Большая семья - Перфильева Анастасия Витальевна - Страница 3

• Предыдущая
• 3/14
• Следующая

Люда, пригнув голову, шагнула в комнату. Один солнечный зайчик исчез — это на него с разбегу прыгнул Орешек.

Блестящие стаканы у окна оказались вовсе не стаканами: один был вроде вазы для цветов, над другим торчала серебряная крышка с надписью. Если бы Люда умела читать, она бы прочитала:

«Победительнице Всесоюзного первенства 1948 года по плаванию вольным стилем Ольге Авдеевой — физкультпривет! привет! привет!»

А между вазой и бокалом с серебряной крышкой стояла узорная, из блестящих металлических планок вышка.

Люда открыла рот и высунула кончик языка.

По узкой прямой лесенке на вышку поднимались пловцы в красных шапочках и трусах; внизу, в бассейне, плескалась настоящая вода. У отгороженной цветным шнурком дорожки стоял маленький судья с флажком. А на вышке, раскинув руки, приготовилась к прыжку тоненькая загорелая девушка. Пальцами ног она касалась выступа, с него в воду сбегали две нитки. Сейчас она взмахнёт руками — раз! — и прыгнет в воду.

Люда потянулась и громко вздохнула. Нитки колыхнулись, как будто попросили: «А ну дёрни, дёрни разок!..»

Люда подумала, стала на цыпочки, набрала ртом воздуха… и изо всех сил дёрнула за одну нитку.

Р-раз!

Девушка вытянулась всем своим загорелым телом, скользнула с вышки; вышка задрожала, качнулась. Судья махнул флажком; маленькие пловцы один за другим посыпались куда-то вниз. А на полу у Людиных ног сверкнула вода…

От неожиданности Люда зажмурилась. Потом открыла глаза. Вышки на месте не было. Тихо-тихо дозванивали металлические планки — они горкой лежали на полу, прикрывая упавших пловцов.

Люда оглянулась. Из зеркала на неё смотрела испуганная девчонка. Люстра под потолком качала головой. А большие часы на письменном столе — они всё видели! — сердито пробили: «Бумбом-бим-бам!..» И ещё один раз, как будто сказали: «Н-да!..»

— Мама! — позвала Люда.

Орешек подошёл к ней, ткнулся в валенок носом. Люда позвала:

— Гандзя!..

Но Гандзя не ответила — она ведь пошла в магазин. В квартире было тихо. Только щёлкало что-то в трубах отопления да на кухне в раковине журчала вода. Картошка лежит там, на полу… А здесь эта вышка и пловунчики…

Люда съёжилась, повернула к двери.

Бежать за Гандзей? Ольга Ивановна говорила, магазин рядом, в их доме. Люда вышла в переднюю, сдёрнула с вешалки шубку, обмоталась шарфом. Подхватила выскочившего из комнаты Орешка и, с трудом отворив дверь, вышла на лестницу.

Глеб в это время, подпрыгивая, бежал по хрустящему под ногами снегу домой. В переменку перед последним уроком он отдал учительнице Марье Петровне записку. Она прочитала её и сказала:

— Раз Ольга Ивановна пишет, что надо отпустить, значит надо отпустить. А какие же это у тебя важные хозяйственные дела, Глеб?

— Очень важные, — скороговоркой ответил Глеб. — Понимаете, к нам приехали новые жильцы. У них радиоприёмник, две девчонки. Орешек, самодельный грузовик с завода, совсем как настоящий, и ещё…

— Подожди, — перебила Марья Петровна. — Откуда к вам новые жильцы приехали?

— С Урала, понимаете? Там у нас один очень большой завод, — Глеб даже поперхнулся от волнения, — а их мама ещё дальше, и у неё…

Глеб хотел рассказать про метеорологическую станцию и про заносы, но в это время прозвенел звонок. Глеб запихнул в портфельчик книги и побежал в раздевалку. Из ворот школы он выскочил так быстро, что даже дежурный ничего не заметил, и изо всех сил побежал по переулку.

Около их дома толпился народ.

Но Глеб не стал задерживаться — влетел в подъезд и, прыгая через две ступеньки, помчался на третий этаж.

Дверь в их квартиру была почему-то открыта. Глеб крикнул из передней:

— Го-го, я пришёл!

Ему никто не ответил.

Не снимая шубы, он пробежал коридор, заглянул на кухню: на полу стоял таз с водой, валялся зазубренный ножик, картошка… И нигде никого не было.

