Пока не сказано прощай . Год жизни с радостью - Уиттер Брет - Страница 29

• Предыдущая
• 29/62
• Следующая

Он закармливал нас кабанятиной, колбасами из оленины и разных других животных, варениками с вишней, которые он полюбил, работая в России.

— Ешьте, ешьте больше, — повторял он нам. — Еще есть.

Фери работал в компании «Эйвон» и добился успеха благодаря своей изобретательности и напору. Как их генеральный менеджер в России, он поднял продажи на сто миллионов долларов.

— Эти русские женщины, наверное, завтракают помадой, — сказал он с ухмылкой.

А еще он поделился с нами личной проблемой, которая казалась неразрешимой.

— Не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней, — посоветовала я ему. — Ты — хозяин своего разума.

— Как это по-американски, — сказал Фери, закатывая глаза.

Но все равно поцеловал и обнял меня в знак благодарности.

Шел сильный снег. Вот еще одно отличие нынешнего Будапешта от прежнего — обильные снегопады, тяжелый, мокрый снег. Нам и раньше случалось видеть метель в Будапеште. Но никогда еще снег не выбеливал серые-серые улицы города так старательно.

Нам все время хотелось наружу, в эту зачарованную белизну, хотя идти сквозь снег было для меня так же трудно, как сквозь липучее сладкое тесто.

Ничего страшного. Живем-то один раз.

Джон одевал меня: пальто, фиксатор, сапоги. Вот когда мы оценили еще одну прелесть жизни во Флориде. С легкой летней одеждой проще справляться, чем с тяжелой зимней, особенно если не работают руки.

Теперь-то я уже сказала холодам последнее «прости».

Но тот день был великолепен. Белый. Новый. Почти нетронутый.

Мы вышли в город на поиски ресторана, в котором обедали раньше много раз. Мы забыли его название, помнили только огромные порции жареного гуся с кислой капустой и яблоками, ради которых стоило прошагать несколько миль в какую угодно погоду.

А еще я помнила, где он находится, — на узенькой улочке, неподалеку от большой центральной площади Ференца Деака — Деак Ференц Тер; когда мы жили в Будапеште, я каждый день проходила мимо.

Мы все шли и шли, огибая ледяные пятна на тротуаре, спускаясь по мощеным улочкам, стараясь не поскользнуться, не оступиться и вообще как-нибудь не упасть. Я устала. С трудом волочила ноги. Джон смахнул снег с какой-то лавочки и усадил меня отдохнуть, а сам побежал вперед разведать дорогу.

Но с какой бы стороны мы ни подходили к Деак Тер, местности мы не узнавали. Та маленькая улочка как сквозь землю провалилась. Рекламные щиты и новые магазины на площади сделали ее неузнаваемой.

И мы прекратили поиски со словами: «А, все равно его, наверное, закрыли».

Ведь газета, которую я помогала ставить на ноги, «Солнце Будапешта», не выдержала и закрылась три года назад.

И вот в один прекрасный день мы повстречали коллегу из «Солнца», Стивена Саракко. Спросили его про ресторан. Он и показал его нам, на том же самом месте, по пути к метро возле Деак Тер.

Джон и Стив помогли мне сойти ко входу на станцию. Там пахло, как и двадцать лет тому назад, жареным тестом и бензином. Мы купили точно такие же бумажные билетики, пробили их в том же самом компостере, стали на тот же самый замызганный эскалатор, который бежит слишком быстро, и поехали вниз. Вышли на ту же самую платформу и под все тем же чудовищным оранжевым потолком стали ждать того же самого синего поезда.

И тут меня одолела тоска. Мы попрощались со Стивеном, и я вдруг заплакала.

— О чем ты? — спросил меня Джон.

— Не могу найти слов, чтобы объяснить.

Годовщину нашей свадьбы — в День святого Валентина — мы с Джоном отметили вдвоем. Ради этой даты Фери заказал нам номер в отеле «Геллерт».

Построенный в 1918-м в стиле ар-нуво, «Геллерт» напоминал красивую пожилую даму. Постаревший, немодный, зато классический. Его цветные стекла и кованые металлические решетки радовали глаз, даже уродливые новшества советской эпохи, вроде флуоресцентных ламп и вывески из электрических лампочек над входом — привет из семидесятых, — не портили впечатления.

