Избранные произведения в двух томах: том I - Артюхова Нина Михайловна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/104
• Следующая

— Я и хотел вчера вечером, — смущенно ответил Боря, — а потом пошел гулять, решил, что сегодня успею. Я не думал, что это так долго — все мамины дела делать.

— Да, — сказала Антонина Николаевна, — мамины дела долгие. В особенности для непривычного человека.

Она придвинула к себе журнал и поставила против Бориной фамилии большую черную точку. Из точки может выйти и плохое и хорошее. Точка — это значит, что спрашивать будут очень строго и не только один заданный урок, а гораздо больше. Точка — это значит: помни и очень старайся!

— Антонина Николаевна, я все выучу. Когда хотите, спрашивайте! — взволнованно сказал Боря.

— Не сомневаюсь в этом, — спокойно ответила Антонина Николаевна. — А теперь, ребята, скажите-ка мне, как вы своим мамам помогаете?

— В Международный женский день? — спросил Андрюша.

— А сколько еще дней в году, кроме Международного женского дня, кто знает?..

Вечером Боря сидел в кресле, у письменного стола, и, вздыхая, перелистывал календарь. Да, как ни считай, двести девяносто восемь дней только до нового года да после нового года еще шестьдесят шесть.

Мама вышла из комнаты помыть яблоки, которые принес папа. Папа громко расхваливал обед. Бабушка ему подкладывала на тарелку, а он, улыбаясь, посматривал на Борю с одобрением и соболезнованием.

Боря опять вздохнул, перелистывая календарь.

— Знаешь, бабушка, — сказал он, — к следующему Восьмому марта я начну маме подарок заранее готовить. Я так сделаю: запишу себе на каждый день что-нибудь вот здесь, в календаре. Ну, завтра, например, картошку почистить, а послезавтра — комнату подмести…

— Правильно! — сказал папа. — По графику, без штурмовщины.

Бабушка спросила:

— А стоит ли записывать? Может быть, просто спрашивать маму, что нужно сделать?

— Каждый день? — Боря посмотрел на толстый календарь. — Все триста шестьдесят пять дней?

— В будущем году триста шестьдесят шесть — високосный год, — сказал папа.

— Ого! — Боря задумался. — Ну что ж, попробую… Хорошо, записывать я не буду, я себе на каждом листке точку поставлю!

Саша очень любил дразнить свою сестренку.

Ляля обижалась и плакала.

— О чем ты плачешь, Лялечка? — спрашивал папа.

— Меня Саша дразнит!

— Ну и пусть дразнит. А ты не дразнись.

Было очень трудно не дразниться, но один раз Ляля попробовала, и вот что из этого вышло.

Ребята сидели за столом и завтракали.

— Вот я сейчас поем, — начал Саша, — и твою куклу за ноги к люстре подвешу.

— Ну что ж, — засмеялась Ляля, — это будет очень весело!

Саша даже поперхнулся от удивления.

— У тебя насморк, — сказал он, подумав. — Тебя завтра в кино не возьмут.

— А мне завтра не хочется. Я пойду послезавтра.

— Все вы, девчонки, — дрожащим голосом проговорил Саша, — все вы ужасные трусихи и плаксы.

— Мне самой мальчики больше нравятся, — спокойно ответила Ляля.

Саша посмотрел кругом и крикнул:

— У меня апельсин больше, чем у тебя!

— Ешь на здоровье, — сказала Ляля, — поправляйся.

Тут Саша не выдержал и заплакал.

— О чем ты плачешь, Сашенька? — спросила мама, входя в комнату.

— Меня Лялька обижает! — ответил Саша, всхлипывая. — Я ее дразню, а она не дразнится!

— Идут! Идут! — закричал Глеб и стал спускаться с дерева, пыхтя и ломая ветки. Алеша посмотрел вниз. Шли дачники с поезда. Длинноногий Володька, разумеется, шел впереди всех. Скрипнула калитка. Глеб кинулся навстречу.

Алеша прижался щекой к стволу липы. Он сразу стал маленьким и ненужным. Глеб и Володя будут говорить о книжках, которых Алеша не читал, о кинокартинах, которые Алеше смотреть еще рано. Потом уйдут в лес. Вдвоем. Алешу не возьмут, хотя он сам собирает грибы лучше Глеба, бегает быстрее Глеба, а на деревья лазит так хорошо, что его даже прозвали обезьянкой за ловкость. Алеше стало грустно: выходные дни приносили ему одни огорчения.