Глеб свистнул. Правда, свистеть он ещё не умел, но сделал губами «фьюить!» и прошёлся по квартире. И вдруг услышал: на лестнице кто-то громко вздыхает. Не то вздыхает, не то шепчет.

Глеб приоткрыл дверь.

На площадке стояла Гандзя. В руках у неё была битком набитая сумка. Гандзя загибала по очереди розовые пальцы и считала:

— Рыбу спрягать в кладовку. Потом лук. Молока не достали, будет жареная картошка. Глебу передать, чтобы он…

Глеб мигом спрятался за дверь, а Гандзя сделала взрослое лицо и сказала:

— Людка, не прячься, пожалуйста, я всё равно знаю, что это ты!

Тогда Глеб выглянул из двери и буркнул:

— Людки нету. Вообще никого нету.

— Как нету?

Гандзя вошла в переднюю, поставила на пол сумку с продуктами.

Она пробормотала:

— Мне твоя мама всё накупила и ушла. А Людке велела картошку чистить.

Глеб сказал:

— Н-не знаю.

Вдвоём, держась за сумку, они обошли ещё раз всю квартиру. Посмотрели в ванной, в кладовке, заглянули в чемоданы — может быть, Людка спряталась? Нет, ни её, ни Орешка нигде не было. Пошли в комнату Ольги Ивановны. И вдруг Глеб остановился.

На полу, возле столика у окна, валялись в беспорядке перепутанные блестящие планки, пловцы в красных шапочках, судья, а поверх них — твёрдая слюдяная вода.

— Смотри! — шепнул Глеб, присаживаясь на корточки. — Кто-то свалил. Подарок мамин. Ей ребята из бассейна сами сделали и подарили. Которых плавать учит…

— Смотрю, — сказала Гандзя.

Она перехватила сумку и подсела к нему.

— Что-то случилось, — шепнул Глеб.

— Случилось, — повторила Гандзя.

Они долго молча разглядывали сломанную вышку, потом вернулись в переднюю. Постояли, схватившись за сумку. Наконец сделали так: Гандзя отнесла продукты в кладовку, Глеб сбегал вырвал листок из тетрадки и старательно и криво написал на нём синим карандашом:

«Мама мы пшли (букву «о» Глеб пропустил) искать Люду она пропала».

Вдвоём они привесили листок к ящику для газет, захлопнули за собой дверь, подёргали её и отправились на пояски.

А с Людой произошло вот что.

Когда она вышла во двор, на небе что-то случилось — светило солнце и сыпался лёгкий снег.

Орешек высунул нос из-под шубки и поймал снежинку.

Посреди двора три девочки строили крепость. Мальчишка на сломанных лыжах погрозил Люде латкой.

Люда сделала вид, что она живёт в этом доме по крайней пере сто лет, и зашагала к воротам.

На улице был как будто праздник! Навстречу бежали, шли прохожие. Как огромный усатый жук, катился троллейбус. На углу стоял милиционер. Он был весь новенький и блестящий от пуговиц. Под вывесками магазинов светились сосульки.

Люда сразу забыла про сломанную вышку, про Ольгу Ивановну, даже про Гандзю… Она вытащила Орешка и поставила на тротуар. Орешек сперва мелко-мелко задрожал, потом поднял хвост и стал обнюхивать снег.

— Ой-ой, смотрите, прелесть какая! — закричали две девушки с чемоданчиками.

— Это мой Орешек, — гордо сказала Люда. — С Урала.

— Уральский орешек, кедровый орешек! — засмеялись кругом.

Его подхватили, поставили на тумбу. Кто-то положил перед ним кусочек колбасы.

Из ворот дома выехал мальчишка на лыжах. Он пробрался к Люде и громко сказал:

— А я знаю, чья это собака: жильцов новых, вот чья.

Люда вдруг помрачнела. Запихнула Орешка снова под шубку и быстро пошла по улице. Она свернула в первый же магазин и остановилась. Это был какой-то странный магазин: на пачках лежала белая капуста; прямо на полу был свален горой блестящий коричневый лук; в огромных бочках плавали, как рыбы, тупоносые огурцы. Пахло яблоками и капустой. Люда посмотрела направо, налево — Гандзи среди покупателей не было. Да и самих покупателей почти не было. Тогда она пошла к выходу.

• Предыдущая
• 3/14
• Следующая