Фери добыл для нас номер «Ричард Никсон», названный так в честь президента, который пару раз преклонил там свою голову.

— Знаю-знаю. Никаких шуточек насчет Трики Дика, — предупредил меня Джон.

Крохотный балкончик нашего номера выходил на Дунай, по которому плыл лед.

Мы накинули купальные халаты, и Джон на руках понес меня вниз по лестнице в спа. Там, у входа в наполненные паром, разделенные по половому признаку ванны, мы и расстались.

Я сидела одна в сорокаградусном бассейне, прижимаясь к источнику термальной минерализованной воды. Надо мной поднимался зелено-голубой мозаичный купол. Медовый свет струился сквозь стеклянные потолочные люки вниз, в похожую на пещеру комнату, полную пара.

Я разглядывала женщин — молодых и старых, толстых и жилистых, голых и в купальниках. Смотрела, как они скользят по влажному плиточному полу, как грациозно сходят по ступенькам в воду, как свет играет на их мускулистых телах.

И думала: «Как же я, черт побери, отсюда выберусь?!»

Путешествия сделали меня слабее физически. Я поняла это еще до пляжа Рек-Бич. Они убили мои мышцы, которые никогда больше не вырастут опять.

Зато они укрепили мой ум. Мою душу.

Честный ли это обмен?

Перед Будапештом я сильно хромала. Каждый раз, когда я пыталась шагнуть левой, пальцы моей ноги повисали, как тряпочные, и я спотыкалась о собственный носок.

Тогда я стала носить фиксатор, чтобы держать пальцы. Но в ванной комнате только для женщин никакого фиксатора у меня не было.

И мужа, на которого можно было бы опереться, тоже не было.

Я расслабилась, сидя в бассейне. Спешить мне было некуда. В конце концов, это же Будапешт, мой любимый город. Он стоит на целой сети горячих минеральных источников и знаменит на всю Европу своими минеральными ваннами. Здесь есть ванны, которым по нескольку сотен лет, сауны и бассейны при термальных источниках, соляные комнаты и парные, созданные для того, чтобы лечить самые разные болезни. Бани здесь такая привычная часть заботы о здоровье, что во многих местах предлагают заодно и стоматологические услуги.

Я вспомнила день в Канадском Юконе, когда мы с Нэнси спускались в тот волшебный горячий источник под открытым небом. Там я на мгновение увидела себя старой.

Здесь я чувствовала себя молодой.

Я вышла из бассейна, хватаясь за бронзовые перила лестницы. Ступила на мокрую плитку посреди залитой медовым светом комнаты. Дамы следили из бассейна за каждым моим шагом по скользкой кафельной сцене, залитой софитами медово-золотого света, а я фокусировала свое внимание на каждом шаге, только бы не поцеловаться с полом.

«Это один из тех моментов, когда приходится выбирать, — сказала я себе. — Жалеть себя или не жалеть».

Я выбрала последнее.

— Как дела? — спросил Джон, когда мы встретились снова.

— Прекрасно, — ответила я, пресекая любой намек на драму.

Мы поднялись в наш номер «Трики Дик», приняли ванну, впервые за долгое время оставшись совершенно одни, в тишине и покое.

Пока Джон намыливал мне голову, я спросила, не изменил ли он своего мнения насчет нашего решения: не прочесывать ежедневно «Гугл» в поисках чудесного исцеления от БАС, не поднимать шума, не судиться с клиниками, от которых все равно не получишь ничего, кроме плацебо, не питать ложных надежд на появление волшебного лекарства.

А просто продолжать быть. Принимать жизнь, как она есть. Жить с радостью. И умереть тоже с радостью.

— Я не знаю, как это у тебя получается, — ответил Джон. — На твоем месте я бы уже давно въехал в дерево.

— Были такие мысли, — сказала я.

— Пожалуйста, не надо.

— Я и не буду. Дети не поймут.

— Правильно.

— Если бы не они, я бы давно освободила тебя от этой обузы.

— Никакая ты не обуза, — ответил Джон. — Всё — это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

И он вынул меня из ванны, высушил полотенцем, расчесал мои спутанные волосы и застегнул на мне лифчик.

• Предыдущая
• 29/62
• Следующая