— Здравствуй, Глебушка, — сказал Володя. — А где облизьянка?

«Обезьяна» было почетное прозвище, но ведь каждое слово можно исковеркать так, что получится обидно.

— Сидит на липе, — засмеялся Глеб. — Володя, я тоже на эту липу лазил, почти до самой верхушки.

— Охотно верю, — насмешливо ответил Володя. — На эту липу могут влезть без посторонней помощи даже грудное младенцы!

После таких слов сидеть на липе стало неинтересно. Алеша спустился на землю и пошел к дому.

— Вот березка у вас за забором растет, — продолжал Володя, — это действительно настоящее дерево.

Володя вышел за калитку.

— Эй ты, Алешка! — крикнул он. — Тебе не влезть на большую березу!

— Мне мама не позволяет, — ответил Алеша хмуро. — Она говорит, что с каждого дерева придется рано или поздно спускаться, а спускаться часто бывает труднее, чем лезть кверху.

— Эх ты, маменькин сынок!

Володя скинул сандалии, прыгнул на высокий пень около дерева и полез кверху, обхватывая ствол руками и ногами.

Алеша смотрел на него с нескрываемой завистью. Зеленые пышные ветки росли на березе только на самом верху, где-то под облаками. Ствол был почти гладкий, с редкими выступами и обломками старых сучьев. Высоко над землей он разделялся на два ствола, и они поднимались к небу, прямые, белые, стройные. Володя уже добрался до развилки и сидел, болтая ногами, явно «выставляясь».

— Лезь сюда, облизьяна! — не унимался он. — Какая же ты обезьяна, если боишься на деревья лазить?

— У него хвоста нет, — сказал Глеб, — ему трудно.

— Бесхвостые обезьяны тоже хорошо лазят, — возразил Володя. — Хвостом хорошо за ветки цепляться, а тут и веток почти нет. Алеша без веток лазить не умеет.

— Неправда! — не выдержал Алеша. — Я до половины на шест влезаю.

— Почему же это только до половины?

— Ему выше мама не позволяет.

Алеша раздул ноздри и отошел в дальний угол сада. Володя покрасовался еще немного на березе. Но дразнить было больше некого, а лезть выше по гладкому стволу он не решился и стал спускаться.

— Пойдем за грибами, Глеб, ладно? Тащи корзинки. Алеша молча смотрел им вслед. Вот они перешли овраг и побежали к лесу, весело размахивая лукошками. Мама вышла на террасу:

— Алеша, хочешь, пойдем со мной на станцию? Прогуляться и посмотреть паровозы было бы неплохо.

Но Алешу только что назвали маменькиным сынком. Не мог же он идти через всю деревню чуть ли не за руку с мамой, когда Володя и Глеб отправились вдвоем в лес, как настоящие мужчины!

— Не хочется, — сказал он. — Я посижу дома.

Мама ушла. Алеша посмотрел на большую березу, вздохнул и сел на скамейку около забора.

Володя и Глеб вернулись только к обеду. После обеда постелили в саду одеяло и разлеглись читать. Мама пошла на кухню мыть посуду.

— Ты бы полежал тоже, Алеша, — сказала она. Алеша присел на кончик одеяла и заглянул в книжку через плечо Глеба.

— Не дыши мне в ухо, — буркнул тот. — И без тебя жарко!

Тогда Алеша встал, вышел за калитку и подошел к большой березе. Огляделся. На тропинке не было никого. Он полез на дерево, цепляясь за каждый выступ коры, за каждый сучок. Внизу ствол был слишком толст, Алеша не мог обхватить его ногами.

«Ему-то хорошо, длинноногому! — сердито подумал он. — А все-таки я влезу выше!»

И он продвигался все выше и выше. Дерево было не таким гладким, как это казалось с земли. Было за что зацепиться руками, на что поставить ногу.

Еще немного, еще чуточку — и он доберется до развилины. Там можно будет передохнуть.

Вот и готово! Алеша сел верхом, как утром сидел Володя. Однако очень рассиживаться нельзя. Его могут увидеть, позвать маму. Алеша встал и посмотрел кверху. Правый ствол был выше левого. Алеша выбрал его, обхватил руками и ногами и полез дальше.

• Предыдущая
• 39/104
• Следующая