Продлёнка - Матвеева Людмила Григорьевна - Страница 5

• Предыдущая
• 5/51
• Следующая

Вот Катя Звездочётова взяла кусок хлеба и ест. Вот Катя о чём-то шепчется с Симой и с Мальвиной. Она сидит за столом с распухшим, но гордым лицом красавицы с далёкого острова. Люда Обручева завистливо глядит на Катю.

— Аллергия. Ну и что? У меня в детстве был диатез, я и то не хвалюсь. — Люда говорила это не Кате, ей бы она не осмелилась. Люда говорила другим девчонкам, но так, чтобы Катя Звездочётова слышала. — Представляете, девочки? От диатеза кожа со щёк облезла и висела клочьями. Вот это была картина.

Вася ждал. Что сейчас сделает с этой Людкой Катя Звездочётова? Зачем ты, глупая Людка, полезла в клетку тигрицы? Теперь держись, Людка.

Катя заговорила. Голос у неё сегодня был гнусавый:

— Удивительно. Даже очень.

— Правда? — обрадовалась Люда. — Очень даже удивительно, Катя.

А Катя и не слушала её, продолжала:

— У тебя, Людочка Обручева, и сейчас лицо какое-то шершавое. Мне тебя даже временами жалко.

Превосходство Кати с первых секунд стало очевидным. Вася так и знал: Катя Звездочётова всегда всех ставит на место. Вася восхищён. Но ни один из людей, населяющих планету Земля, не должен об этом знать. И поэтому Вася говорит:

— Звездочётова, а Звездочётова! Чего ты на Люду взъелась? Прямо как тигра злая ты, Звездочётова.

— Ешь свой суп, Северов Васенька. — Катя повела плечом, она на Васю даже не взглянула. Глаза-щёлочки прицелены в Люду Обручеву. — У меня лично никогда ничего такого не было. Ха, диатез!

После этого гладкие щёки Люды Обручевой показались Васе шершавыми. А сама виновата — не нарывайся, Людка-верблюдка.

— Василий! Опять ты про тарелку забыл? — Мария Юрьевна, как все учителя, умеет видеть всех сразу. Так уж устроены глаза у Марии Юрьевны.

Вася вздыхает и опять берётся за ложку. Есть этот остывший суп он всё равно не станет. Тем более после презрительных восхитительных слов Кати Звездочётовой: «Ешь свой суп, Северов Васенька». Надо же как замечательно, метко сказала!

Не так просто учительнице работать на продлёнке. Но Мария Юрьевна ничего, работает. Следит, чтобы ноги не промочили, чтобы суп съедали, чтобы не ссорились.

Раньше она преподавала в институте.

Но однажды пришла к директору школы и сказала:

— Я — преподаватель института иностранных языков, но хочу перейти в вашу школу.

Директор, Наталья Алексеевна, обрадовалась, но удивилась. Обрадовалась потому, что в школе как раз была очень нужна учительница немецкого языка. А удивилась потому, что очень редко люди по своей воле вдруг хотят перейти из института в простую школу.

— Вы, наверное, удивлены? — спросила Мария Юрьевна. — Но дело в том, что у меня растёт внучка, и эта малышка командует моей судьбой — приходится переходить на работу поближе к дому.

— Неужели у вас уже внучка? — вежливо удивилась Наталья Алексеевна. — Вы молодо выглядите.

— Спасибо за добрые слова, — Мария Юрьевна была довольна, но не хотела это подчёркивать, — приятно выглядеть молодо. Но внучка существует и требует внимания. Сами понимаете.

— Понимаю, конечно, — Наталья Алексеевна кивала, её широкое лицо порозовело, — сама бабушка. Оформляйте документы, мы вам будем рады.

Так Мария Юрьевна оказалась в школе.

Жизнь изменилась. Конечно, студенты — совсем другие люди. Продлёнка это прекрасно понимает, чего же тут не понимать? Здесь у них каждый со своими фокусами и выкрутасами. А там, наверное, ни фокусов, ни выкрутасов.

Но Мария Юрьевна церемониться не стала, в самом начале учебного года их предупредила:

— Будете очень уж распоясываться — уйду от вас обратно в свой институт.

— А как же малышка? — спросил Денис.

— В ясли на пятидневку, — ответила учительница.

Она сказала это вполне серьёзно, и они запомнили. Им не хотелось, чтобы Мария Юрьевна от них ушла. Там-то, в этом самом институте, очень даже обрадуются. Мария Юрьевна весёлая, справедливая, не злая и немецкий знает лучше всех на свете. Продлёнка четвёртых классов в этом совершенно уверена.

