Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник) - Усачева Елена Александровна - Страница 53

• Предыдущая
• 53/66
• Следующая

– Я здесь еще не все посмотрела, – неожиданно для себя уперлась Алена. Чего тут делать? Кресты и кресты. Тоска.

– Поехали. Нехорошее место.

Снова в воздухе что-то хлопнуло. В душе у Алены защемило. Больно-больно. Выбило слезу в уголок глаза. Вокруг стало пусто и тихо.

– Что это? – дернулась Алена.

– Птица, – вяло отозвался Эдик.

Ветка. Кривой сучок. Шишка качается на ветру.

– Нет птиц, – прошептала Алена, невольно хватая Эдика за локоть.

– Болото близко. Может, какие газы выходят. Я же говорю, дурное место.

– Почему? Покойники могут выйти?

Стало страшно. Мурашки злыми ватагами носились по коже, холодили руки, делали бесчувственными ноги.

– Покойники после двенадцати не ходят, – мрачно сообщил Эдик. – Не их время. А так здесь разное происходит. Прямо черная дыра какая-то.

Мимо как будто что-то пронеслось. Но никак не черное. Скорее белое. Словно тополиный пух собрали в полупрозрачное полотно.

Снова на душе стало тяжело. С чего вдруг? Алена уже двумя руками вцепилась в Эдика. Локоть у него был теплый. Эдик руку согнул, чтобы Алене было удобней держаться. Она бросила на него взгляд… Нет, не смотрит, думает о своем.

– Не бойся, – назидательно, по-взрослому произнес Эдик и похлопал Алену по плечу.

По плечу. Эдик… Алена словно в себя пришла и отодвинулась. Эдик согласно опустил руку – задерживать ее он не собирался, жалеть дальше тоже.

– Есть такие места в космосе, – заговорил он бесцветным голосом. – Черные дыры называются. Что туда ни попадет, все пропадает.

– Что пропадает? – шепотом спросила Алена, борясь с желанием снова взять Эдика под локоть.

– Все. Есть черные дыры и на Земле.

Эдик смотрел перед собой. Что видел? Какой след высматривал?

– Там тоже пропадают? – В этом дурацком лесу стало совсем неуютно. Вот принесла их нелегкая в Эстонию. Все-то у них тут не слава богу.

– Когда как. – Эдик равнодушно пожал плечами. – Но чаще всего кончают с собой. С мостов прыгают или с недостроенных домов. Знаешь, есть такой мост в Америке, Золотые Ворота называется. В Сан-Франциско. Там каждые две недели кто-нибудь кончает с собой. Думаешь почему? Потому что место такое. Туда тянет всяких ненормальных. А вот еще, я знаю, в Москве есть одно общежитие. Там тоже постоянно из окон падают. Ну, или с ума сходят.

– Они просто психи! – Сил терпеть эти рассказы уже не было. Хотелось кричать. Хотелось бежать.

Эдик смотрел очень серьезно.

– Тяжело узнать – псих или не псих, если ты уже мертв. Идем отсюда.

Знакомая машина все еще стояла на парковке. Длинная, серая. Символа на решетке радиатора не было, поэтому Алена не смогла определить марку. Из-за лобового окна смотрел грустными глазами небольшой плюшевый кот. Рыжий. В полоску. Смотрел и словно спрашивал: «Что же вы вернулись, а хозяйку не привели? Эх вы… люди…»

Эдик дернул дверь. Заперто. Постоял, глядя в пыльное стекло.

– У нас месяц назад тоже девчонка пропала, – заговорил он медленно. – Столько времени, а от нее ни слуху ни духу. Как в болото канула. Поначалу думали, что на материк подалась. Если сбежала, в розыск вроде объявлять глупо. И правда, что здесь делать? Смотреть, как ветер мельницы крутит?

– Нашли?

– Кого? – Эдик с трудом оторвал взгляд от игрушки.

– Девчонку.

– Нет. И дома она не появилась. И вещей никаких не взяла. Словно в воду канула. Знаешь, сколько таких пропавших по всему миру? Сотни тысяч. Чему ж удивляться, если и тут люди пропадают. Как в Бермудском треугольнике.

– Почему треугольнике?

Эдик развернулся, поискал глазами какие-то ориентиры и ткнул рукой в пространство.

– Три маяка. Получается треугольник. А на этой Горе Крестов как будто свет клином сошелся. Все сюда едут. Все кресты ставят. Зачем?

Алена не знала зачем. Оставалось только растерянно жать плечами:

– Наверное, так принято. На память.

– На чью память? – резко отвернулся от чужой машины Эдик. – Кресты ставят на могилах. А здесь… как будто каждый заживо себя хоронит.

