь нам противостояло шестнадцать-семнадцать тысяч вместо двадцати.

— Разумеется, отступаем! — сказал я. — Мы не можем атаковать отсюда.

Мы возвращались в Логово по совершенно другой земле — вспоротой, усыпанной растерзанными бездыханными телами, сотрясаемой криками раненых. Мы двигались вперед, серые изношенные платья дозорных покрылись пылью, поднятой обвалом, на лицах застыл ужас.

Армия принца Стрелы уже окружила Логово, лучники рассредоточились по возвышенностям, осадные машины были расставлены по местам. Мое войско за стенами замка окружало такое плотное кольцо солдат врага, что камню негде было упасть. Я увидел, как мои лучники спускались колонной по двое, — вероятно, получили приказ встретить нас, пока нас не перебили. Похоже, принц Стрелы умел быстро извлекать уроки. Он предвидел мою новую атаку. И было не похоже, чтобы он рассматривал три сотни моих солдат как маленькую досадную помеху.