Вот и сейчас учительница смотрит на них строго и одновременно весело. Все доедают блинчики, а некоторые уже выпили кисель. Обед подходит к концу.

— Серый, а Серый! — пристаёт Вася. — С чем блинчики-то? С творогом? Или с мясом?

Серёжа давно пообедал. Теперь он смотрит в окно: хорошо бы поскорее выйти во двор, занять качели. Или взбежать на деревянную горку и нестись оттуда на полной скорости. Но нельзя выходить во двор, пока все не поели. Ну что он тянет, Василий Северов? Пристал опять:

— Серый, Серый! С чем блинчики? С творогом? А, Серый? Или с мясом?

Блинчики Вася любит, но очередь до них сегодня никак не доходит.

Серёжа отмахивается:

— Не знаю я. Почём я знаю? «С чем, с чем»!

— Ты же их ел!

— Ну и что?

— Целиком, что ли, проглотил? Неужели — целиком? — Вася с восхищением уставился на Серёжу.

— Ну и что? Проглотил. И что такого?

Вот это Серый!

А он и не смотрит на Васю — там, в углу столовой, происходит кое-что поинтереснее всяких блинчиков.

— Смотри, смотри, Вася, — громким шёпотом говорит Серёжа, — нет, ты только посмотри!

Там и в самом деле происходят потрясающие дела. Алёша Зайчихин усыпляет Андрея Кекушева.

Андрей стоит перед ним и преданно смотрит прямо в глаза. А глаза у Зайчихина маленькие, как изюминки.

— Сейчас ты будешь спать, спать, спать, — довольно нахально заявляет Зайчихин.

— А я не хочу спать, — тоже с вызовом отвечает Андрей Кекушев и обводит глазами зрителей. Все перестали жевать и ждут, что будет.

— Тебя не спрашивают, хочешь или не хочешь. Будешь спать как миленький.

Из окошка высунулась буфетчица Зинаида Ивановна:

— Не соскучишься с вами.

Она положила локти на прилавок и тоже с большим интересом ждёт, что будет дальше.

Зайчихин тычет большим пальцем Андрею в живот и заунывно повторяет:

— Спать, спать. Нервные центры отключились. Сознание затуманилось. Ты спишь, спишь, Андрей Кекушев. Спи. Сопротивление бесполезно.

Вася много раз видел, как Алёшка Зайчихин усыпляет людей. Но всё равно — зрелище захватывающее. Привыкнуть к этому нельзя. Наверное, на свете не так уж мало вещей, к которым привыкнуть невозможно. Они каждый раз поражают с новой силой.

— Ты смотри, смотри, что делают! — кричит Зинаида Ивановна. — Акселераты! Гипнотизируют!

Андрей Кекушев медленно закрывает глаза, слабым голосом произносит:

— Сплю.

И тут он начинает медленно падать назад. Если Андрей упадёт, то неизбежно стукнется со всего размаха головой об угол стола, к тому же на него повалятся тарелки. Но тут подскочил Денис, подставил Андрею стул. И Андрей, ничего не видя, не соображая, сел на этот стул. Вася вздохнул с облегчением — не упал все-таки. Рядом Серёжа прошептал:

— Не упал.

Андрей сидит и спит. Он свесил голову набок, он тихо всхрапывает, чмокает губами.

Мальвина заглядывает ему в глаза, но глаза закрыты.

— Спит, девочки.

— Гипноз, — говорит кто-то.

— Экстрасенс у нас Алёха!

— Сговорились, — недоверчиво машет рукой Армен.

— Разбуди его сию минуту, — требует Мария Юрьевна, она спокойна. Наверное, это не первый гипнотизёр в её жизни. — Хватит вам, в самом деле.

Андрей сразу проснулся. На голос учительницы у каждого человека хорошая реакция.

Андрей потянулся, сонно улыбнулся и почесал затылок.

Алёша Зайчихин оглядел всех:

— Есть ещё желающие?

— Ну артисты! — Зинаида Ивановна протягивает Алёше Зайчихину пирожок. Он отламывает половину Андрею Кекушеву.

Валерка Сиволобов просит:

— Усыпи меня, Алёша.

— Тебя нельзя, — серьёзно отвечает Алёша.

— Почему? — Валерка человек простодушный, он доверчиво смотрит на Алёшу. — Почему нельзя?

— Вожатая Марина будет меня ругать.

Это намёк. Валерка сразу отлетел от Алёши. Неужели гипнотизёр заметил, что Валерке нравится вожатая? Этого не знает ни один человек, опасные люди — гипнотизёры…

• Предыдущая
• 5/51
• Следующая