Замечание было неприятно своим откровением.

– Но ведь не только на могилах, – заторопилась Алена. – Я видела кресты перед городами. Как защита от темных сил.

– Сюда звали священника из Пюхалепа. Не поехал. Из Кайна – отказался.

Эдик как-то вдруг скис. Стоял около машины, опустив свои могучие плечи.

– Да что ты! – заволновалась Алена. – Вернется твоя девушка!

– Вернется, – грустно согласился Эдик. – Поехали к маяку.

Уезжают. Нет! Стойте! Она не должна была уехать! Этот противный человек увозил добычу. А добыча – это не то, что так просто можно вырвать из рук.

Шишка, подпиравшая крестик, свалилась. Крестик стал медленно заваливаться набок. Ударился о землю. Травинка порвалась. Теперь это были просто две палочки, больше ничего.

Не о чем помнить.

Дорога шла через лес. Петляла между соснами, словно какой-то чудак специально прочертил на карте зигзаг, объезжая все деревья.

Бесконечный лес. У поворота стволы сосен соединяются, словно запрещают ехать дальше. Хвоинки цепляются друг за друга, склеиваются смолой. Сильнее, сильнее, ниже, ниже. Не пропустят. Не надо туда ехать. Ничего хорошего там нет.

Деревья с шелестом недовольства расступились, дорога сделала последний поворот. Маяк внезапно вырос на фоне мрачного неба. Белая махина с красной крышей. Стальные перетяжки, как ребра. Цепочка крошечных окошек.

Лес придвинулся к берегу, но камни – серые холодные камни – встали грозной преградой.

Ветер бил в лицо, шипел прибой.

– Пока! – махнул рукой из окна машины Эдик. – Еще увидимся!

Кивок у Алены получился неуверенный. Она и согласна была с этим, а вроде как и нет. Игра в обиду надоела. Хотелось домой. Здесь так сильно дул ветер и было так холодно, что тонкая кофта, в которой Алена выскочила из столовой, не спасала.

Машина уехала, оставив дымный след. Его сдул колючий бриз. Он бил в лицо Алене, толкал в спины деревья. Все вокруг гнулось и скрипело. И только маяк стоял, не шелохнувшись. Сто пятьдесят лет простоял и еще простоит.

Алена прошла мимо маяка к морю. Лабиринт, выложенный камешками, просто перешагнула. Настроения не было доказывать самой себе, что умная. Да и зрителей, способных это оценить, не было. За лабиринтом на каменной площадке странная конструкция. Наклоненный параллелепипед из железных брусьев. Через центральную плоскость проходит шест с закрепленным на нем колоколом. Все это висит отвесно мимо основания, словно тянется к морю. На колоколе… выпуклый рисунок. Издалека особенно видно не было. Что-то округлое. Алена подошла ближе, и ей вдруг стало страшно. Это были детские пухлощекие мордочки. Еще шаг, и она разглядела, что глаза у всех закрыты.

«Паром «Эстония»… В сентябре перевернулся… Лет двадцать назад… Погибло много детей…»

Алена отшатнулась. Ей показалось, что дети сейчас откроют глаза и с укором посмотрят на нее. И скажут: «Спаси нас. Отдай нам свою жизнь!»

Спотыкаясь, Алена побежала обратно к маяку. Ветер бил в лицо, заставляя пригибаться.

«Боммммм», – глухо раздалось за спиной. Никого у колокола не было. Это ветер гулко отзывался в его бронзовых боках, заставляя вспоминать, не давая забыть.

Алена нырнула за маяк, прячась и от ветра, и от колокольного мерзкого звука. Купила билет и потянула на себя железную, тяжело скрипевшую дверь.

Изнутри маяк был не таким интересным, как снаружи. Железная лестница бесконечными изломами вела наверх. Железные перекрытия с ребристой поверхностью. Квадратные дырки в полу и потолке. Узкие, забранные в двойной ряд стекол окошки. С каждым «этажом» из них открывался все новый и новый вид. Сначала были домики и сосны. Потом домики, сосны и макушки белых ветряков. Дальше домики превратились в крошечные кубики, сосны – в зеленый ковер, разрезанный темной полоской дороги, зато белые великаны-ветряки встали во весь свой гигантский рост. Справа наступало море. Оно шипело и пенилось у камней на берегу, холодно тянулось к горизонту. В море уходила длинная тонкая коса из камней. Она была полна птиц, кричащих, раздраженных морских жителей. Между маяком и морем сто метров берега – памятник и лабиринт.

• Предыдущая
• 53/66
• Следующая